Пирамида баксов

– Его выпустили только для того, чтобы убить, – сказал за моей спиной Мартынов. – Шутки кончились, теперь в этом нет никаких сомнений.

Я гнал машину прочь из Москвы с такой скоростью, будто у нас на хвосте висела безжалостная, жаждавшая крови погоня.

– Я стал крутить Косинова по полной программе, – тем временем рассказывал мне Мартынов. – Ты дал мне зацепку, и я уже знал, от чего отталкиваться. Он, когда обнаружил, что я не собираюсь с ним беседовать о том мифическом героине, заметно напрягся. Он ведь неглупый был человек, надо отдать ему должное, понимал, что с героином у нас вряд ли что-нибудь выгорит. Найдут хорошего адвоката, потом еще протопчут тропинку к судье – при его-то деньгах в тюрьму по такому обвинению не садятся. А тут я с ним не про героин, а про все остальное. И он запаниковал.

– «Про все остальное» – это про что?

– Ну, обычное дело, – сказал Мартынов. – Ищешь болевые точки у подследственного, перепрыгиваешь с темы на тему – то про финансовую пирамиду, в которой участвовала его жена, то про его отношения с женой и про те неприятности, которые с поклонниками его супруги случались, то вообще начинаешь банально топтаться по его бизнесу, у нас ведь предпринимателей таких нет, за которыми грешков совершенно не числится. И вот когда он обнаружил, что я о героине совсем не упоминаю и меня наркотики нисколько не волнуют, потерял покой наш Косинов. А в таких случаях ошибки неизбежны. Где-то подследственный обязательно маху даст. И он дал. Раскрылся. Я как раз терзал его вопросами, не он ли подстраивает неприятности поклонникам своей жены? Нет, говорит, не я. Я вообще с ней разводиться собирался и плевать хотел на ее поклонников. А знал, значит, о поклонниках? Это я его подловил. Ему деваться некуда. Знал. Откуда? Тут уже отработанная технология, Жень. Если подследственный поплыл, начал хоть бы в малом уступать, уже нельзя с него слезать, надо давить и давить, он тогда все больше нервничает, ошибается, и дальше уже только дело техники. Раскрутить его ничего не стоит – эта задача решается на уровне опытного опера. В общем, выясняется, что какие-то добрые люди настучали ему на его жену и на Демина. Проследили, зафиксировали и поделились информацией с мужем-рогоносцем. А Косинов горяч и этого дела так не оставит. Улавливаешь? Его руками решили Демина отвадить от Анны Косиновой. Он-то мне все это рассказал с перепугу. Я даже могу просчитать, как он размышлял. Он думал, что мы ведь можем запросто уже знать о том, что кто-то снабдил его информацией, что кто-то наябедничал на Демина. Ему источник информации неизвестен, а потому он не понимает, можем мы это знать или нет. Как умный человек, он не прячется от проблем, а начинает просчитывать все происходящее по самому невыгодному для себя варианту. Он допускает мысль о том, что нам уже известно многое. Что ему делать? Лучше всего – не таиться. Рассказать. Так он себе обеспечит косвенное алиби. Я, мол, не знаю, известно вам это или нет, а все равно рассказал как на духу, потому что мне утаивать нечего, я чист, чего и вам желаю. То есть я знал о том, что Демин ухлестывает за моей женой, но Демин-то жив, ничего с ним не случилось – лучшее подтверждение незапятнанности моей репутации. А для меня все эти его рассуждения-размышления были пустым звуком. Потому что дело вовсе не в этом, дело в другом. Хотел Косинов Демина убить или не хотел – это сейчас не так важно. Важно то, что Демина точно хотели убить другие люди. Те, из пирамиды. Потому что компромат на Демина сбросили Эдуарду Косинову сразу после того, как его жена сообщила своему куратору о подозрениях в отношении Ильи. Вот до чего я докопался. А начальство мое меня теребит: ну что там у тебя? Я докладываю как положено. Меня сразу – в командировку, Косинова – на волю, а дальше ты и сам все видел.

– Может, это какая-нибудь государственная пирамида? – высказал я предположение. – Правительство, допустим, специально какой-то финансовый проект тайком осуществляет. Ну чтобы, к примеру, денежную массу сократить, чтобы инфляции не было, специально деньги в своих руках аккумулируют.

– Чепуху говоришь, – определил Мартынов.

– Ну как же чепуху! – не согласился я. – У Ани Косиновой куратор – председатель Государственного комитета, считай что министр. И прокуратуре вот, вы же сами говорите, не понравились все эти наши доморощенные изыскания.

– Такие вещи на государственном уровне не делаются, – сказал Мартынов голосом человека, многое в жизни повидавшего и отдающего себе отчет в том, что возможно, а что невозможно. – Где государство, там всегда чиновники, где чиновники, там непременно бумагооборот, все эти входящие-исходящие, а где бумагооборот, там подписи ответственных и визы вышестоящих начальников, а это уже катастрофа, когда есть документы и есть подписи, потому что остаются следы. Нет, подпольную пирамиду само государство организовывать не будет. Здесь другое, Женя. Чиновники, то есть государство, просто закроют глаза на то, что кто-то организовал пирамиду, и за это свое якобы неведение будут получать процент. Подробности работы вот этой пирамиды, к которой мы с тобой подступились, я пока не знаю. Но я наслышан, как работали пирамиды первого, так сказать, призыва, те, которые давно развалились и ныне живут лишь в памяти народной. Там ведь кормились все. Деньги вносили высокопоставленные государственные чиновники, эстрадные звезды, бандиты, работники милиции, ФСБ и прокуратуры. И получали хороший навар, заметь.

Что-то подобное я уже слышал. От Ани Косиновой. Она убеждала меня в том, что финансовая пирамида – это тот же бизнес, вполне приличное дело, где не гнушаются кормиться не самые худшие из наших сограждан. Все совпадало.

– Обычно мелкий бизнес, мелкие деньги контролируются мелкой шантрапой, – сказал Мартынов. – А вот серьезный бизнес, где деньги огромные, контролируется людьми серьезными. Тут бизнес серьезный, Женя. Тут большие обороты, без всяких налогов, без надлежащего оформления – все прочие бумаги заменяет какая-то фитюлька с нелепой просьбой принять пятьдесят тысяч долларов на непонятную абстрактную благотворительность. Мечта любого афериста.

– Значит, будем прятаться? – спросил я.

– Ну ты же видел, что они сделали с Косиновыми, – вздохнул Мартынов.

Значит, будем прятаться.

– Я не пойму, чем им Косиновы не угодили, – сказал я.

– Рубят концы. Чтобы дальше выхода не было. На следующий уровень.

– Но ведь мы знаем! – осенило меня. – Дзюба! Министр этот! Председатель госкомитета!

– Это мы знаем. А начальство мое не знает, что я знаю.

– Как же так?

– Я не назвал фамилии. Будто я не в курсе. Говорю: куратор Анны Косиновой. А они мне: а кто он? Фамилия! А я в ответ: не знаю. Установим в ходе дальнейших следственных действий. Поостерегся я. Знаешь, у нас в системе есть такое негласное правило: не говори всего, что знаешь, но знай все, что говоришь.

Я посмотрел на Мартынова уважительно. Вот это зубр! Вот это матерый волчара! Тертый калач! А он еще прибеднялся, говорил мне, что вот, мол, ваше поколение, молодые – это да, у вас мозги по-другому устроены, за вами будущее, мол, а мы зашоренные, закомплексованные и вообще к этой жизни не приспособленные старики. Да эти старики нас одной левой! Потому что они такие видали дали, их так жизнь мяла и учила, их так штормило и колбасило, что никому из них эта наука даром не прошла, все они в отличниках ходят, а мы – так, на второй год остались. Мы слишком легкомысленны и беспечны, мы думаем, что жизнь беззаботна и ласкова к нам и еще что она, эта жизнь, будет длиться вечно. А такие, как Мартынов, знают, что все это фигня на постном масле, байки для дураков, что вся жизнь – это всего лишь путь от легкомысленных заблуждений юности к мудрому знанию старости.

– Ничего, – пробормотал я. – Прорвемся. Мы в такое надежное место едем, что там нас ни за что не найдут, даже если с собаками искать будут.

Илья Демин в уже знакомом мне домашнем халате стоял на крыльце дома и что-то выговаривал двум девчонкам – представительницам до неправдоподобия разросшейся семьи просто Марии. Вид у нас, похоже, был крайне встревоженный, да еще со мной приехал Мартынов, что уже было для Демина сигналом тревоги, и Илья тотчас изменился в лице, едва только нас увидел.