Страница 43 из 60
– Ты – единственная женщина, которую я любил, и другую я никогда не полюблю… А теперь я больше не хочу тебя видеть. Уходи!
– Но… – Умоляюще глядя на него, она протянула руку.
– Убирайся, Мэдлин. – Он резко повернулся к стене, чтобы больше на нее не смотреть. – Ради Бога! Неужели тебе совершенно чужда жалость?
Мэдлин было мучительно больно. Ее ложь, какой бы необходимой она ни была, оказалась крайне жестокой. И все-таки ей нельзя было исполнить его приказ – пока нельзя.
– Эйдан, как ни неприятно тебе меня слушать, это еще не все. Пожалуйста, позволь мне договорить.
Вот как? Что же еще она может сделать? Только добить его.
Она тяжело вздохнула.
– Этот человек…
– Твой муж?
Мелоди кивнула.
– Я вышла замуж за чудовище, – выпалила она в отчаянии. – Он держал меня в плену у себя дома, постоянно наблюдал за мной. Он меня бил… – Она судорожно вздохнула. – Он не просто плохой, не просто жестокий или несправедливый. Я жила с извергом! – У нее перехватило дыхание. Она прижала руку к шее и продолжила: – А теперь он знает, что я как-то связана с Мелоди и с тобой. Я боюсь, что этот негодяй будет мстить тебе за то, что ты меня укрывал.
Упоминание о ее муже вывело Эйдана из равновесия. Одно только его существование делало жизнь невыносимой.
– Вряд ли он способен нанести мне больший ущерб, неужели ты.
Мэдлин вскинула голову:
– Да, ты прав. Мне не следовало тебя любить. Это неизбежно должно было принести нам обоим одну только боль. – Она пыталась дышать ровно, но, казалось, воздух в легкие не попадает.
– Я сейчас уйду, и на этот раз постараюсь больше с тобой не встречаться. Но ты должен обещать мне одну вещь.
– И ты еще смеешь ставить условия?
– Увези Мелоди из Лондона. Немедленно.
Он нахмурился.
– Девочка должна ждать Джека здесь. Наверняка ее отец – это он.
Она отмахнулась от его довода:
– Если ты можешь поверить мне хоть в малом, то знай одно: любому, кто хоть как-то связан со мной, угрожает опасность. Особенно тому, кто слаб и уязвим.
В устремленном на нее взгляде не было ни капли жалости.
– Это очередной твой спектакль?
Мэдлин в отчаянии прикрыла глаза.
– Просто… увези ее куда-нибудь. К себе домой. В гостиницу. Куда угодно, только не оставляй здесь, прошу тебя!
Синие глаза Эйдана были холодны, словно небо Арктики. Господи, она никогда не видела у него такого ледяного взгляда.
– Хорошо, если ты сразу же уберешься отсюда.
Она все еще медлила.
– Немедленно, слышишь?
Глава 28
Мэдлин взяла со стула жакет и ридикюль.
– Я… я завтра пришлю кого-нибудь за моими остальными вещами…
Он стукнул кулаком о стену, и этот звук отозвался болью у нее в теле. Она знала, что Эйдан никогда не ударил бы женщину, однако испугалась, что в сражении со стеной каменной преграде удастся нанести ему серьезную травму, перед тем как превратиться в руины.
Она посмотрела на его широкую спину, и при виде к того, как судорожно вздымаются и опадают его плечи, снова почувствовала прилив обжигающего сожаления.
«Живи дальше, любимый. Когда-нибудь ты полюбишь ту, которая будет тебя достойна. Будь счастлив, если сможешь».
Плохо видя из-за наполнивших ее глаза слез, Мэдлин с трудом нащупала дверную ручку. И, неслышно ступив за порог, осторожно закрыла дверь. Наверное, он все равно услышал, как щелкнул язычок замка, потому что стену сотряс еще один удар.
Из ее горла вырвалось сдавленное рыдание, с которым ей не удалось справиться, но в пустом коридоре его никто не услышал. Она не имеет права на слезы. Единственная причина всей этой мерзости – ее собственная трусость.
Чтобы хоть как-то загладить свою вину, Мэдлин решила рано утром сесть на корабль, отплывающий на Ямайку. Оставалось только надеяться, что так она выведет из-под удара клуб «Браунс» с его обитателями.
– Вильгельму это не понравится, – пробормотала она себе под нос, привычно поворачивая голову чтобы посмотреть на улицу из окна в конце коридора.
При ее приближении из ниши в стене шевельнулась какая-то тень.
– Ах нет, моя дорогая, ты ошибаешься, – произнес ласковый голос. – Совсем наоборот!
Мэдлин окаменела. «Как же так? Не может быть! Он здесь?»
Ее муж вышел в полосу тусклого света, падавшего от бра, и тепло ей улыбнулся:
– Очень даже понравится!
Мэдлин с ужасом вспомнила, что во время своей отчаянной исповеди она забыла сказать Эйдану одну чрезвычайно важную вещь.
Она не назвала имени этого чудовища.
У нее не осталось и доли секунды, чтобы крикнуть: удар кулака Вильгельма отправил ее во тьму.
…Она ушла. Неужели просто вышла в парадную дверь? Впрочем, это не имело значения. Пусть даже слуги клуба хватают ее и выкидывают на улицу – какое ему до этого дело?
Эйдан стиснул пульсирующий болью кулак, но не стал давать выход своей ярости очередным ударом в стену.
«Мелоди – не твоя дочь».
Он прижался лбом к холодному камню и остался наедине со своим горем.
Он один. Какая нелепость!
Колин позлорадствует по поводу его заблуждения – в этом Эйдан нисколько не сомневался. Но с другой стороны, даже его приятель в конце концов подпал под чары этой ведьмы.
Однако его почему-то нисколько не утешала мысль о том, что на этот раз дураками оказались они все: он сам, Колин, Мелоди.
«О Боже! Что я скажу малышке? Извини, милое дитя, это была неудачная шутка. У тебя нет ни мамы, ни папы. Ты оказалась просто найденышем. Ой-ой!»
Он, намеревавшийся всю жизнь оставаться холостяком, вдруг круто изменил свое решение и стал почти отцом и почти что мужем. И вдруг все закончилось. Мэдлин оставила после себя такие разрушения, что вряд ли он когда-нибудь придет в себя.
В прошлый раз сохранить рассудок ему помог Джек. На этот раз придется справляться самому.
Следующие часы, день, неделя, месяц отпечатались в его памяти, но оставались темной картиной, словно он смотрел на мир через закопченное стекло.
Цена каждого вздоха была такой высокой, что он почти не разговаривал. Усилия, необходимые на то, чтобы одеться – даже с помощью камердинера, – настолько его утомляли, что он почти не выходил из дома. И к тому же так похудел, что все костюмы стали ему велики.
…Именно Джек помог ему вернуться к жизни. Его друг был настолько потрясен гибелью Блейкли и доставшимся ему наследством, что это лишило его остатков сил, которые он еще сохранял после серьезного ранения в том же сражении. Колин и Эйдан забыли о собственных проблемах, чтобы помочь Джеку пережить этот черный период.
Он даже стал приходить в норму – до того момента, когда девушка, память о которой поддерживала его все это трудное время, не ответила жестоким отказом на его предложение и даже приказала вышвырнуть его из дома.
Это практически уничтожило того Джека, которого они знали. В следующие черные месяцы Колину и Эйдану часто приходилось выручать друга из очередного пьяного скандала. Казалось, он твердо решил дойти до предела саморазрушения.
В конце концов им все-таки удалось заставить его протрезветь и вспомнить об обязанностях по отношению к тем людям, которые жили во владениях его семьи. Прежде веселый и жизнерадостный Джек стал серьезным и замкнутым, но по крайней мере согласился двигаться, говорить и дышать. Что до остального, то он никаких обещаний не давал.
Помогая другу, Эйдан и сам научился преодолевать душевные невзгоды.
Его раненое сердце стало заживать, но стать таким, как прежде, уже не могло. Он пытался ухаживать за дамами, чтобы прогнать Мэдлин из своих мыслей с помощью новых встреч, но в итоге ничего из этого не вышло. Казалось, Эйдан навсегда потерял способность любить кого-то – и он решительно не желал предлагать себя какой-либо женщине при полном отсутствии чувства.
И тем не менее он влюбился жарко и безоглядно. И дело скорее всего не в очаровании или красоте Мэдлин, хотя и того и другого у нее имелось предостаточно. Возникло нечто новое, пугающее и волнующее. Может быть, это и называется родство душ? Соединение двух частей одного целого?