Страница 49 из 183
Ишак растерялся, поняв, что попал впросак, и подавленно молчал.
Слонявшиеся по бараку зеки, подошедшие послушать беседу Сарафана с Ишаком, услышав, как Сарафан
хитро подколол Ишака, беззаботно засмеялись.
Играя на зрителей, Сарафан, сжалившись, сказал Ишаку:
— Ради старого знакомства, которое ты не забыл, попытаюсь найти какого-нибудь суррогата, чтобы ты отвел
свою душу, но помогаю тебе первый и последний раз. Выступив с Филей против меня, — Сарафан возмущенно
постучал себя в грудь, — ты предал кореша, наше братство.
Подозвав одного зека, Сарафан что-то прошептал ему на ухо, а когда он уходил, то сказал ему вслед:
— Скажи ему, что беру в долг! — и, обращаясь к Ишаку, пояснил: — Видишь, из-за тебя я влез в кабалу.
Его слова у слушателей вызвали улыбки.
— Я бы тоже взял в долг, но мне уже никто не дает, — печально пояснил Ишак.
Принимая кусочек гашиша примерно в 1 грамм от возвратившегося зека, Ишак спросил у Сарафана:
— Что я тебе за него должен?
— Чтобы я тебя в моем квартале не видел, — показывая на ряды между койками, сказал Сарафан. — Если
еще раз обратишься ко мне за наркотиком или еще какой дрянью, то будешь есть яичницу из своих кокочек.
Понял?
Ишак, получив желаемое, да притом на несколько закруток, потерял рассудок от предстоящего удовольствия.
Сейчас он мог обещать Сарафану не только возможное, но и невозможное.
— Принимаешь условие?
— Принимаю! — беспечно согласился Ишак, спеша удалиться.
Когда Ишак ушел, то к Сарафану подошел зек по кличке Веселый, основной работой которого были
организация и руководство художественной самодеятельности не только отряда, но и лагеря. Его считали
честным и справедливым человеком. Своими стихами он расположил зеков к себе, а поэтому они многое ему
прощали, в том числе и активность.
— Разве можно так издеваться над достоинством человека? — возмутился Веселый.
Портить отношения с Веселым Сарафан не был намерен, так как париться в бараке от звонка до звонка не
планировал, а к мнению Веселого при досрочном освобождении администрация ИТК иногда прислушивалась.
— Я от себя, — показывая на койку, пояснил Сарафан, — никуда не уходил, Ишак сам нашел меня. Он мне
неприятен, как и тебе.
— Почему ты так считаешь? — удивился Веселый.
— Потому что ты, разговаривая с ним, никогда не называл его по имени-отчеству, а, как я, величал Ишаком.
— Я могу пойти и извиниться перед ним, — ответил Веселый, с удивлением признавая правоту Сарафана.
— Ты подожди, не спеши к нему. Как он накурится, тогда иди. Он будет тебя слушать и, возможно, споет с
тобой веселую песенку.
— С тобой спорить бесполезно, — сдаваясь, пробурчал Веселый, — но ты с Ибрагимом Мамедовичем
поступил нехорошо.
Его слова потонули в грохоте смеха.
— Ты знаешь, почему зеки смеются? Потому что Ишака нельзя называть по имени-отчеству. Давай сейчас
пойдем к Ишаку и спросим, кто из нас поступил плохо: я или ты?
— У него бесполезно спрашивать по причине подавленности психики.
— Вот и я тебе то же самое говорю, но только другими словами. Я его проводил от себя с настоятельной
просьбой, чтобы он ко мне не приставал, а если подойдет, то расстанется со своими кокочками, которые я могу
тебе подарить на блюдечке.
— Ты же не зверь, зачем тебе такая жестокость?
— Я такой же зверь, как и ты, посмотри на свою полосатую одежду. Мы за решеткой, но только не в зоопарке, а в так называемом ИТК, где ты меня от общения с Ишаком и тому подобными ограждать не берешься. Подскажи
выход. Можешь не искать его: выхода нет.
Если Ишак нарушит наш договор, то я угрозу в отношении его исполню, за что государство мне должно
выдать награду, так как без его потомства у нас ишаков и так хватает. — Торжествуя в словесном поединке свою
победу, Сарафан ради приличия спросил Веселого: — У тебя ко мне другие вопросы есть?
К его удивлению, Веселый ответил утвердительно:
— Ты в нашей художественной самодеятельности участие не желаешь принять?
От такого неожиданного вопроса у Сарафана глаза на лоб полезли:
— Ты что, уху ел? Еще я в артистах не ходил. С чего тебя угораздило?
— Показал бы людям, как ты можешь ножи, топоры кидать. Получился бы неплохой номер.
— Ты меня обижаешь. Я — и буду перед разной шушерой выпендриваться, чтобы заработать аплодисменты.
Ай-ай-ай, до чего ты додумался! — покачивая головой из стороны в сторону, засмеялся Сарафан.
— Ты хоть на концерт придешь?
— Если поведут, отказываться не буду.
— Тогда и за такое снисхождение спасибо, — усмехнувшись, поблагодарил Веселый, покидая Сарафана.
— Чего он к тебе причепился? — поинтересовался Валет после ухода Веселого.
— На то он и член актива, чтобы к нам прилипать, смотришь, на пару лет раньше освободится.
— Ты заметил, как они сейчас активничать стали и сколько их развелось.
— Хозяин после случая с Меченым всем сделал накрутку, вот они и сбесились. Пройдет немного времени, и
пыл пройдет, — успокоил он Валета. — Такое мы уже видели. Вот сейчас передо мной распинался Веселый, а ты
знаешь, что у него уже четвертая ходка. Он такой же неисправимый, как и мы, но ему нравится перед нами
бакланить, выдавая себя за начальство. В полиции, думаешь, все предатели служили? Были такие, как Веселый, кому хотелось свою дешевую власть показать.
— На хрена ты связался с Ишаком, тем более в ущерб себе дал ему наркотик?
— Чтобы Ишак видел и передал другим, что у меня наркотиков нет, чтобы его шобла искала наркотики не у
меня, а в другом месте. Ты знаешь, что лучше Жука у нас в бараке никто в карты не играет. Он все наши деньги
может сложить себе в чулок, а он их часть проигрывает другим нарочно.
— Ну и дурак! — осудил его Валет.
— Ты сам дурак! — снисходительно заметил Сарафан.
— Почему ты так думаешь? — не обижаясь на оскорбление, полюбопытствовал Валет.
— Если он все деньги барака выиграет, да еще не дай Бог никому не даст в долг, азартная жизнь в бараке
угаснет, не будет интереса жить, не будет товарообмена. Зеки пойдут на убийство, распотрошат его и правильно
сделают. Жук и сам живет, и другим не мешает.
— Получается, что он дирижирует нами, как оркестром? — спросил Валет.
— Мною он не дирижирует. Я в его игры не играю. Если я кому проигрываю в шахматы несколько стольников, то в том трагедии нет. Ты заметил, я стал иногда выигрывать у самого Чурбака.
Заключенный по кличке Чурбак получил свою кличку за то, что долго обдумывал каждый свой ход, истуканом
восседая около шахматной доски, сохраняя невозмутимость при подсказках со стороны и делая ход лишь тогда, когда сам считал его необходимым.
Благодаря своей выдержке, он часто выигрывал в шахматы у тех игроков, которые лучше его играли, но были
темпераментными и неусидчивыми.
— У Чурбака я не взял умения, но вооружился его терпением, как ты не раз видел, у меня стало получаться.
— В нашем ли возрасте заниматься такой чепухой? — недовольно заметил Валет.
— Выше головы не прыгнешь, — согласился с ним Сарафан. — Только, ради Бога, не мечтай вслух и мне на
нервы не действуй: и без тебя тошно.
Стараясь отвлечь Валета от грустных мыслей, Сарафан пошутил:
— Чего тебе плакать, когда сама Валентина положила на тебя глаз?
Зека по кличке Валентина погубила его красота. Если он вначале боролся и дрался за свою невинность, то
впоследствии не только смирился со своей участью, но и сам стал себя вести, как кокетливая женщина. Из всех
«голубых» он стал самой престижной и дорогой целью.
Глубоко вздохнув, Валет выдавил:
— Ох, Господи, Господи, нам только остается глину месить...
Глава 36
Сарафан, являясь признанным авторитетом в бараке, своим положением не злоупотреблял и внешне себя