Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 33

— Я? Я пребываю на грани голодной смерти, — был ответ. — И еще ты с разными глупостями пристаешь.

— Не грусти, венценосный, — сказала она. — Предпринятые мною шаги дают некоторую надежду на улучшение твоего положения!

— Твои? Что-то сомнительно.

Малта низко склонила голову и сидела так некоторое время. Ее трясло. Потом она начала думать, что, по-видимому, все-таки оплошала, что-то сделала или сказала не так и если что-то изменится, то разве что к худшему. В это время раздался стук в дверь. Наверное, это пришел юнга с ужином.

Малта могла бы просто разрешить ему войти. Она сделала над собой очередное усилие, поднялась на ноги и открыла дверь.

Там стоял собственной персоной старпом. И при нем — трое матросов, один другого здоровей. Старпом чопорно поклонился.

— Сегодня, — сказал он, — вы ужинать с льюфей. Ты… твоя… тебе… тьфу! Мыться. Одеваться!

Его небогатый словарный запас был явно исчерпан, так что он просто указал на матросов, державших полные ведерки горячей — аж пар шел — воды и целые охапки разнообразной одежды. Малта сразу отметила среди одежды явно женские принадлежности. Итак, ей удалось убедить их не только насчет сатрапа, но и в отношении себя самой.

Ох, как трудно было удержаться и не выдать охвативший ее победный восторг!

— Если государь того пожелает, — с прохладцей ответствовала она. И жестом, достойным потомственной аристократки, велела им заносить все доставленное в каюту.

— Что ты намерена делать? — набравшись смелости, обратился Уинтроу к кораблю.

Ночной ветер явственно холодил, и, стоя на баке, Уинтроу обхватил себя руками, чтобы согреться. «Проказница» на всех парусах неслась назад в Делипай. Если бы Уинтроу мог повелевать стихиями, он первым делом приказал бы ветру утихнуть, чтобы корабль шел как можно медленнее и у него было время как следует поразмыслить.

Несмотря на поздний час, в море было отнюдь не темно. Лунный свет ярко играл на гребешках волн, и спины морских змей, плотным строем окруживших корабль, вспыхивали звездами. А какими цветами переливались их глаза! Медью, серебром, теплым золотом, жутковато-розовым и голубым. В море словно бы распустились светящиеся ночные цветы. Всякий раз, выходя на палубу, Уинтроу не мог отделаться от ощущения, что змеи пристально за ним наблюдали. Быть может, он ошибался. А может, и нет.

Словно в ответ на эту мысль, из воды высунулась гривастая голова. В потемках Уинтроу не взялся бы утверждать наверняка, но, похоже, это была зелено-золотая змея с острова Других. Несколько мгновений она держалась вровень с судном, внимательно глядя на Уинтроу. Двуногий, я знаю тебя! — прозвучал в его мозгу бестелесный шепот извне. Говорила ли она с ним? Или он просто припоминал ее голос, услышанный на том берегу? Уинтроу не мог с уверенностью сказать.

— Намерена по поводу чего? — издевательски осведомилось изваяние.

Он знал: Молния могла прихлопнуть его как муху. В любой миг, по выбору. А значит, бояться было просто бесполезно, и Уинтроу отодвинул все страхи подальше.





— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Альтия и Брэшен нас ищут. Нельзя исключать, что они поджидают нас где-нибудь вблизи Делипая. А могут подойти к нам прямо в гавани. Ну и что ты будешь делать тогда? Ты и твои змеи?

— А-а, так вот ты про что. Ну… — Носовая фигура откинулась назад, глядя на него через плечо. Ее черные локоны вились, словно гнездо живых гадюк. Она поднесла палец к губам, словно намереваясь поделиться с ним величайшим секретом. Однако ответила громким «театральным» шепотом, предназначенным скорее для Кеннита, который, стуча деревянной ногой, как раз вышел на палубу: — А вот что захочу, то с ними и сделаю. — И улыбнулась пирату, уже откровенно глядя мимо Уинтроу. — Доброй ночи, милый!

— Доброй ночи и попутных ветров тебе, моя красавица, — отозвался Кеннит. Перегнувшись через фальшборт, он коснулся громадной ручищи, которую приветственно протянула ему Молния. Когда капитан улыбнулся Уинтроу, его зубы блеснули той же белизной, что и у морских змей: — Доброй ночи, Уинтроу. Надеюсь, у тебя все в порядке? А то тогда, у меня в каюте, ты какой-то был весь изможденный.

— Не все у меня в порядке, — откровенно ответил Уинтроу. Он смотрел на Кеннита, и сердце гулко стучало в его груди. — Я на части рвусь. Даже спать не могу из-за страхов, которые на меня наседают. — И он оглянулся на Молнию: — Не надо так легкомысленно отмахиваться от меня, я ведь о нашей с тобой семье говорю! Альтия — моя родная тетка и твоя многолетняя подруга и спутница. Подумай об этом, корабль! Она вставила заветный нагель [3] и первой приветствовала тебя, когда ты пробудилась! Неужели ты об этом не помнишь?

— Помню, и очень хорошо. А еще лучше — о том, как она почти сразу ушла и бросила меня одну. И тем самым допустила, чтобы Кайл сделал из меня работорговый корабль! — И Молния выгнула бровь, косясь на Уинтроу: — Тебе бы такие воспоминания о последнем свидании с ней… Посмотрела бы я тогда, что за чувства вызвало бы у тебя ее имя!

Уинтроу сжал кулаки, не позволяя отвлечь себя от первоначально заданного вопроса.

— И тем не менее, — сказал он, — она по-прежнему член нашей семьи. Что делать-то будем?

— «Мы»? «Нашей»?.. Я смотрю, ты меня опять со своей Проказницей перепутал. Мальчик мой, между мной и тобой нет и быть не может никаких «наших» и «нас». Ты — отдельно и я — отдельно. Если же я иногда говорю «наше» и «мы», знаешь, я вовсе не тебя имею в виду.

И она одарила Кеннита ласкающим взглядом.

— А я не верю, что в тебе вправду ничего от Проказницы не осталось! — упорствовал Уинтроу. — Иначе ты бы с такой горечью все это не вспоминала!

— Опять начинается! — Молния со вздохом закатила глаза.

— Боюсь, нам действительно придется кое-что обсудить, — тоном утешения обратился к ней Кеннит. — Не дуйся, Уинтроу. Лучше скажи откровенно: ты-то чего хочешь, чтобы мы сделали? Чтобы отдали Молнию твой тетке и тем оградили твои родственные чувства? Ну и где же, позволь спросить, твое чувство долга передо мной?

Уинтроу медленно подошел и встал рядом с Кеннитом у фальшборта.

3

Заветный нагель… — В первой книге трилогии («Волшебный корабль») рассказывается о «пробуждении» живого корабля, наступающем после того, как непосредственно на его борту уходило из жизни третье поколение владельцев судна, членов одной и той же семьи. При этом в голову носового изваяния вставлялся длинный деревянный гвоздь, который в момент своей кончины обязательно держал в руках умирающий капитан.