Неугомонный

Аткинс писал о своей жизни, о семье, о детях и внуках, временами присылал фото, и Валландеру приходилось просить Линду помочь скачать их из Сети. Жизнерадостные кадры, с военными кораблями на заднем плане, сам Аткинс в форме и его большая семья улыбаются Валландеру. Аткинс, лысый, худой, обнимал за плечи столь же худую и улыбающуюся, но не лысую жену. У Валландера возникло ощущение, что снимок взят с рекламного плаката стирального порошка или нового сорта кукурузных хлопьев. Счастливая американская семья посылала ему привет.

Однажды, заглянув в ежедневник, Валландер увидел, что прошел ровно месяц с тех пор, как Хокан фон Энке вышел из квартиры на Гревгатан, закрыл за собой дверь и больше не вернулся. Именно в этот день Иттерберг и Валландер долго говорили по телефону. В Стокгольме одиннадцатого мая лил дождь. Иттерберг казался унылым — то ли из-за погоды, то ли из-за расследования, Валландер так и не понял. Сам он прикидывал, как бы ему вычислить и арестовать преступника, виновного в злосчастных побоях на пароме. Иными словами, разговор в тот день вели двое усталых и весьма брюзгливых полицейских. Валландер спросил, по-прежнему ли Полиция безопасности проявляет интерес к исчезновению.

— Время от времени заходит некий Вильям, — ответил Иттерберг. — Честно говоря, не знаю, имя это или фамилия. И кстати, не скажу, чтобы это очень меня занимало. Последний раз, когда он был здесь, мне вдруг захотелось его удавить. Я спросил, нет ли у них чего, что могло бы нам помочь. Обыкновенный учтивый обмен небольшими услугами, который, как утверждают, есть основа основ демократической страны под названием Швеция. Ну хотя бы самое незначительное предположение насчет того, что могло случиться. Разумеется, ничем подобным Вильям не располагал. Во всяком случае, по его словам. Правда ли это, нет ли — кто знает? Ведь вся их профессиональная деятельность строится на игре с ложью и обманом как наиболее эффективными инструментами. В том числе обманывают и нас, обыкновенных полицейских, но для нас это, скажем так, непринципиально.

Закончив разговор, Валландер вернулся к открытой папке с протоколами допросов. Рядом на столе лежала фотография, лицо зверски избитой женщины. Вот почему я этим занимаюсь, подумал он. Потому, что она выглядит вот так, потому, что ее едва не убили.

Под вечер, когда Валландер приехал домой, оказалось, что Юсси захворал. Пес лежал в конуре, отказывался есть и пить. От тревоги Валландера бросило в холодный пот, и он немедля позвонил знакомому ветеринару, который в свое время помог ему поймать мерзавца, жестоко издевавшегося над жеребятами, что паслись на лугах в окрестностях Истада. Ветеринар жил в Косеберге и обещал приехать. Осмотрев собаку, он сказал, что Юсси наверняка просто сожрал что-то неподходящее и скоро поправится. Той ночью Юсси спал на коврике у камина, и Валландер время от времени заглядывал к нему. Утром пес поднялся, хотя на ногах держался не очень твердо.

У Валландера словно гора с плеч свалилась. На работе, включив компьютер, он вскользь подумал, что уже пять дней ничего не слыхал от Аткинса. Вероятно, рассказывать больше нечего и фотографий не осталось. Но около полудня, как раз когда Валландер начал прикидывать, поехать ли на обед домой или перекусить где-нибудь в городе, раздался звонок из проходной. Пришел посетитель.

— Кто? — спросил Валландер. — И по какому поводу?

— Он иностранец, — сказала дежурная. — Вроде полицейский.

Валландер встал, спустился вниз. И сразу понял, кто к нему пожаловал. Посетитель был не в полицейском мундире, а в форме американского флота. С фуражкой под мышкой перед ним стоял Стивен Аткинс.

— Вообще-то я не хотел являться без предупреждения, — сказал Аткинс. — Но, к сожалению, ошибся насчет времени прибытия в Копенгаген. Позвонил вам домой и на мобильный, но безуспешно, вот и приехал сюда.

— Вы вправду меня удивили, — отозвался Валландер. — Но я конечно же рад вас видеть. Если не ошибаюсь, вы впервые в Швеции?

— Да. Хотя Хокан, мой добрый пропавший друг, все время звал меня в гости, я так и не собрался.

Они пообедали в городе, в ресторане, который Валландер считал самым лучшим. Аткинс оказался человеком симпатичным, с любопытством озирался по сторонам, вопросы задавал не просто из вежливости и внимательно выслушивал ответы. Поначалу Валландер с трудом представлял себе Аткинса командиром подводной лодки, в особенности одной из самых тяжелых в американском подводном флоте, с атомным двигателем. Слишком уж он добродушный. Впрочем, Валландер понятия не имел, по каким критериям подбирают командиров подводных лодок.

В Швецию Аткинс приехал оттого, что тревожился о судьбе друга. Валландер был тронут, заметив, как он обеспокоен. Старик, тоскующий по другому старику, с которым его определенно связывала очень глубокая дружба.

Аткинс остановился в «Хилтоне», рядом с аэропортом Каструп. Взял напрокат машину и поехал в Истад.

— Я не мог отказать себе в удовольствии прокатиться по длинному мосту, — засмеялся он.

На миг Валландер вдруг позавидовал его блестящим белым зубам. После обеда он позвонил в Управление, предупредил, что сегодня его не будет. Затем они сели в машину и поехали к Валландеру домой, причем сам он показывал дорогу. Как выяснилось, Аткинс очень любил собак, и Юсси сразу его оценил. Они совершили долгую прогулку, с Юсси на поводке, шли вдоль полевых межей, временами останавливались, любовались морем и холмистым ландшафтом. Неожиданно Аткинс, прикусив губу, повернулся к Валландеру:

— Хокана нет в живых?

Валландер понял его намерение. Аткинс задал вопрос внезапно, чтобы Валландер не мог укрыться за не вполне правдивым или просто уклончивым ответом. Он хотел ясности. В этот миг он стал командиром-подводником, который хотел точно знать, погиб корабль или нет.

— Мы не знаем. Он попросту бесследно исчез.

Аткинс долго пристально смотрел на него, потом медленно кивнул. Они продолжили прогулку и через полчаса вернулись домой. Валландер сварил кофе. Оба устроились за кухонным столом.

— Вы рассказывали о вашем последнем телефонном разговоре, — сказал Валландер. — Зачем говорить «я сделал вывод», если собеседник понятия не имеет, о чем речь?

— Иной раз думаешь, что собеседник знает твои мысли, — ответил Аткинс. — Может, Хокан считал, что я знаю, о чем он толкует?

— Вы наверняка много разговаривали. Что-нибудь повторялось? Что-нибудь такое, что было важнее всего остального?

Валландер не приготовил вопросы заранее. Они возникали сами собой, с легкостью, именно те, что надо.

— Мы с ним ровесники, — сказал Аткинс. — Дети холодной войны. The cold war.Мне было двадцать три, когда русские запустили свой спутник. И помню, я до смерти перепугался, что они нас опережают. Хокан однажды рассказывал, что испытал сходные чувства, правда менее острые, не такой парализующий страх. Для него русские тоже были чудовищами, хотя и не вполне такими, как для меня. Никуда не денешься, нас обоих сформировала тогдашняя эпоха. Я знаю, Хокана возмущало, что Швеция не вступила в НАТО. Он считал это катастрофической ошибкой. Считал, что нейтралитет не только опасен и порочен, но еще и чистой воды лицемерие. Мы с ним стояли на одной стороне. Что бы ни провозглашали политики с трибун, Швеция находилась не на какой-то там ничейной земле. Когда у вас тут разоблачили русского шпиона Веннерстрёма, Хокан мне позвонил, до сих пор помню. Это случилось в июне шестьдесят третьего. Я служил тогда старпомом на субмарине, которой как раз предстоял тихоокеанский поход. Хокан не возмущался, что этот полковник предал родину и шпионил в пользу русских. Он ликовал! Наконец-то шведский народ поймет, что происходит. Русские просачиваются во все структуры шведской обороны. Перебежчики повсюду, и только присоединение к НАТО может спасти страну в тот день, когда русские решат нанести удар. Вы спрашиваете, повторялось ли что-нибудь в наших разговорах? Политика — вот о чем мы говорили всегда. Особенно о том, как политики урезали наши возможности держаться с русскими наравне. Собственно, я не вспомню ни одного разговора, где бы так или иначе не присутствовали политические раздумья.