Правила мести

— Кто это «они»? — спросил Джонатан.

— «Дивизия». У них повсюду свои люди. Врач, с которым ты работал какое-то время, или просто случайный визитер. Инспектор ООН или важная шишка из Всемирной организации здравоохранения. Сам знаешь. Люди вроде меня.

«Дивизией» называлось секретное агентство под эгидой Министерства обороны США — прежнее место службы Эммы. «Дивизия» проводила самые темные из всех возможных операций. Тайные, всеми отрицаемые и, главное, неподконтрольные конгрессу. Само агентство не занималось сбором разведывательной информации. Члены этой организации не были шпионами, скорее — оперативными работниками, внедренными в зарубежные страны для достижения целей, признанных важными для безопасности или интересов США в мире. Цели могли быть разными, например манипуляция политическим процессом путем шантажа, вымогательства, подтасовки результатов выборов, срыва имеющих геополитическую важность назначений на должность или еще проще — физическое устранение влиятельного лица.

Все оперативники «Дивизии» работали под серьезным прикрытием и под чужими именами. Все они имели паспорта других государств. Короткие операции длились до полугода, более сложные могли продолжаться два года и более. До отправки агента за границу создавалась тщательнейшим образом документированная легенда. В случае поимки или разоблачения оперативника Соединенные Штаты отрицали всякую связь с ним и не предпринимали никаких усилий для его освобождения.

— И что же мне теперь делать? — спросил Джонатан. — Торчать здесь в горах еще лет двадцать?

— Продолжай жить дальше. Представь, что я умерла. Забудь обо мне.

Джонатан поставил на стол чашку с чаем.

— У меня не получится.

— У тебя нет выбора.

Он взял ее руку в свою:

— Ты не права. У меня есть выбор, как, впрочем, и у тебя. Мы можем остаться здесь вместе или вернуться в Африку, отправиться в Индонезию или… черт, сам не знаю… но мы могли бы куда-нибудь уехать. Далеко-далеко, где им даже не придет в голову нас искать.

— Такого места не существует, — прошептала Эмма. — Мир стал слишком мал. Нет больше уголков на свете, где можно было бы просто опустить шторы и исчезнуть. Все укромные места обнаружены, утыканы веб-камерами, и кто-то уже собирается построить там пятизвездочный курорт. Как ты не понимаешь, Джонатан? Если бы для нас существовала возможность остаться вместе, я бы с радостью за нее ухватилась. Мне тоже не хочется с тобой расставаться. На прошлой неделе, когда я исчезла в этой расщелине, не только ты потерял меня. Я тоже лишилась тебя и даже не была уверена, что когда-нибудь увижу тебя снова. Ты должен мне поверить: у нас нет иного выхода, кроме как расстаться. Если, конечно, мы хотим выжить.

— Но…

— Никаких «но». Так нужно — вот и весь разговор.

Джонатан начал было протестовать, но Эмма прижала палец к губам:

— Послушай меня: что бы ни случилось, ты не должен вступать со мной в контакт до тех пор, пока я не разрешу. Как бы ты ни скучал по мне, как бы ни был уверен в своей полной безопасности, убежден, что никто не следит за тобой, ты не должен даже помышлять об этом. Знаю, что это трудно, но ты должен мне довериться.

— А если я все-таки нарушу запрет?

— Они узнают и доберутся до меня быстрее, чем ты.

Десять дней назад Джонатан и Эмма прибыли в Швейцарию, чтобы провести здесь длительный, давно откладываемый отпуск. Опытные альпинисты, они решили совершить восхождение на пик Фург, расположенный на полпути между деревнями Ароза и Давос. В горах произошел несчастный случай: они попали в снежную бурю и Эмма сорвалась с крутого склона. Джонатан спустился с горы в полной уверенности, что жена мертва. На следующий день он получил адресованный ей конверт, содержимое которого приоткрыло дверь в ее тайное прошлое. Джонатан мог бы его проигнорировать, но такое поведение было не в его правилах. Он принципиально не искал легких путей и поэтому погрузился в тайный мир Эммы, страстно желая обнаружить правду, которую она скрывала со дня их встречи.

Его поиски завершились на вершине холма близ Цюриха — их результатом стала смерть четырех человек и ранение Эммы.

Это случилось три дня тому назад.

Джонатан сжал ее руку, а она — в ответ — его. Он не мог отрицать, что в ее прикосновении чувствовалась нежность. Но была ли это любовь? Может, она сделала это просто по привычке?

Внезапно она встала и принялась кругами ходить по хижине.

— Еды у тебя хватит на неделю. Оставайся здесь. Никто не знает об этом месте. Когда уйдешь отсюда, действуй так, как если бы я умерла. Накрепко запомни: это единственный выход. Пользуйся своим американским паспортом. Возвращайся на работу и соглашайся на любое назначение, которое тебе предложат.

— А «Дивизия»? Ты думаешь, у них не возникнет возражений?

— Как я уже говорила, они будут наблюдать. Тебе не нужно беспокоиться. Ты ведь не профессионал. Они не станут тебя трогать.

— А если все-таки станут?

Эмма прекратила свое кружение, плечи ее напряглись. Ответ ее он знал заранее:

— Им нужна я, а не ты.

— И когда же я увижу тебя снова?

— Трудно сказать. Мне надо обеспечить нашу безопасность.

— А если не удастся?

Эмма пристально взглянула на него, и грустная улыбка скользнула по ее губам. На ее языке это означало: «Не задавай больше вопросов».

— Ты должна подробнее мне все объяснить.

— Я очень хотела бы это сделать. Правда, Джонатан.

Тяжело вздохнув, она швырнула свой рюкзак на койку и принялась запихивать туда вещи. Это ввергло его в панику. Джонатан встал и подошел к ней.

— Тебе еще нельзя уходить, — сказал он, пытаясь говорить тоном врача, дающего совет пациенту, а не мужа, теряющего жену. — Тебе пока нельзя нагружать плечо. Рана может открыться.

— Час назад тебя это не слишком беспокоило.

— Это было… — Джонатан оборвал себя на полуслове. Его жена молча улыбалась, но теперь он был в состоянии оценить ее поступок. — Эмма, — сказал он, — ведь прошло всего три дня.

— Да, — согласилась она. — С моей стороны глупо было ждать так долго.

Он смотрел, как она пакует вещи. Снаружи было темно. Начал падать снег. В свете луны снежинки казались хрупкими, как стекляшки.

Эмма взвалила рюкзак на здоровое плечо и направилась к двери. Без поцелуя, без мучительного прощания. Взявшись за дверную ручку, она сказала, даже не обернувшись:

— Я хотела бы, чтобы ты кое-что помнил.

— Что именно?

— Что я вернулась ради тебя.

Самолет подрулил к залу прибытия. Огни в салоне мигнули при переключении на вспомогательное питание. Пассажиры встали, открыли багажные отсеки, и через секунду главный пассажирский салон пришел в движение. Джонатан остался на месте, наблюдая за полицейскими машинами, припарковавшимися перпендикулярно самолету. Никто пока из них не выходит, отметил он про себя. Расстегнув ремень безопасности, он задвинул сумку под сиденье впереди и расставил ноги так, чтобы можно было быстро вскочить. Взор его метался вдоль проходов, в тщетных поисках пути для бегства.

— Леди и джентльмены, говорит командир воздушного судна. Пожалуйста, вернитесь на свои места. Сейчас на борт самолета поднимутся офицеры полиции, чтобы выполнить свою работу от имени правительства ее величества. Необходимо освободить проходы.

Раздался ропот недовольства, пассажиры неохотно разбрелись по местам.

Джонатан подался вперед в своем кресле в сорок третьем ряду, мускулы его напряглись. Через мгновение он увидел первого полицейского, одетого в штатское, в сопровождении офицеров в форме и в пристегнутых ремнями кевларовых бронежилетах, с пистолетами, висящими в кобуре, высоко на бедре, — короче говоря, в полной экипировке. Они бесцеремонно пробирались по проходу прямо к нему. Ни улыбок, ни извинений. Джонатан гадал, что с ним собираются сделать: то ли его будут допрашивать английские власти, то ли американцы добились, чтобы его передали им. В любом случае исход предрешен: ему предстояло «исчезнуть».