Страница 45 из 54
Помолчав, Гурский произнес:
– Рейкееваген уже знает об этом. От Бартлетта. Тот случайно присутствовал при разговоре юной Гонсовской с ее матерью и сразу понял – вот оно! У голландцев исчез первый подозреваемый, и все сразу почувствовали – конец близок. Ведь он всю дорогу пользуется поддельными документами, а сами подумайте, сколько времени можно выдавать себя за кого-то другого? Если он давно и тщательно, до мелочей, продумал всю аферу, если долгие годы проделывал эти штучки с лицом и телом, то наверняка решил, что сейчас самое время сбросить чужую шкуру и вернуться в собственную.
– И теперь будет выглядеть как тогда, на стоянке в Зволле?
Рейкееваген уверен – покойная Нелтье застала его врасплох, иначе бы и она долго гадала, кто такой Соме Унгер. У них были сложные отношения, женщина решила сразу отомстить и за пренебрежение ею как… дамой, и за финансовые махинации. Как они договаривались о встрече – пока никто, кроме преступника, не знает. Во всяком случае, он убил ее, будучи в своем истинном виде. Возможно, именно в таком облике она его знала, а может, лишь в образе Мейера ван Вейна. И он звонил ей голосом ван Вейна, назначая встречу на подворье старой Бернардины. А там убил. И вы имели счастье видеть убийцу в его настоящем виде. Узнав, что и Филип Фейе видел его в день убийства, а значит, тоже в истинном облике, он быстро разделался с парнем. Теперь вернуться в свой настоящий вид мешаете только вы.
– А каково его настоящее имя?
– Этого никто не знает. Сейчас он воплотился в образ Стефана Осадчего. Настоящего Осадчего мы уже нашли. Проживает он… точнее, пребывает в Париже, это бездомный бродяга. И не поручусь за то, что еще жив. Фальшивый же Осадчий позавчера буквально ускользнул у нас из рук, опять повезло подлецу. И помереть мне на этом месте, если пани не стала отныне его главной целью, к пани устремлены все его помыслы…
Он еще издевается! Что ж мне теперь, сидеть и дрожать от страха?
– Очень приятно, что есть еще на свете человек, который так жаждет меня видеть, – в тон Гурскому ответила я. – Ладно, буду сторониться седых…
– Ради бога! – уже по-настоящему взмолился Гурский, – будьте же серьезны! У нас сейчас нет людей, чтобы приставить к вам охрану, и я в отчаянии. Просто не знаю, что с вами делать!
– Придушить! – пробурчала я. – Мерзавец орудует в нашей стране, где до сих пор существует проклятая прописка. Он ведь где-то поселился, не так ли? Гостиницы, просто снял квартиру или комнату. И везде надо предъявить документ. Это вам не Голландия…
– Ох, не смешите меня! Ну пожил он несколько дней в отеле «Собеский», и все. А сейчас нашел укромное местечко, так неужели хозяйка торопится в полицию, чтобы прописать постояльца, можно сказать, лишиться свалившегося на нее счастья? Зимой подвалило, жилец объявился. Они летом-то за постояльца горло друг дружке перегрызут, а уж в эту пору на взморье… А вы тоже хороши. Обязательно нужно было так раскрыться перед Гонсовской?
Да, Гурский прав. Теперь я вспомнила, что рассказала пани Гонсовской, как сама видела преступника, потом сама же сообщила женщине свой адрес, она приходила ко мне, и я упомянула о предполагаемой поездке к морю.
– А вы с вашим Юреком-Вагоном всерьез считаете, что теперь он скрылся от всех прежних знакомых, от всего света, преобразился ненадолго в седовласого Осадчего и занимается тем, что планирует мое убийство? Но он же не дурак, знает, что вы теперь можете составить его фоторобот…
– И вся польская полиция кинется отлавливать седоватых мужчин?
– А почему бы и нет? Вот я своими глазами видела, как все польские гаишники хватали без разбору всех вульгарных блондинок в маленьких «фиатах» по всей трассе от Млочин до Мокотова.
Гаишники могут себе позволить, они проводили охоту на проституток. А вот вы, отдаете ли вы себе отчет в том, что не только пани Гонсовская, а все Ломянки уже трубят о сенсации: знаменитая Иоанна Хмелевская собственными глазами видела убийцу? Может, вы не в курсе, что в нашей стране вы весьма популярная личность? Возможно, не в такой степени, как, скажем, Марыля Родович, но все же. Так он мог разузнать о вас из одних только слухов, а Гонсовская всего лишь преподнесла ему на блюдечке точный адрес. Вы где сейчас? Конкретно? Ага, так я и знал! И вот что еще. Надо честно признаться, что мы в чем-то очень обязаны Гонсовским. Ядя сразу же обо всем рассказала Бартлетту, а тот немедленно связался с Рейкеевагеном. Тот – с нами. И теперь мы этого Осадчего схватим, рано или поздно. Но там, где вы сейчас, ничего не стоит застать вас в безлюдном месте, а потом закопать труп в песке, и холера его знает, как этот тип выглядит сейчас. Никто в целом мире его не опознает…
– Спокойно, дорогой мой, спокойно. В конце концов, я ведь не единственная ниточка к нему, ну, не станет меня, и вдруг внезапно объявится сказочно богатый тип, и полиция им займется…
– Не «вдруг», – возразил Гурский. – Он умен и наверняка уже давно всенародно объявился, причем в качестве законопослушного обывателя. И может быть совладельцем процветающей фирмы, наследником богатого аргентинского дядюшки, удачливым биржевым маклером. Да кем угодно! Уверен, он тщательно подготовил отступление и теперь всю оставшуюся жизнь может спокойно и безбедно прожить в собственном облике…
– И вы уверены, что жить он собирается в Польше? Не найдет себе местечко поприятнее?
– Наверняка уже нашел, в Польше пока держите его вы.
– Это моя родина.
– Но пани всю жизнь путешествует, нет необходимости именно теперь торчать на родине. Всю Европу изъездили…
Но в Америку я не полечу! И в Австралию тоже. Мне не нравятся правила, введенные в последнее время авиалиниями. А вот он пусть летит себе в Калифорнию, там прекрасный климат…
– Может, он не любит землетрясения?
– Не каждый день там трясет. Или, скажем, во Флориду?
– Тайфуны.
– Тогда в Южную Африку! Новую Зеландию!
– Так, может, пани туда полетит? А мы организуем вам безопасную поездку. Отсидитесь какое-то время. Мы ничего не знаем о его настоящей жизни, возможно, там тоже у закона есть к нему претензии, вот он и хочет явиться чистеньким, прикончив последнего свидетеля. Хватит легкомыслия! Вы же умная женщина, все понимаете, так проявите же больше заботы о собственной безопасности.
Мне надоело торчать на крыльце парикмахерской. А тут как раз вышла очередная клиентка, освободилось кресло у моего мастера. Я закончила разговор с Робертом и переместилась в кресло. Но не думать о своей судьбе я не могла.
Предположим, я – это он. Я кого-то убила. И намерена продолжить спокойную жизнь, а злодейства свои скрыть на веки вечные. К сожалению, я попалась на глаза одной премерзкои бабе, которая может вывести меня на чистую воду, случайно где-нибудь увидев. В таком случае я буду блюсти предельную осторожность. Фотографироваться исключительно со спины.
Дружеские вечеринки в компаниях мне противопоказаны. Театр, бега, стадион – все недоступно. Не жизнь, а мука! Ад!
Остается только непременно ликвидировать бабу.
Подстроить автокатастрофу? Рискованно. Да и где гарантия, что она погибнет? Вдруг просто покалечится, даже память не отшибет? Тогда лучше уж пихнуть под поезд. Но никому в голову не придет подозревать машиниста, будто он специально наехал на кретинку. Вытолкнуть из окна десятого этажа? И что она там делала? Разве что мыла это окно. Но живет-то эта дрянь на первом…
Вот если бы она любила половить рыбку на утлом суденышке, да еще в шторм… Поплыла за рыбкой и утопла… Мечта!
Или полезла в горы с рюкзаком. Тут все легко организовать в лучшем виде.
Еще ее можно отравить. Чем? Кажется, есть такой колбасный яд, только где я его, черт побери, возьму? Да из моих рук она никакой пищи не примет.
В общем, намучилась я, сидя в парикмахерском кресле, никакой достоверной случайности не придумала. А когда вышла из парикмахерской, опомнилась: убийца-то – он, а я – невинная жертва. Увы!
Тем не менее по дороге домой я продолжала изобретать разные способы убийства. И в конце концов поняла, что с несчастным случаем ничего не выйдет. Долго и хлопотно, так что придется убивать меня в открытую. Скажем, из оружия. Какая-нибудь незарегистрированная пушка, которую можно купить по дешевке у русских на базаре. А потом утопить эту пушку. Да и меня тоже утопить – например, в кабаньей яме. Самое верное дело. Никто не найдет! В море топить нельзя, поскольку море подлое – наверняка выбросит труп. Я собственными глазами видела, как море выбрасывало телеграфные столбы, а однажды – целую железнодорожную цистерну из-под бензина. Море все выбросит, а вот что в кабанью яму попало – то наверняка пропало. И никто в такую яму никогда не полезет. Даже самые оголтелые искатели янтаря из местных жителей до смерти боятся этих ям. Ладно, на всякий случай переоденусь, чтобы он меня не узнал, попрошу у Вальдемара какую-нибудь старую одежонку…