Феникс в огне

Джош проснулся еще затемно. После того, что ему пришлось пережить в прошлом году, он редко спал крепко, однако вчерашняя бессонница была обусловлена в первую очередь сменой часовых поясов. Джош только что прилетел в Рим из Вашингтона. Сказывалось и волнующее возбуждение, вызванное тем, что он наконец-то вернулся в тот город, где происходили события, всплывающие у него в памяти. Райдер не мог оставаться в гостинице, схватил фотоаппарат и отправился на прогулку.

Сперва он и сам точно не знал, куда направляется, однако с ним постепенно стало происходить нечто странное. Несмотря на темноту и незнание города, Джош шел так, будто дорога была ему известна. Он знал, куда идти, хотя и не имел понятия о конечной цели пути. Пустынные проспекты, вдоль которых тянулись витрины дорогих магазинов, сменились узкими улочками и старинными зданиями. Тени стали зловещими. Однако Джош упорно шел вперед.

Если ему кто-то и встретился, то он все равно никого не заметил. Ему казалось, что прогулка продолжалась не больше тридцати минут, на самом же деле она заняла свыше двух часов. Все это время он провел в состоянии, напоминающем транс.

Иссиня-черная ночная темнота сменилась бледным полумраком, который с восходом солнца уступил место лимонно-розовому зареву. Постепенно проступили очертания сочно-зеленых холмов. Они напоминали изображения на листе фотобумаги, опущенном в ванночку с проявителем. Из ничего возникали смутные тени, затем появились неясные силуэты и наконец — полная картина, но Джош не мог сказать, останавливался ли он, чтобы сделать хоть какие-то снимки. Все кончилось тем, что Райдер неприятно поразился, когда обнаружил, что он вроде бы совершенно случайно пришел в то самое место, куда они с Малахаем Самюэльсом были приглашены на сегодняшнее утро.

Может быть, ничего случайного в этом и не было.

Профессор Рудольфо не стал спрашивать, почему Джош пришел так рано и как ему удалось разыскать место раскопок.

— Я бы на вашем месте тоже не смог уснуть. Идемте же вниз.

Джош был вполне удовлетворен тем, что профессор списал его появление здесь в половине седьмого утра на творческий энтузиазм. Он собрался с духом и осторожно шагнул на первую ступеньку лестницы, ведущей в склеп. Райдер не позволял себе заострять внимание на клаустрофобии, от которой он страдал всю свою жизнь. Она стала особенно сильной после того несчастного случая.

Обрывки музыки из оперы «Мадам Баттерфляй», которые привлекли внимание Джоша и привели его на этот самый холм, теперь звучали громче. Он сосредоточил внимание на душераздирающей арии главной героини и начал спускаться в тускло освещенный склеп.

Подземное помещение оказалось более просторным, чем предполагал Джош. Он с облегчением вздохнул и решил, что здесь-то уж как-нибудь вытерпит.

Профессор Рудольфо пожал ему руку, представился, убавил громкость запыленного черного проигрывателя компакт-дисков и начал экскурсию:

— Гробница имеет — для вас я пересчитаю метры в футы — восемь футов в ширину и семь футов в длину. Мы с Габриэллой, то есть профессором Чейз, убеждены в том, что она была возведена в самых последних годах четвертого века нашей эры. Точная дата станет известна лишь после проведения анализа изотопов углерода. Однако кое-какие артефакты, обнаруженные здесь, позволяют предположить, что речь идет о триста девяносто первом годе, том самом, когда был окончательно искоренен культ весталок-девственниц. Подобные украшения не свойственны захоронениям такого типа, поэтому мы полагаем, что склеп был построен для упокоения какого-то другого человека. Весталка была погребена здесь лишь потому, что жители Рима узнали о ее грехе.

Джош поднял фотоаппарат, однако перед тем как сделать снимок, спросил у профессора, не будет ли тот возражать. Когда он работал на агентство новостей Ассошиэйтед пресс, ему мог помешать сделать снимок разве что взрыв бомбы. Полгода назад Райдер взял отпуск. Он стал фотографировать и снимать на видео детей, которые обращались в фонд «Феникс» с проблемами регрессивных воспоминаний о событиях прошлой жизни, и быстро научился обязательно спрашивать разрешения. Взамен Джош получил доступ к самой большой и самой закрытой в мире библиотеке, посвященной теме перевоплощения, а также возможность работать с ведущими специалистами фонда.

— Да, конечно, фотографируйте. Вы ведь не будете иметь ничего против, если я попрошу вас никому не показывать эти снимки без согласования этого вопроса со мной или с Габриэллой? Все, что здесь есть, пока еще держится в тайне. Нам хотелось бы сохранить ее до тех пор, пока мы не получим дополнительную информацию относительно того, что все-таки обнаружили. Не стоит создавать ненужный ажиотаж, если наши предположения ошибочны. Уж лучше перестраховаться, правда?

Джош кивнул, навел резкость и щелкнул затвором.

— Что вы имели в виду, когда сказали про грех весталки?

— Возможно, я употребил не то слово. Извините. Я имел в виду нарушение обета. Так лучше?

— Какого обета? Разве весталки были монахинями?

— В каком-то смысле да. Языческими монахинями. Становясь членом этого своеобразного ордена, каждая весталка давала обет целомудрия. Наказанием за его нарушение было погребение живьем.

Джош ощутил нахлынувшую грусть. Словно на автопилоте он отпустил кнопку затвора.

— Такой жестокой была награда за любовь?

— Вы романтик. Рим вам очень понравится, — улыбнулся профессор. — Да, за любовь или за страсть.

— Но почему?

— Вы должны понять, что религия в Древнем Риме была основана на строгом моральном кодексе, в котором упор делался на правдивость, честь, личную ответственность, постоянство и верность долгу. Римляне считали, что у каждого живого существа есть душа, однако при этом были очень суеверными. Они почитали богов и духов, имевших влияние на все аспекты их жизни, и полагали, что боги останутся довольны и помогут им лишь в том случае, если все ритуалы и жертвоприношения будут выполнены как нужно. Иначе божества непременно их покарают. Вопреки расхожему ошибочному представлению, древняя религия в целом была очень гуманной. Языческие жрецы имели право жениться, заводить детей и…

Джоша терзали слабые ароматы жасмина и сандалового дерева, которыми обыкновенно сопровождались его погружения в прошлое. Ему приходилось прилагать все силы, чтобы внимательно слушать профессора Рудольфо. Райдера не покидало такое чувство, будто он давным-давно уже знал про эти разрисованные стены и мозаичный пол под ногами, но затем забыл и снова вспомнил только сейчас. Его сотрясали ощущения, с которыми он обычно пробуждался после кошмарных снов, терзавших его с того самого страшного дня.

Джош медленно скользил куда-то вниз, будто качаясь на волнах. Возбуждение острым покалыванием разливалось по рукам и ногам. Он погружался в атмосферу, где сам воздух был плотнее и тяжелее.

Он бежал под дождем. Одежда, промокшая насквозь, тяжело давила ему на плечи. Под ногами чавкала раскисшая грязь. Позади раздавались крики. Он споткнулся, упал и попытался подняться на ноги.

«Сосредоточься! — мысленно приказал себе Джош в другой половине сознания, в которой он оставался в настоящем. — Сосредоточься». Он посмотрел в объектив фотоаппарата на профессора Рудольфо, который продолжал говорить, подкрепляя свои слова возбужденными взмахами рук, отчего луч фонаря как безумный метался по гробнице, освещая то один угол, то другой.

Райдер следил за ним в объектив и почувствовал, как хватка, стиснувшая было его тело, ослабевает. Он не смог сдержаться и облегченно вздохнул.

— С вами все в порядке?

Джош услышал голос Рудольфо так, словно профессор находился за толстым стеклом.

Нет. Разумеется, с ним далеко не все было в порядке.

Шестнадцать месяцев назад Джош выполнял одно задание здесь, в Риме. Как выяснилось, он оказался не в том месте не в то время. Райдер фотографировал сцену оживленного спора молодой женщины с коляской и охранника, и вдруг взорвалась бомба. Погибли террористка-смертница, двое случайных прохожих и Андреас Карлуччи, сотрудник службы охраны. Семнадцать человек получили ранения. Мотив преступления так и не был установлен. Ни одна террористическая группировка не взяла на себя ответственность за этот взрыв.