Тайна Святой Плащаницы

— Боже мой! А ты уверен в том, что все так и было? Это не выдумка? Если это — всего лишь выдумка, тебя может постичь кара, ибо не следует упоминать имя Господа всуе. Скажи мне, где этот саван? Он у тебя?

Иоанн, совершенно измученный, пропустил слова Эвлалия мимо ушей и продолжал свой рассказ.

— Несколько дней назад мой отец умер. Находясь при смерти, он поведал мне тайну Священного Полотна. Это он рассказал мне о Фаддее и Хосаре, а также об Изазе, который перед смертью нарисовал план Эдессы, чтобы мой предок Иоанн знал, где искать. План сейчас находится у меня, и на нем показано место, где Марций спрятал погребальный саван нашего Господа.

Юноша замолчал. Его воспаленные глаза свидетельствовали о том, какая тяжкая ноша легла на его тело и душу с тех пор, как он узнал эту тайну.

— Скажи мне, а почему твоя семья не хотела раскрывать эту тайну до сего дня?

— Мой отец сказал мне, что он хранил эту тайну столько времени, так как опасался, что Священное Полотно могло попасть не в те руки, и тогда его уничтожили бы. Никто из моих предков не решился открыть эту тайну, перекладывая ответственность на плечи своего преемника.

Глаза Иоанна заблестели от проступивших слез. Боль недавней утраты отца все еще угнетала его; к тому же он был сильно взволнован от осознания того, что является хранителем тайны, имеющей значение для всего христианского мира.

— Так план у тебя? — спросил Эвлалий.

— Да.

— Отдай его мне, — попросил старый епископ.

— Нет, я не могу тебе его отдать. Я пойду с тобой к тому месту, где спрятан саван. Но мы не должны сообщать об этой тайне никому.

— Чего же ты опасаешься, сынок?

— Саван обладает чудодейственной силой, однако из-за него погибло много христиан. Мы должны быть уверенными, что нет никакой опасности. Боюсь, я прибыл в Эдессу в неподходящий момент: нашему каравану повстречались путники, которые рассказали, что городу опять грозит осада. В течение многих поколений члены моей семьи были молчаливыми хранителями тайны погребального савана Христа, и я не могу допускать ошибок и тем самым подвергать Священное Полотно опасности.

Епископ согласился с доводами Иоанна. Он еще раз отметил боль и измождение, запечатлевшиеся на лице юноши. Иоанну нужно было отдохнуть, а ему, Эвлалию, — подумать и помолиться, прося Господа надоумить его, как поступить в этой ситуации.

— Если то, что ты говоришь, — правда и где-то в этом городе действительно находится погребальный саван нашего Господа, я не хочу быть тем, кто подвергнет его опасности. Ты отдохнешь в моем доме, и, когда наберешься сил после столь нелегкого путешествия, мы поговорим и решим вдвоем, как нам правильно поступить.

— А ты никому не расскажешь о том, что я тебе сообщил?

— Нет, не расскажу.

Твердость в голосе Эвлалия убедила Иоанна. Он мысленно молил Господа, чтобы тот не дал ему совершить ошибку. Когда умирающий отец рассказал Иоанну эту историю, он также сказал ему, что теперь судьба полотна с ликом Иисуса находится в его руках, и заставил сына поклясться не раскрывать тайну никому до тех пор, пока он не будет уверен, что наступил подходящий момент вернуть эту святыню христианам.

Однако Иоанн почувствовал, что ему просто необходимо немедленно отправиться в Эдессу. В Александрии ему рассказали о существовании благочестивого Эвлалия, и Иоанн решил, что, скорее всего, настал момент открыть христианам тайну, хранимую его семьей столько времени.

«А вдруг я поторопился?» — спрашивал себя Иоанн. Было все-таки жутковато обнародовать тайну полотна сейчас, когда Эдессе угрожала очередная война. Иоанн не знал, что делать, и опасался совершить ошибку.

Иоанн был врачом, так же как и его отец. В его дом приходили самые известные люди Александрии, считавшие Иоанна знатоком своего дела. Он получил свои знания у лучших учителей, да и отец его многому научил.

Жизнь Иоанна была счастливой до тех пор, пока не умер отец, которого он любил больше всех, даже больше своей жены, Мириам, — стройной и милой девушки с красивым лицом, озаряемым светом больших черных глаз.

Эвлалий проводил юношу в маленькую комнату, где находились лежанка и стол из неотесанной древесины.

— Я пришлю тебе воды, чтобы ты освежился после долгого пути, и еще что-нибудь поесть. Отдыхай столько, сколько захочешь.

Старик в задумчивости вернулся в церковь и там, стоя на коленях перед крестом, закрыл лицо ладонями, прося Господа указать ему, как поступить, если все сказанное юношей окажется правдой.

Из темного угла, скрытый тенью, Эфрен озабоченно наблюдал за епископом. Он никогда раньше не видел Эвлалия таким обеспокоенным. Епископ казался обремененным ответственностью, которая легла на его плечи. Эфрен решил, что пойдет в караван-сарай, поищет кого-нибудь, кто направляется в Александрию, и передаст через него письмо Абибу с просьбой поведать о необычном юноше, который произвел такое впечатление на Эвлалия.

Луна слабо озаряла ночную тьму, когда епископ, наконец, решил отправиться домой. Его одолевала усталость. В церкви он надеялся услышать глас Божий, но ничто так и не нарушило тишину. Ни разум, ни интуиция не давали ему ни малейшей подсказки. Выходя, он натолкнулся в дверях на Эфрена.

— Тебе нужно идти отдыхать, уже поздно.

— Я переживаю за тебя. Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Было бы неплохо, если бы ты отправил кого-нибудь в Александрию к Абибу и попросил его написать нам поподробнее об этом Иоанне.

— Я уже написал своему брату письмо, но организовать его доставку будет нелегко. В караван-сарае мне сказали, что караван в Египет ушел два дня назад и следующий отправится не скоро. Торговцы обеспокоены. Они считают, что война с персами неизбежна, поэтому в последние дни все больше караванов уходит из нашего города. Эвлалий, позволь поинтересоваться, что же тебе рассказал этот юноша и чем ты так обеспокоен?

— Я не могу тебе этого рассказать. Если бы я только мог поделиться этим, у меня на душе стало бы легче. Тяготы, разделенные с другими людьми, становятся легче, но я дал Иоанну слово держать язык за зубами.

Священник опустил взгляд, чувствуя приступ боли. Эвлалий всегда доверял ему, и они вместе справлялись с несчастьями, время от времени обрушивавшимися на их общину.

Епископу, понимавшему, что сейчас происходит в душе Эфрена, захотелось рассказать ему об услышанном от Иоанна, но он сумел заставить себя промолчать.

Они расстались в мрачном настроении.

— А почему вы враждуете с персами?

— Это не мы враждуем, это они в алчности своей хотят захватить наш город.

Иоанн разговаривал с юношей примерно одного с ним возраста, прислуживавшим в доме Эвлалия.

Калман готовился стать священником. Он был внуком старого друга Эвлалия, и епископ взял его под свою опеку.

Калман стал для Иоанна прекрасным источником информации. Он рассказал ему о тонкостях эдесской политики, об обрушивавшихся на город несчастьях, о дворцовых интригах.

Отец Калмана был царским дворецким, а дедушка — царским архивариусом. Калман поначалу хотел пойти по стопам дедушки, однако общение с Эвлалием изменило его взгляды, и теперь он мечтал стать священником, а когда-нибудь — кто знает? — может, даже и епископом.

Эфрен молча вошел в комнату, где разговаривали Иоанн и Калман, и те не заметили его. Он несколько мгновений слушал их оживленный разговор, а затем легонько кашлянул, чтобы сообщить им о своем присутствии.

— А, Эфрен! Ты меня ищешь? Я разговариваю с Иоанном.

— Нет, я искал не тебя, хотя, судя по тому, что ты говоришь, нам придется снова штудировать Писание.

— Ты прав. Прости мне мою дерзость.

Эфрен сочувственно улыбнулся и затем обратился к Иоанну.

— Эвлалий хочет с тобой поговорить. Он сейчас в своей рабочей комнате и ждет тебя там.

Иоанн поблагодарил Эфрена и отправился к епископу. Эфрен был хорошим человеком, к тому же священником, однако было заметно, что он относится к Иоанну с недоверием и чувствует себя неловко в его присутствии. Иоанн тихонько постучал в дверь комнаты, где работал Эвлалий, и стал ждать ответа.