Заговор

— До тех пор, пока все остается на теоретическом уровне, — сказала Сара. — На практике же…

— Как раз здесь ребята с Уолл-стрит и допускают ошибку. Макиавелли был гением, но он был гением шестнадцатого века, а нам задачи задает двадцатый. Там, где мессер Никколо ведет речь о жестокости и воинской отваге…

— Мы говорим о корпорациях и политике широких масс.

— Именно.

Подошел официант с двумя тарелочками и двумя чашками. Следом второй принес чайники с чаем.

— Значит, по-вашему, Макиавелли интересен нам постольку поскольку.

— Поймите меня правильно, — ответил Джасперс. — Я люблю этого старикашку, но он всего лишь трамплин, вот и все. Те же, кто смотрит на него как на точный указатель, как на вожатого… Я не вижу особого смысла ставить на это. — Он улыбнулся и, когда официанты отошли, принялся разливать чай. — Современный эквивалент, во всяком случае для меня, в том, что уже несколько лет творят Новые правые. Исключая то, что, стремясь к власти, они вместо прямого обращения к народу пособничают со всеми мыслимыми группами влияния и давления в обществе. Теоретически — это Макиавелли, практически — это…

— «Новая благопристойность в консерватизме».

— В точку.

— Центристская коалиция, — прибавила Сара.

— А вы явно хорошо потрудились над домашним заданием.

— Я же говорила: стараемся.

Сара вытащила из кейса блокнот и стала искать ручку, тогда Джасперс извлек из кармана и протянул ей свою, довольно изгрызенную.

— Прошу извинить за следы зубов, — сказал он. — Издержки профессии.

— Моя выглядела бы не лучше. — Сара сняла колпачок, обнажив перо.

— Честно говоря, к коалиции я только-только стал присматриваться, однако это отличная тема для начала разговора.

Сара пролистала блокнот и, дойдя до чистой страницы, подняла голову:

— Говоря языком практики.

Вашингтон. 26 февраля, 15.51

Класс двигался по залу музея (его украшением было полотно Веронезе), все ученики деловито строчили ручками, бегло фиксируя нужные сведения. Учительница, женщина лет тридцати, приветливо улыбнулась охраннику, ведя за собой небольшую группу в дальний угол, к довольно невыразительному творению молодого Тьеполо. Все сгрудились у картины, а учительница, стоя сбоку от полотна, с огромным воодушевлением указывала на некоторые замысловатые детали: угол поворота головы Христа, положение его рук. Она не сводила глаз с охранника, дожидаясь, пока тот отвернется; когда же он это сделал, она кивнула. По сигналу одна из девочек бесшумно опустилась на колени и, закрытая со всех сторон ребятами, быстро сняла решетку вентиляции, находившуюся прямо под картиной. С той же четкостью она сунула свой рюкзачок в лаз и скользнула в него сама. Следом за ней отправился мальчик, а решетка была тут же водворена на место. Голос учительницы уходил все дальше и дальше, по мере того как дети продвигались ползком.

Ни свет, ни карта были не нужны: на последней неделе они сотню раз репетировали. По графику их должно быть трое (все по трое), но старец внес изменение. Лидия осталась в Волчьем Логе. Вопросов не задавали. Им не полагалось.

На четвертом коробе свернули. Сорок футов вперед — и вторая решетка. Спустились еще ниже, на сей раз в узкий проход, где по всей стене тянулись трубы и провода: места для двоих хватало, чтобы быстро спуститься в недра Национальной галереи. Девочка посмотрела на часы. Восемь минут. Установить, подключить к сети и вернуться.Один раз они проделали это за семь. Старец был доволен.

Полминуты спустя они услышали прямо над собой звук стекающей воды: проход между восточным и западным крылом. Кафетерий, музейный киоск всегда в окружении туристов. Двое остановились и выбросили все из рюкзачков. Охранникам на входе их содержимое представилось бы книжками, ручками, жвачкой, губной помадой — обычным подростковым набором. Тренированный глаз заметил бы гораздо больше. Минуты не прошло, как из отдельных деталей были сложены два больших пластиковых брикета и небольшой черный коробок, медная спираль соединила их с проводами, тянувшимися вдоль стены. Желтый огонек на коробке, раз мигнув, стал зеленым. Забрав рюкзачки, ребята двинулись вперед, присматриваясь к коробу над головой. В двадцати футах нашли третью решетку, подтянулись и, забравшись в короб, поползли дальше.

Еще несколько зигзагов и поворотов — и они сидели, согнувшись, еще под одним вентиляционным отверстием, в другом зале галереи, у другой картины, которой любовался класс. У них получилось хорошо. Шесть с половиной минут. Он был бы доволен.

— Это типичное для правых маневрирование, — сказал Ксандр. — Не хотят, чтобы правительство указывало людям, как им распоряжаться своей жизнью, но заходятся от радости, объявляя себя нравственной совестью страны. Коалиции нравится делать это через школьные программы и учебные планы. Аборты, сексуальная ориентация — все это темы важные.

— Что ничем не отличает коалицию от едва ли не сотни других группировок, — заметила Сара.

— Верно, если не считать того, что коалиция намерена создать систему собственных частных заведений. Школы, финансируемые ею, в конкурентной борьбе с госсектором получили карт-бланш на то, чему и как учить.

Сара оторвалась от блокнота.

— Католики, по-моему, занимаются этим много лет. Что тут страшного?

— Да, занимаются. Только у католиков нет в коридорах и классах телевизионных мониторов, которые замкнуты в единую сеть с замысловатыми компьютерами, работающими в интерактивном режиме с детьми. Специализированными компьютерами, если верить рассказам… согласитесь, звучит очень необычно. Я про то, что… представьте малютку, способного создать программу альтернативного плана атаки, скажем, в сражении за Мидуэй, [6]а потом наблюдающего, как его план оживает, исполняется на экране… Такое превратит учебу в восторженную страсть. Недаром ходят слухи, что эти компьютеры вскоре заменят обучение по методу «поднимите, дети, руки». Тогда ясные, четкие сведения гарантированно дойдут до всех убежденных юных последователей коалиции. Это не образование, это идейное натаскивание, причем в таких широких масштабах, о каких любая из церковных школ и мечтать никогда не смела.

— Промывка мозгов? — скептически спросила Сара. — Компьютеры повсюду вокруг уже давно, профессор. И то, что коалиция использует их, не означает…

— Если они единственное, что связывает Йонаса Тига и Лоуренса Седжвика, двух людей, не имеющих ни малейшего интереса к образованию, то я не столь уверен. — Джасперс внимательно посмотрел на собеседницу. — Что, задел за живое? — Сара промолчала. — Оком же еще вы бы явились сюда говорить?

— Это бы вас удивило.

Джасперс допил последние капельки чая.

— Хотите еще? Я закажу вторую чашку. — Сара кивнула. Она следила за его движениями: призывный взмах руки официанту, два пальца вверх, кивок. Официант указал на тарелочки с пирожными. Джасперс поднял чашку и сделал вид, что пьет. Затем обратился к Саре: — Тут знают, что я привык съедать по два за один присест.

Сара улыбнулась:

— Итак, Тиг и Седжвик.

— Как я сказал, ни тот ни другой учение ни в грош не ставят. Для Тига все это политика. Способ сплотить войска. Еще одна ипостась передачи «Тиг в тик». Школьные программы — его приманка, а техника — наживка. Будь нынче окружающая среда большим коньком, он бы налег на нее.

— А Седжвик?

— Здесь штука интересная. — Подошел официант с чаем, поправил тарелочки с чашками, высвобождая место для чайников. Ксандр все пытался ему помочь. — Вас не удивило, что несколько лет назад этот финансовый гений неожиданно взялся за создание компьютерных систем для инвестиционных банков?

Сара припомнила данные из досье.

— Речь шла о сетях безопасности. Я полагала, что их создавали для обеспечения безопасности крупных инвесторов… вроде него самого?

— Возможно. Но кто, по-вашему, помог ему создать образцы этой техники? — Сара пожала плечами. — Дочерняя фирма «Тиг телеком сервис». Этого в ваших записях нет. Следы замели, но они есть. Поверьте мне. — Джасперс глотнул чаю. — А теперь вот и компьютеры в школах. Явной связи нет, но… У меня это вызывает удивление — вот все, что я могу сказать.

6

Одно из сражений (победоносных для армии США) на Тихом океане на завершающей стадии Второй мировой войны.