Фальшивая Венера

Через неделю я взял напрокат краскопульт, заклеил окна, закрыл лицо и покрасил все внутри в белый цвет. Едва краска подсохла, Сюзанна, как было условлено, пригнала грузовик с мебелью. Я был рад видеть ее и таскал все наверх в хорошем настроении, хотя в основном это были очень тяжелые предметы из дома ее родителей, и я думал, что это отличный день, что мы наконец переезжаем туда, где будем жить вместе, но затем я заметил, что у Сюзанны черная фаза. Она сидела в кресле, курила и ничего не ответила, когда я начал шутить насчет того, где мы расставим разные кресла и шкафы, как заправский декоратор. Несмотря на все мои старания, наша обитель получилась довольно мрачной, и я решил, что Сюзанна расстроилась именно из-за этого.

Но нет. Она сказала:

— Я беременна.

— Ты уверена?

— Да. Задержка почти на два месяца, потом я сделала тесты и все такое.

— Как же это произошло? Я думал, ты принимаешь таблетки!

Тут Сюзанна сломалась:

— О, я знала, ты скажешь, что это я во всем виновата. Моя жизнь кончена, а ведь моя карьера только начинается!

На самом деле она просто пару раз пела в клубах в Ист-Виллидже, и какой-то тип сказал, что он из фирмы грамзаписи, и оставил свою визитную карточку, но я не стал напоминать об этом, только спросил:

— Что ты собираешься делать?

Сюзанна расплакалась, я обнял ее и сказал, что люблю и что все будет, как она скажет, аборт или ребенок, в любом случае мы справимся.

Девушка забеременела, и тут либо избавляешься, либо принимаешь, и тогда жизнь течет совсем не по тому руслу, по какому ты думал. Мы несколько раз обсуждали это; сначала Сюзанна хотела сделать аборт, а я был против, затем она стала против, а я начал настаивать на аборте. Наверное, сказывалось католическое воспитание, но не только; дело было в течении жизни, я сходил с ума при мысли о том, в какой дыре мне придется жить до конца дней своих, а для взаимоотношений в этом ничего хорошего. Но что я тогда знал? Шарли всегда говорила, что надо следовать за жизнью и любить свою судьбу. Amor fati. [33]Я бы отдал все на свете, чтобы обсудить это с ней, но, когда я позвонил в ее орден, мне ответили, что она отправилась в Уганду.

Вот так и получилось, что моя жизнь легла на ложный курс, и это еще одна причина, почему я рассказываю тебе обо всех этих старых делах. Ибо похоть будет чахнуть, а ее пыл ослабевать, говорит Петроний Арбитр, — ты должен помнить это из курса латинских мастеров в переводах поэтов эпохи Возрождения, кажется, одного из немногих курсов, по которому я получил «удовлетворительно». И это действительно так. К тому времени как я вместе с Сюзанной пошел к алтарю, моя привязанность к ней уже больше чем на половину была обусловлена чувством вины, но я надеялся, что мне удастся каким-то образом это исправить — верностью, признательностью — и тем самым снять с себя проклятие, доставшееся от отца. К несчастью, по-видимому, склонность к самопредательству заразна. Она отравляет другие стороны жизни, в моем случае живопись, и выступает в качестве клейма для окружающих, как в том жестоком эксперименте, когда одну обезьяну выкрасили в зеленый цвет, после чего сородичи разорвали ее на куски. Наверное, если человек лжет самому себе, окружающим тоже становится проще ему лгать. В смысле, если кому-то можно, то чем я хуже?

В каком-то отношении жаль, что я не задокументировал свою жизнь, как старина Крапп. Данную попытку нельзя считать адекватной заменой, потому что — как бы это сказать — я больше не знаю наверняка, кто я такой. Быть может, именно это и хотел сказать своей пьесой Беккет: что никто из нас больше не является самим собой, что все мы пустые, что наши головы набиты соломой, [34]как говорит Элиот, что мы порабощены средствами массовой информации, оторваны от источников настоящей жизни. И вот почему искусство, лишенное души, пробуксовывает.

Так что давай сейчас пробежимся по моей жизни, побыстрее, потому что мне это особой радости не доставляет и, кроме того, потому что это, возможно, вовсе не моя жизнь. Однако оставайся со мной.

Итак, подруга беременна, и мы отправляемся в Уилмингтон в гости к ее родителям. Макс, папаша, оказывается большим, жизнерадостным куском мяса; Надин, мамаша, — слегка увядшая красавица Юга. Я чувствую, что они не рады улову, но покоряются судьбе: так хочет наша девочка. Макс отводит меня в сторону и спрашивает, как я собираюсь обеспечивать Сюзанне такую жизнь, к которой она привыкла, а я отвечаю, что намерен зарабатывать в качестве художника, и он говорит: «Что ж, удачи тебе, сынок, надеюсь, ты будешь иметь коммерческий успех, потому что ты покупаешь товар, дорогой в обслуживании, и пусть тебя не вводит в заблуждение богемный стиль».

Так или иначе, мы поженились и стали жить на верхнем этаже фабрики вместе с малышом, которого назвали Тоби. Правда в том, что нам с Сюзанной следовало ограничиться тремя жаркими неделями в испанской гостинице, а не связывать друг друга десятилетним браком, хотя на чувстве вины можно выстроить грандиозные планы. «Все будет замечательно, — думал я, — не так, как у моих родителей, и не так, как у родителей Сюзанны, и мы оба будем художниками». Это казалось настоящим фундаментом — совместная жизнь в искусстве. Но вскоре выяснилось, что по какой-то причине я не стал модным молодым художником, а Сюзанна не стала популярной певицей и композитором десятилетия. Самое смешное, что, несмотря на нашу обоюдную посредственность, какое-то время нам удавалось зашибать чертовски неплохие деньги, и это, как нередко бывает, несколько смягчило боль. Я едва успевал выполнять заказы на рекламу, а одна из песен Сюзанны в исполнении тогдашней знаменитости попала в список сорока самых популярных песен Штатов. Ужасная песня, я до сих пор время от времени слышу ее на радиостанциях для тех, кому за сорок; все песни Сюзанны убаюкивающие, немного глупые, звенящие, но внутри пустые, их ни за что не спутаешь с Джони Митчелл, Нилом Янгом и тому подобными, — как и мои картины, к сожалению.

Затем Сюзанна сказала, что не может воспитывать ребенка в убогой квартире в Сохо, и мы купили загородный дом с четырьмя спальнями в Найаке, на участке в три с половиной акра, с сараем. Одному богу известно, сколько он стоит сейчас, но тогда такие здоровенные дома продавались по полторы-две сотни, что казалось огромными деньгами. Поэтому я стал уезжать на всю неделю работать в город, так что, наверное, мне следовало завести любовницу — я был богат, жил в Нью-Йорке и эпоха была самая подходящая, — но я так ее и не завел, даже не предпринимал попыток; вероятно, снова чувство вины… или еще один пример глупости. Марк в это время буквально жег простыни, и он не раз приглашал меня отправиться с ним в центр, побродить по «мясным рядам», но нет, в этом отношении я был полной противоположностью своему папаше. Я был похож на мать. Мне потребовалось несколько лет, чтобы узнать, чем занималась Сюзанна; я был уверен, что у нас идеальный брак, до тех пор пока она однажды не выпила больше обычного и не выложила список всех своих хахалей.

Примерно тогда же она забросила музыку, решив, что глина привлекает ее больше; затем оформление книг, затем видео, затем снова глина, уже на более высоком уровне, еще она написала одну пьесу, несколько киносценариев… Широкий художественный кругозор у моей Сюзи, нигде ничего определенного, только отчаянное желание обратить на себя внимание.

Точнее, это я так думаю, однако я не имею ни малейшего понятия, кто она такая. «Опоздавший на небо» — песня Джексона Брауна того периода, когда мы считали, что в рок-лирике спрятан ключ ко всем тайнам; я до сих пор вспоминаю Сюзанну, когда эту песню крутят на какой-нибудь ретростанции. Вынужден сказать, что не могу взять на себя ответственность за развалившийся первый брак. Не по мне быть покладистым мужем. По-видимому, я слишком долго смотрел в другую сторону, как это бывает в запутанных рассказах Чивера, [35]но Сюзанна таскала в наш дом, в нашу постель самых разных типов: каких-то барменов, бродяг, богемных пустоцветов, проходимцев на ржавых пикапах. Я возвращался домой в пятницу после недели в городе, и за моим столом сидел какой-нибудь тощий козел с щербатой ухмылкой, ее новый дружок, и пил мое виски, а один раз я просто не вернулся, и на том все кончилось. Наверное, мой первый брак был основан на тайной сделке: я буду заботиться о Сюзанне, а она будет делать все, что ей вздумается, и я всегда буду рядом, когда ей надоест это делать. Но я больше не мог так продолжать, и причина, должен признаться, в том, что мне не было никакого дела до того, что она творила. Вот печальная правда: только великие художники живут по особым правилам, а посредственностям приходится жить, как всем, или соглашаться с тем, что они жалки.

33

Люби судьбу ( лат.).

34

Строка из стихотворения Т. С. Элиота «Полые люди».

35

Чивер Джон (1912–1982) — американский писатель, лауреат Пулитцеровской премии.