Золото крестоносцев

Хибермейер, глядя задумчиво на экран, на котором все еще красовались кони святого Марка, положил руку на плечо Джека и произнес:

— Ты ничего не сказал о том, какие сокровища перевезли в Константинополь из Рима. В прошлом году, после наших поисков в Черном море, меня пригласили в Рим перевести египетский иератический текст, найденный на месте возведенного Веспасианом храма Мира. Текст оказался нанесенным на одну из бронзовых тарелок, прикрепленных к колоннам храма. Он не отличался от текстов других тарелок, на латинском, греческом и арамейском языках. Все тексты прославляли победу Веспасиана в Иудейской войне.

— Бог мой! — сделав паузу, взволнованно продолжал Хибермейер; в его речи стал слышаться немецкий акцент. — Добычей в этой войне стали сокровища Иерусалимского храма. Веспасиан поместил их в храм Мира, не выставляя особенно напоказ, а потом эти сокровища стали легендой. — Хибермейер перешел на шепот: — Не могли ли их тайно перевезти в Константинополь до падения Рима?

— Такая мысль приходила мне в голову, — тихо ответил Джек.

Хибермейер снял маленькие круглые очки и потер лоб.

— Среди этих сокровищ золотой стол и менора — святыня Иерусалимского храма. Ты представляешь, в какое положение мы можем попасть?

Джек кивнул.

— Это не только сказочные сокровища, — возбужденно продолжал Хибермейер. — К примеру, менора — символ современного Израиля. Даже намек на то, что мы ищем похищенные ценности Иерусалимского храма, вызовет взрыв в обществе.

— Сведения о наших занятиях не просочатся за эти стены, — ответил Джек.

В это время послышался громкий возглас, характерный для жителей Бруклина, выражающих таким образом свой восторг. Хибермейер и Джек быстро подошли к Костасу и, встав за его спиной, уставились на экран. Ликование Костаса оказалось оправданным. На экране виднелся кусок железной цепи в виде петли, впрессованной в грунт; левый конец цепи был обрублен, правый уходил за экран. Из петли выступала доска с металлическими заклепками, когда-то входившая, по всей вероятности, в пояс обшивки судна.

— Фантастика! — Обрадованный Джек похлопал Костаса по плечу. — Цепь обнаружена, и, значит, поиски идут в нужном месте. Впереди новые и, надо думать, более фантастические находки.

— Вот и предмет наших поисков! — громогласно возгласил Костас. — Сейчас увидите его крупным планом.

Крупный план позволил увидеть, что в петле железной цепи зажато что-то еще — похожее на обнаженные ветки дерева. Джек вгляделся. Это был скелет — скелет человека, раскинутые руки которого под невероятным углом зажало петлей, рядом — покореженный череп, а невдалеке от него — набитый землей, помятый старинный железный шлем с поврежденным наглазником.

— А вот и безымянная жертва тех далеких времен, — сказал Костас и взглянул на часы. — Наше время вышло, заканчиваем.

Костас отсоединил от агрегата составной шланг, и тут же затарахтел двигатель корабля. Оставив Хибермейера с Костасом, Джек поспешил к Йорку на ходовой мостик. Ему предстояло рассказать экипажу о находке. Джек заглянул в окно: какой-то рудовоз ждал, когда ему освободят путь, чтобы пройти под Галатским мостом. Сам мост был забит движущимися машинами, а вдоль его ограждения стояла шеренга любителей рыбной ловли, надеявшихся на приличный улов и даже не подозревавших о том, что под их ногами могут находиться сказочные сокровища. Воды бухты, но которой в стародавние времена курсировали барки императоров и султанов, были прозрачны — результат обширной очистки, предпринятой по инициативе местных властей несколько лет назад. Джек взглянул на линию горизонта и снова почувствовал неукротимый зов исканий и приключений, который понудили его с Катей окунуться в темные глубины истории. Но, несмотря на свое темное и головоломное прошлое, Стамбул оказался тем местом, которое возродило страсть Джека к раскрытию древних тайн — страсть, зародившуюся в дни его юности. И вот теперь, после обнаружения железной цепи, Джек с воодушевлением подумал, что впереди новые, более фантастические находки; надо лишь продолжить работу, и успехи тогда непременно придут. Но, как обычно, воодушевление Джека уступило место тревоге. Впереди много работы, а работать приходится лишь по шесть часов в день. Конечно, они уже добились некоторого успеха: подняли на борт осадную пушку, обнаружили железную цепь, часть старинного бона. Но как бы лишняя информация не дошла до местных властей. И все же Джек рассчитывал на полный успех экспедиции. Он перевел взгляд на сверкавшие под солнечными лучами воды бухты Золотой Рог и понадеялся втайне, что бухта оправдает свое название.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мария де Монтихо слегка подвигалась на стуле и на мгновение закрыла глаза. Она провела целый — день в одном из рабочих помещений собора, и, несмотря на постоянный — час за часом — выброс адреналина, усталость взяла свое. За окном стало темнеть, а по стеклам забарабанили капли дождя. Мария выпрямила спину, прищурилась и отодвинула трафарет и скребок к верхнему краю рамки, обрамлявшей пергамент. Стояла полная тишина, время, казалось, остановилось, и все внимание Марии де Монтихо сосредоточилось на замысловатом рисунке тушью, освещенном настольной лампой. Она тихо дышала в заученной, давно выработанной манере и с каждым выдохом подносила к пергаменту миниатюрную кисточку. Через пятнадцать минут Мария откинулась на спинку стула и передала инструменты ассистенту.

— Все, закончили, — сказала она и критически взглянула на предмет своего труда, на который ушло больше недели. После удалений вековой патины буквы стали отчетливыми, словно текст только что записали.

«Tuz ki cest estorie ont. Ou oyront ou lirront ou ueront. Prient a ihesu en deyte. De Richard de Haldingham о de Lafford eyt pite. Ki lat fet e compasse. Ki ioie en eel li seit done».

Текст, написанный на старофранцузском, ничего не прибавил к скудной информации о его составителе. После минутного размышления Мария повернулась к своему ассистенту, субтильному юноше в очках со стальной оправой. Он с готовностью склонился над текстом и перевел его на английский.

«Все те, кто обладают этой работой, видели ее или хотя бы слышали о ней, молитесь нашему Господу Иисусу, чтобы он порадел Ричарду Холдингемскому и Слифордскому, который исполнил эту работу и предал ее гласности, да будет благословен он на небесах».

Выслушав перевод, Мария, улыбнувшись, сочла, что пожелание, изложенное Ричардом семь столетий назад, можно отнести и к ней вместе с ее помощником.

Через двадцать минут Мария стояла посреди комнаты и в последний раз смотрела на карту, которую следовало накрыть защитным стеклом. После того как она выключила настольную лампу, слабое освещение комнаты, казалось, подчеркивало старость пергамента, выявляя его тени и впадине, указывающие на то, что телячья кожа, на которую была нанесена карта, за долгие годы усохла и сжалась. Обычно реставрацией рукописей занимались сотрудники в Оксфорде, но, когда зашла речь о реставрации Маппы Мунди в Херефордском соборе, соблазн самой заняться этой работой оказался слишком велик. Это была возможность, представляющаяся только раз в жизни, — возможность увидеть и потрогать своими руками самую знаменитую средневековую карту мира.

Когда глаза Марии освоились с полумраком, карта начала обретать знакомые очертания. Пергамент представлял собой квадрат со вписанным в него кругом более четырех футов диаметром. В этом круге и размещалась знаменитая карта. В ее центре находился Иерусалим, ниже — Средиземное море, имевшее Т-образную форму и разделившее Азию, Африку и Европу, а в левом нижнем углу располагались Британские острова. На карте красовалось множество рисунков с подписями на латыни и на французском, среди которых выделялись элегантные зарисовки на библейские темы и мифологические сюжеты. Венчала карту фигура сидящего Иисуса Христа, который, как казалось Марии, вершит суд не только над мертвыми, но и над живыми людьми, в своем высокомерии посчитавшими, что мириады чудес, которые они нанесли на карту, являются чем угодно, но только не Божьим промыслом.