Страница 12 из 68
– У реквизиторов попросила. С обязательством как можно скорее вернуть.
– Не вижу проблемы, если ты его не потеряла. А зачем?
– Насколько я понимаю, твой вопрос носит общий характер и относится к моей голове, не только к парику. Просто боялась наткнуться в казино на кого-нибудь из наших знакомых и на всякий случай предпочла окраковиться. Оваршавиться. Огдыниться!
Это она от Алиции научилась так выражаться. При моем посредничестве, разумеется. Была у меня некогда лучшая моя подруга Алиция, и вот много-много лет тому назад, переодеваясь в чужую одежду и натягивая парик, я при ней заявила, что не желаю быть опознанной. «Прекрасно, будь оваршавленной», – не стала возражать Алиция, даже не поднимая глаз от книги. Вот таким образом ни в чем не повинный город Познань вроде бы взял на себя ответственность за то, что человек коварно меняет внешность.
– Ну и как тебе в парике? – заинтересовалась я.
– Знаешь, потрясающе! Я сама себя не узнала. Случайно глянула в зеркало, так у меня аж дух перехватило. Какое-то время не могла сообразить, откуда здесь взялась эта незнакомая баба и куда же подевалась я.
– Все это хорошо, но ведь не можешь ты постоянно скрывать от него, что бываешь в казино? Неужели так категорически запрещает?
– Вот именно, категорически! И не только казино, но и все, что способно отодвинуть его на задний план. На свете для меня не должно быть ничего важнее, чем он, его величество Доминик. Я обязана расходовать все свои чувства лишь на него одного.
– Ну, знаешь, такое никто не выдержит. И зачем стоять в прихожей? Давай пройдём в комнату. Сними куртку.
Я предусмотрительно сразу же уселась за компьютер, а Марта откупорила банку с холодным пивом и принесла из кухни стаканы. После чего сделала попытку оправдать Доминика:
– Может, я сильно преувеличила, а ты и подумала бог весть что. Нет, вообще-то я могу заниматься чем хочу, даже работать, но не в ущерб ему. Понимаешь? Он ни за что не согласится быть на втором месте. К любому увлечению ревнует меня, как к любовнику, и даже ещё хуже. А я ему наврала. У меня появилась возможность раньше его вернуться в Варшаву, но ноги сами понесли к «Форуму», безумно захотелось поиграть, просто подсасывало изнутри, я ничего не могла с собой поделать. Представляешь, это сильнее меня!
– Ещё как представляю. И тут уж никто ничего не поделает – ни я, ни Доминик, ни ты сама, высшей силе никто и ничто не в силах противостоять!
– Вот ты понимаешь, а для него это смертельная обида. Личная. Я же без него не могу, и тут тоже какая-то высшая сила, как ни старалась, от наваждения мне не избавиться. Ну да я тебе говорила, что прямо разрываюсь на две половины, которые тянут меня в разные стороны. Противоположные.
– Говорила, можешь не объяснять. Ты звонила ему сегодня утром?
– Он позвонил. А я тут же перезвонила ему, дескать, только вот сейчас обнаружила, что мой сотовый отключён, а я-то удивляюсь, почему никто не звонит. Ну и все прочее. Выяснилось, что он, злясь на меня, тоже с вечера выключил свой мобильный. Не помню, успела ли я тебе рассказать, что после трупа он порвал со мной окончательно и бесповоротно, но вскоре понял, что без меня ему не жить. Ведь ему непременно нужна сострадательная дамская грудная клетка, на которой можно всласть выплакаться, а моя самая подходящая. О, по глазам вижу – ты думаешь, что и я с ним спятила. Или скоро спячу.
– Тебе виднее.
– Вот я и не сомневаюсь в этом.
– Туда тебе и дорога, – безжалостно отрезала я. – Однако, пока на тебя не натянули смирительную рубашку, давай немного поработаем. Я отыскала подходящий объект, и что теперь?
– Какая же ты бессердечная, – горько упрекнула меня соавторша. – Я тут с горя рассудка лишаюсь, а ей лишь бы поработать! Ладно-ладно, молчу. Поехали! На чем мы остановились в прошлый раз? Давай читай.
Я сделала по-другому. Дала ей уже отпечатанный на принтере текст, пусть сама читает, а я тем временем читала его же на экране монитора. Ну и мы славно поработали, не буду жаловаться. Совместными усилиями нам удалось столкнуть сюжет с мёртвой точки благодаря столь кстати подвернувшемуся трупу, теперь оставалось обвалять его в сопутствующих обстоятельствах и развивать эту продуктивную линию.
На минуту оторвавшись от клавиатуры, я повернулась к Марте и высказала гениальное соображение, не дающее мне покоя:
– Уверена, что его действительно кокнули из-за шантажа. Да я о Коте Пташинском говорю, чего смотришь? Поняла, вот спасибо. А у меня так всю дорогу прошедшие времена путаются с теперешними, никак не могу отвязаться от прошлого, наваждение какое-то и сила высшая, как у тебя с Домиником. Не хочу быть пророчицей, но, боюсь, они и впрямь взаимосвязаны.
– Времена?
– Они. Но ведь должен быть срок давности… Не знаю, не знаю… Все равно, если человек замаран…
Марта перестала метаться по квартире и подсела ко мне:
– Может, я что и пойму, если ты соизволишь толком рассказать.
– Попытаюсь. Ограбление Сбербанка на Польной. Слышала о нем?
– Нет.
Пришлось попробовать сосчитать ушедшие годы.
– Правильно, ты не могла о нем слышать, это было ещё до твоего рождения. И все равно могла! Громкое дело. Вот, скажем, дело Горгоновой, преступление произошло ещё до моего рождения и судебное разбирательство тоже, а всю Польшу взбаламутило, и я о нем слышала, хотя ни к каким средствам массовой информации отношения не имела. Так что сама понимаешь… Значит, его тихо-мирно спустили на тормозах, затушевали…
– Погоди, я за тобой не поспеваю. Спустили Горгонову или банк?
– Конечно, банк, я о нем пытаюсь тебе рассказать, это тоже громкое преступление, можно сказать преступление века. Ладно, будем скромнее, в масштабах Польши, но все равно. Два или даже три трупа, я уже точно не помню. Убили охранников, денежки грабанули, не пялься, не скажу сколько, тогда правды об этом никому не сообщали. Преступники скрылись, просто развеялись как сон, как утренний туман…
– Ничего себе сон! Как же они могли развеяться? И что, так и не выяснили, кто напал на банк?
– Уже позднее, несколько лет прошло, мне удалось узнать по своим каналам, что действовали настоящие бандиты, известные криминальные специалисты по этому делу, но организовано все было людьми из тогдашних органов, а личное участие принимал наш труп.
– Какой именно? У нас ведь их два.
– Первый, конечно. Тот, мой. И Аниты. А теперь я ломаю голову вот над чем: как думаешь, могли бы сохраниться с тех пор какие-то компрометирующие материалы – бумаги, фотографии, магнитофонные записи? Тридцать шесть лет – срок немалый.
Встав, Мартуся опять нервно прошлась по комнате, вылила остатки пива из банки в свой стакан, принесла из кухни новую банку и поставила её на стол. И все это время о чем-то напряжённо думала.
– Знаешь, – наконец заговорила она, – из всех зол я бы уж предпочла того клошара с Монмартра. Паскудная история! И что, ты полагаешь, кто-то мог снять ограбление банка?
– Об этом нигде не упоминалось, но в те времена ещё существовала неподкупная пресса и хорошие журналисты, особенно фоторепортёры, я сама знала отличного парня… Как же его звали? Вылетело из головы. Так он не ленился бегать по городу с фотоаппаратом и щёлкал все интересное, что подворачивалось. На киноплёнке тоже могли запечатлеть. Да и какой-нибудь подросток, случайно оказавшийся в момент ограбления поблизости, мог снять парочку любопытных кадров.
Марта возмутилась:
– Вместо того чтобы воспрепятствовать ограблению, он себе знай фотографирует!
– Марта, опомнись! Слишком ты многого хочешь. Тут стрельба, пули свистят, людей убивают, все, кто мог, попрятались в подворотнях или просто залегли, прикрыв головы руками, а несовершеннолетний паренёк, по-твоему, должен под пули лезть? Спасибо и на том, что хватило духа высунуться из-за угла и щёлкнуть затвором разок-другой.
Вот, сцепились из-за продукта моего воображения, ведь этого малого я только что выдумала! Хотя кто знает, а вдруг и правда существовал такой!