Фабрика драконов

Он повесил трубку.

Банни, чутко слушавший все это время разговор, спросил:

— Что вообще за хрень такая?

— Судить не берусь, дружище, но только босс велел сгребать жопы в горсть, так что уходим в темпе вальса.

Какое-то время Банни стоял, растерянно озирая то стынущие в разгромленной комнате тела, то окровавленное место, откуда сейчас унесли Большого Боба.

— Ну с-сука, — выдохнул он, — поплатится же он у меня!

— Тю-у-у, — кивнув, присвистнул Старший.

Через минуту их след простыл.

Глава 14

Котону, Бенин.

Шесть дней назад.

Доктор Ариетта Хласек откинулась в кресле, уперев подбородок в сведенные пальцы. Ее лицо выражало целую гамму чувств: сомнение, тревогу, боль. По другую сторону стола сидели еще двое врачей: измотанные дорогой, с запавшими от усталости глазами, подавленные. Оба старались держаться прямо, а руки непроизвольно теребили кипы отчетов и лабораторных анализов, которые они держали перед собой.

— Я… я не знаю, что и сказать, — начала доктор Хласек. — Происходящее переходит всякие границы; но то, как вы это подаете… Не знаю.

Та из врачей, что помоложе — Рина Пэнджей, — подавшись вперед, севшим голосом озабоченно произнесла:

— Доктор Хласек, мы провели тесты, сличили — произвольно — показания двух разных лабораторий. Они буква в букву совпадают с нашими.

— Она права, Ариетта, — подал голос Томас Смитвик. — Кстати, ваши сомнения мне понятны. Я и сам поначалу, когда Рина обрисовала мне всю картину, не поверил. Я проделал все мыслимые и немыслимые тесты, некоторые из них по нескольку раз. Здесь даже другого лабораторного анализа не требуется; просто нет поля для ошибки.

— Но, — заметила доктор Хласек с полуулыбкой, — чтобы генетическая болезнь и вдруг таинственным образом мутировала в передаваемый через воду патоген? Извините, таких прецедентов в мире еще не было.

— Возможно, — кивнул Смитвик. — Если… Если речь не идет об утечке биологического оружия из лаборатории.

— Вы думаете, в этом суть вашей находки? Новое биооружие, вышедшее каким-то образом из-под контроля и попавшее в водосток Уэме? Ну знаете… А кому вообще такое взбредет в голову? Более того, кто бы взялся финансировать подобные исследования? Абсурд, фантазия!

— Вы, видимо, не слышали? У нас на сегодня три сотни инфицированных больных! — выпалила доктор Пэнджей, тут же, впрочем, спохватившись.

Доктор Ариетта Хласек была региональным директором ВОЗ и серьезной политической силой в ООН — один из самых титулованных врачей Швейцарии, трижды номинированная на Нобелевскую премию. Терпеть такую бестактность доктор Хласек не стала и осекла Пэнджей суровым взглядом льдисто-голубых глаз.

Рина Пэнджей, опустив ресницы, промямлила что-то оправдательное.

— Ариетта, — попытался смягчить обстановку Смитвик, — моя молодая коллега крайне измотана. Все это время она была в гуще событий: пеклась о сотнях пациентов у себя в лазарете, разъезжала по селам собирать образцы, помогала хоронить мертвых. Она держится из последних сил.

— Я ценю усердие и верность профессии, — не без едкости сказала доктор Хласек. — И тем не менее поверить во все это непросто. Репутация нашей организации строится на достоверности. У нас уже бывали в прошлом ложные сигналы с мест, ослаблявшие к нам общественное доверие, да и финансовую поддержку, если на то пошло.

Смитвик покачал головой, видимо тоже понемногу теряя терпение.

— В данном случае речь идет не об однодневной панической вспышке вроде вызванной в прошлом году лихорадкой Эбола. Это настоящий кризис, подтверждаемый неоспоримыми свидетельствами. — Взяв кипу бумаг, он бухнул их перед почетной докторшей. — Все это срочное и требует немедленного действия!

Строптиво вздохнув, доктор для вида перелистнула пару дел, после чего взглянула на врачей.

— Поймите меня, Томас и… доктор Пэнджей, — совладав с эмоциями, сказала она. — Я буду действовать. Но все это требует колоссальной осторожности. Вы сейчас положили мне на стол мину замедленного действия. Если вы в своих догадках правы — а я, кстати, предупреждаю, что тщательным образом перепроверю все результаты, — тогда мы начнем действовать; но все это очень легко может вырваться из-под контроля. А при существующих политических и религиозных разногласиях, двойных стандартах общественного здравоохранения, образования… Необходимо точно рассчитать, какой дозой следует подавать информацию.

— Так ведь люди гибнут! — не выдержала доктор Пэнджей.

— Что ж, и гибнут, — со вздохом согласилась доктор Хласек. — А сколько их еще умрет, пока мы все выверим и подготовим соответствующий протокол. И тем не менее если мы не будем продвигаться с предельной осмотрительностью, их умрет куда больше в наступившей панике. Томас, вы же видели — скажите ей.

Смитвик, нехотя кивнув, похлопал Пэнджей по руке.

— Она права. Паника сметает линии коммуникаций, служащие людям в буквальном смысле спасательным тросом. Появятся не только кочующие вслепую орды беженцев, что сделает эффективное лечение невозможным; объявятся всякого рода местные властители и криминальные кланы, мародеры и разбойники, обирающие нас дочиста, налагающие лапу на запасы лекарств, еды, чистой воды. Нет, доктор Хласек абсолютно права: у нас должна быть взвешенная, сбалансированная политика, а иначе получится, что мы лишь брызжем бензин в огонь, который ты обнаружила.

Пэнджей отвернулась, скрывая вспыхнувшие в ее глазах бисеринки слез. Ум полонили лица людей, которых она, как могла, лечила у себя в сельской больнице. Половина из них уже умерли; остальные, насквозь больные, безропотно ждали помощи. Разумеется, она понимала тяжелую реальность тех слов, что говорили ей сейчас Хласек со Смитвиком; слов, означающих смертный приговор всем в той деревне, если не во всем регионе.

Чувствуя на себе взгляды старших коллег, доктор Пэнджей, превозмогая мучительную неохоту, медленно кивнула в знак согласия.

— Вот и хорошо, — сказала Ариетта Хласек. — Я сделаю соответствующие звонки для начала подготовки. Прежде всего нужно убедиться, что все, кто так или иначе в курсе, дали подписку о неразглашении. Нужно, нет, просто необходимо довести до персонала важность сохранения секретности до поры до времени. Вы еще кому-нибудь рассказывали?

— Да нет, — пожав плечами, тусклым голосом сказала Пэнджей. — Так, кое-кому в деревне. Ну, еще двум медсестрам у себя в больнице.

— Прошу простить за не вполне деликатный вопрос, — сказала Хласек, — а… какой они расы? Эта болезнь, судя по всему, поражает в основном чернокожее население юга Сахары. Нам надо делать ставку на тех, у кого риск заболеваемости ниже, чем у других, иначе мы лишимся рабочей силы. Наших, так сказать, пехотинцев.

— Обе мои медсестры, — Пэнджей прокашлялась, — африканки. Черные, проще говоря. Одна из Анголы, другая из Ганы. Мы приняли все профилактические меры…

— Уверена, что их будет достаточно. Я сама позвоню им в больницу. И сегодня же к вечеру отправим туда грузовик со всем необходимым, — сказала Ариетта Хласек, вставая. — Доктор Пэнджей, доктор Смитвик, вы, вероятно, считаете меня эдакой бессердечной мегерой, но я уверяю, что всецело осознаю трагизм происходящего и уважаю ваши героические усилия. Благодарю также за то, что обратились непосредственно ко мне. Мы вместе будем предпринимать все необходимые меры перед лицом столь серьезной опасности.

Она поочередно протянула им руку для пожатия и стоя дождалась, когда за визитерами закроется дверь.

Когда они ушли, доктор Хласек села и, откинувшись в кресле, какое-то время смотрела на кипу медицинских отчетов. Затем, помедлив, подняла трубку и набрала длинный международный номер.

— Отто? — спросила она, когда трубку взяли. — У нас проблема.

— Говори, — ответили на том конце.

Она рассказала все, что сообщили ей Пэнджей и Смитвик.

Абонент на том конце — Отто Вирц, — терпеливо выслушав, вздохнул.