Карт-бланш

Из дома донесся женский голос.

— Ize balulekile, — ответила Йордан.

Последовал короткий обмен репликами на зулу. На лице капитана не дрогнул ни один мускул.

— Вы не откажетесь зайти? Угого хочет убедиться, что вы не бандит. Я уже объяснила, но она все равно беспокоится.

Бонд проследовал за ней в чистенькую, мило обставленную квартирку с плакатами, коврами и фотографиями на стенах. Пожилая женщина, к которой обращалась Йордан, сидела за большим столом, накрытым на двоих, — Бонд оторвал их от ужина. Старушка выглядела очень хрупкой, и Бонд сразу узнал это лицо: оно смотрело с фотографий в кабинете Йордан. На угого было просторное оранжево-коричневое платье, седые волосы коротко пострижены. Она попыталась встать.

— Нет-нет, не нужно, — торопливо сказал Бонд.

Она все равно поднялась и, горбясь, прошаркала вперед, чтобы пожать гостю руку. Ладонь у нее оказалась крепкая и сухая.

— А, англичанин, про которого рассказывала Бхека… Не такой уж вы и ужасный.

Йордан бросила на бабушку испепеляющий взгляд.

— Меня зовут Мбали, — представилась старушка.

— Джеймс.

— Пойду прилягу. Бхека, покорми гостя. Он такой тощий.

— Нет-нет, мне пора.

— Ты голодный. Я видела, как ты смотрел на боботи.

Бонд улыбнулся. Он и правда разглядывал стоящий на печи горшок.

— Моя внучка прекрасно готовит. Тебе понравится. А еще выпьешь зулусского пива. Не пробовал?

— Только «Биркенхед» и «Гилрой».

— Зулусское лучше. — Мбали повернулась к внучке. — Дай ему пива и собери поесть. Принеси боботи и соус самбал. — Она с сомнением посмотрела на Бонда. — Острое любишь?

— Люблю.

— Это хорошо.

— Угого, он же сказал, что ему пора, — возразила Йордан.

— Сказал только из-за тебя. Дай ему пива и поесть. Смотри, какой тощий!

— Угого, послушай…

— Что за внучка! Вечно мне перечит.

Старушка проследовала в спальню, прихватив керамический горшочек с пивом. Дверь за ней закрылась.

— Как она себя чувствует? — спросил Бонд.

— Рак.

— Соболезную.

— Все не так плохо. Ей девяносто семь лет.

— А я думал, за семьдесят, — поразился Бонд.

Словно опасаясь, что повисшая тишина вынудит поддерживать беседу, Йордан шагнула к старенькому плейеру и запустила какой-то диск. Из колонок хлынул низкий женский голос с ритмами хип-хопа на заднем плане. Бонд взглянул на обложку: Тандисва Мазваи.

— Садитесь, — пригласила Бонда к столу Йордан.

— Не стоит.

— О чем вы?

— Не надо меня кормить.

— Если угого узнает, что я отпустила вас без пива и боботи, то очень расстроится.

Она выставила на стол глиняный горшок с ротанговой крышкой и наполнила стакан пенистой розоватой жидкостью.

— Это и есть зулусское пиво?

— Да.

— Домашнее?

— Другого не бывает. Бродит три дня. Его пьют еще в процессе ферментации.

Бонд отхлебнул из стакана. Пиво оказалось кисловато-сладким, почти безалкогольным.

Йордан поставила перед ним тарелку боботи и зачерпнула красноватого соуса. Блюдо напоминало английский «пастуший пирог», только сверху не картошка, а яйцо; такой вкуснятины ему еще пробовать не доводилось. Ароматный густой соус был довольно острым.

— Не составите мне компанию? — Бонд кивнул на пустой стул.

Йордан стояла, облокотившись о раковину и скрестив руки на роскошной груди.

— Я уже поужинала, — бросила она, не двигаясь с места.

«Друг или враг…»

Бонд доел.

— А вы незаурядный человек. Прекрасный полицейский, великолепно готовите пиво и, — он кивнул на горшок, — боботи. Если я, конечно, ничего не напутал в произношении…

Нет ответа. Сколько можно злиться?

Подавив раздражение, Бонд перевел разговор на семейные фотографии, что висели по стенам и красовались на каминной полке.

— Похоже, вся история творилась на глазах вашей бабушки.

Йордан бросила нежный взгляд на дверь спальни.

— Угого и есть Южная Африка. Ее дядю ранили англичане в битве при Камбуле, через несколько месяцев после сражения при Исандлване, — я вам о нем рассказывала. Она родилась всего через пару лет после того, как Капская область и Наталь объединились в Южноафриканский союз. В пятидесятые годы ее переселили по принятому при апартеиде Закону о регионах группового проживания, а в пятьдесят восьмом ранили во время акции протеста.

— Что случилось?

— Шарпевильский расстрел. Протестовали против «дампасов» — по-английски их называли «дамб-пассы» — «пропуска для дебилов». При апартеиде людей вполне официально делили на белых, черных и цветных.

Бонду вспомнились разглагольствования Лэмба.

— Черным нельзя было появляться в белых районах без пропуска, подписанного работодателем. Унизительно — просто кошмар. Люди вышли на мирную демонстрацию протеста, а полиция открыла огонь. Почти семьдесят человек погибли, угого ранили в ногу. Теперь она хромает. — Йордан налила себе немного пива и отхлебнула. — Имя мне выбирала угого. Просто сказала родителям, как меня назвать, и те послушались. Обычно с угого не спорят.

— Бхека…

— На зулу это означает «тот, кто следит за людьми».

— Защитник. Выходит, вам на роду написано идти в полицию.

Бонду определенно нравилась музыка.

— Угого — это старая Южная Африка. А я — новая. Дочь зулусов и африканеров. Да, нас называют «страной радуги», но посмотрите на радугу: там ведь разные цвета, и каждый по отдельности. Нам нужно смешивать гены — и я тому пример. Пройдет много времени, но рано или поздно мы своего добьемся. — Йордан холодно посмотрела на гостя. — Вот тогда мы сможем ненавидеть других за дело, а не за цвет кожи.

Бонд невозмутимо выдержал ее взгляд и сказал:

— Спасибо за ужин и за пиво. Мне надо идти.

Йордан проводила его до двери. Бонд шагнул на крыльцо.

И тут увидел человека, который преследовал его с самого Дубая. Синяя куртка, золотая сережка — именно он убил Юсуфа Насада и чуть не прикончил Феликса Лейтера.

Человек стоял на другой стороне дороги, в тени старого здания, украшенного арабской мозаикой со свитками.

— Что случилось?

— Враг.

Мужчина держал в руке мобильный телефон, но не звонил — фотографировал их с Йордан, чтобы доказать: Бонд работает на полицию.

— Хватайте оружие и не выходите из дома. Охраняйте бабушку.

Он метнулся через дорогу. Преследователь бросился вверх по склону Сигнальной горы. На узкой улочке быстро сгущались сумерки.

Глава 51

У беглеца было десять ярдов форы, но Бонд понемногу нагонял. Разгневанные кошки и тощие псы бросались в стороны. Прямо перед Бондом на улицу шагнул малыш с круглым малайским личиком; отцовская рука тут же втащила его обратно.

Он уже сократил дистанцию вдвое, когда сработал инстинкт бойца. Противник вполне мог установить на пути отхода ловушку. Быстрый взгляд под ноги — так и есть! Поперек улочки над самой землей тянулся едва заметный в темноте провод. Убийца легко переступил его — он заранее отметил нужное место черепком от горшка.

Бонд уже не успевал остановиться, оставалось лишь грамотно упасть.

Он выставил плечо и, как только ноги резко ушли назад, покатился кувырком. Больно ударившись, он на мгновение замер, проклиная себя за то, что упустил врага.

Однако тот вовсе не собирался убегать.

Убийца хотел не оторваться, а вывести преследователя из строя. Всего мгновение — и он навалился сверху и вырвал из кобуры «вальтер», попутно обдав затхлым сигаретно-пивным духом вперемешку с вонью немытого тела. Бонд ухватил запястье противника и стал выкручивать. Пистолет упал на землю. Бонд, задыхаясь, не выпускал правую руку нападавшего, одновременно уворачиваясь от смертельных ударов ножа, зажатого в его левой.

Улочка была пуста: Бхека Йордан не бросилась с пистолетом в погоню.

Противник задумал удар головой и подался назад. Бонд дернулся в сторону, но тот вдруг перекатился, словно настоящий гимнаст. Ловкий трюк.