Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 63

Подошла моя очередь. У окна я провела одну минуту, ошибка очевидная, да что толку: ожидавшие меня типы наверняка давно удалились в полной уверенности, что я не прилетела. Спасти мать мог только ребёнок. Я позвонила Роберту.

— Мне очень неприятно, ребёнок. Раз в жизни я понадеялась на везение, да понапрасну. Садись в тачку и приезжай за мной.

Получила я багаж, взяла тележку, сняла Ивонину меховую куртку (собственное пальто показалось мне для путешествия недостаточно элегантным), отправилась в бар и наконец села. Получила пиво, закурила и принялась шевелить мозгами: как оповестить организаторов ярмарки, что я все же приехала.

Доступа к ним никакого. Выработала я такую тактику: позвоню в Варшаву Ивоне, пусть сходит ко мне домой, найдёт телефон варшавской секретарши оргкомитета, позвонит этой секретарше и даст ей телефон Роберта. А секретарше следует, в свою очередь, позвонить в Канаду и продиктовать телефон Роберта. Ничего более простого я не придумала. Пока я старалась вычислить время, добавляя по шесть часов в обе стороны, увидела типа, околачивавшегося в толпе с огромным листом бумаги. Меня как подбросило. Помчалась посмотреть — ну конечно же, Хмелевская!

— Вы туго соображаете! — сурово выговаривала я ему. — Что вы тут делаете с этим плакатом? Все пассажиры ушли три часа назад, а другого самолёта из Польши нет. Ясно же — я не приехала!

Он обрадовался ужасно. Вот именно, понял, что я не приехала, побежал звонить шефам, а они велели вернуться в аэропорт и ждать. Вот он и ждёт, раз велели.

Теперь мы принялись ждать вдвоём — Роберт уже выехал и вернуть его я не могла. В итоге первые два дня я провела у детей в Гамильтоне, а потом перебралась в Торонто. Это оказалось совершенно бессмысленным: пока я жила в Гамильтоне, ярмарка работала в Торонто, а когда я приехала в Торонто, она перебралась в Гамильтон. И все время меня возили туда и обратно.

В Торонто меня подбросили дети, ехавшие в Оттаву — у Моники были соревнования по каратэ. Гостиницу мне вроде бы заказали.

Польская гостиница, только-только открытая. Хозяйка пришла в польский центр и попросила присылать ей клиентов. Центр охотно пошёл ей навстречу и прислал меня.

Мы подъехали. Элитный район вилл. Я сразу засомневалась: на пологом склоне, цветов, правда, много, но транспорта никакого, нет ни магазинов, ни киосков, одни лишь виллы в зелени, а до нормальной улицы с автобусами по меньшей мере два километра. Отыскали мы нужный номер.

В доме горел свет, а человеческого присутствия не обнаруживалось. Все закрыто наглухо. Мы позвонили — безрезультатно. Звонок слышно на улице, но открывать дверь никто не спешил. Странновато для гостиницы.

— Там кто-то всех поубивал, а свет оставил, что бы не обратили внимания, — сообщила Моника. Как-никак внучка автора детективов.

Роберт обошёл дом кругом.

— Мать, здесь и в самом деле никого нет. Ни одной машины. И стоянка пустая. Что будем делать?

— Хороша бы я была, если бы приехала в такси. Поехали обратно, буду скандалить.

— Где это?

— А мне почём знать? Найдёшь польский центр, тогда разберёмся. Покрашено голубым, на вид, пожалуй, узнаю.

Вооружённый столь точными указаниями, Роберт тем не менее сориентировался. Скандалить пришлось недолго, администратор сразу начал звонить в разные места, и мне предложили польский мотель. Мотель так мотель. Дети укатили в Оттаву, в мотель меня отвезли на служебной машине.

И снова меня одолели нехорошие предчувствия. На вопрос, могу ли я получить в номер чай, администратор ответил: да, конечно, вот у него и чайник есть. А бар или ресторан? Есть ресторан, на углу, неподалёку. Польский.

Ну ладно. Я осталась. В комнате был кондиционер, малость бракованный — грел и холодил, но не проветривал. Для вентиляции пришлось открыть дверь в коридор. Единственный недостаток — меблировка: топчан, креслице, столик и лампа. На одного человека достаточно, а размещено неудачно. Лампа в углу за топчаном, столик с креслом у стены с другой стороны, за столом темно, а у лампы не на что сесть. Попробовала перенести кресло… Ничего не получилось. Кресло не помещалось — надо отодвигать топчан. В общем, отказалась я от перестановки мебели в апартаментах и отправилась в ресторан.

Ресторан красивый, готовили хорошо, а вот работать начинал с двенадцати часов, ярмарка же функционировала с десяти. Я не настаивала на обильном завтраке, но хотя бы слегка перекусить перед целым рабочим днём все же необходимо. Пришлось вернуться в номер и попросить чаю.





Явилась какая-то крупногабаритная тётка и принесла чай в мощном фаянсовом горшке. Объявила — чай последний, больше нету. Кофе есть, а про чай забыли — завтра утром купят. Я понадеялась, что магазин откроют раньше, чем я уйду. Попробовала напиток.

Это был последний гвоздь в гроб. Чай как чай, возможно, даже хороший, но определялось это с большим трудом: напиток оказался сладкий и с луком. Я чай и с сахаром-то терпеть не могу, ну а уж с луком… Однако заменить не удалось, ведь меня заранее предупредили — последний. Вылила я пойло в уборную, лекарства, которыми пользовалась, запила пивом и приняла мужественное решение. Когда утром за мной приехали, я уже ждала, упаковав вещи. В польском центре спросила:

— Вот что, господа хорошие, а нет ли здесь, в Торонто, канадских гостиниц? Мне вовсе не обязательно жить в польской. Я не требую «Астории», но, черт побери, не найдётся ли какое-нибудь цивилизованное пристанище!

Нашлось. Поселилась я в гостинице с рестораном и видом на озеро. От самостоятельного передвижения по городу пришлось отказаться: близко был лишь пляж. Но тут как назло наступил ноябрь, и пляжем я не воспользовалась.

А теперь вернусь к событиям более ранним.

Все ужасное расскажу сразу.

Поздней весной Тереса с Тадеушем приехали в Польшу. Впервые вместе. Хотели осмотреться на месте, потому как намеревались вернуться навсегда. Тадеуш настаивал — хочет умереть на родине. Поселились они у моей матери.

Они прожили в Варшаве недели две, когда я отлучилась на четыре дня. Анка, моя костельная невестка, и Мацек, мой костельный зять, надумали закатиться в Боры Тухольские, в Тлень, на рыбную ловлю, в молодёжный летний лагерь, в это время года ещё безлюдный. Мария окончательно помешалась на рыболовстве и уговорила меня поехать с ними. Способ, коим Мария пользовалась при ловле рыбы, я расписала в «Тайне», она и вправду сидела на мостках с удочкой и под зонтом.

Мы сняли целый этаж в одном крыле дома. Собралось нас шестеро: Анка, Мацек, Агата, Анкина мать и мы с Марией. У нас были отдельные комнаты, двери которых выходили на длинный общий балкон-террасу.

Однажды вечером мы разожгли на речке костёр, а на следующий день, ближе к вечеру, Мария взялась мыть машину. Я немного помогла ей, потом, когда моей помощи уже не требовалось, я оставила Марию протирать машину насухо и пошла домой. В коридоре встретила Мацека, предложившего поиграть в пинг-понг.

Спортивный зал со столом для пинг-понга находился на первом этаже, одна стена в нем была целиком застеклена. Мы договорились: попозже Анка покажет Марии, где зал, и они к нам присоединятся. Мы начали играть.

Играли долго, уже при включённом свете, Анка и Мария так и не пришли. В конце концов я устала, мы отдали ракетки каким-то подросткам и поплелись наверх.

Я включила свет и через балкон направилась к Марии — у нас множество вещей было общих: грелка, термос, чай и тому подобное. Мне что-то понадобилось.

Мария сидела за столом и решала кроссворд. Подняла голову, взглянула на меня.

— Где ты была?!! — не своим голосом заорала она. Я удивилась.

— Внизу. Играла с Мацеком в пинг-понг. Я думала, ты тоже придёшь. Анка ведь собиралась тебя про водить.

— Иисусе Христе, — только и ответила Мария. Выяснилось, что протерев машину, она отправилась наверх и встретила Анкину мать.

— А где все остальные?

— Спят, — сообщила та.

У Марии не было повода усомниться в правоте её слов. С балкона она увидела Анкины ноги на постели и тем более уверилась, что вся команда так рано завалилась спать. Мария тихонько пробралась ко мне, взяла термос и вернулась к себе. И вдруг её осенило — ведь меня в комнате нет. Она поспешила ко мне, осмотрелась повнимательнее. Меня не было. Вторая кровать тоже пустовала. Мария заволновалась: явно что-то стряслось.