Меч Гидеона

— Нет, не возражаю, просто… — Гидеон осекся. Он не мог смириться с тем, что все кончено, что он потерпел поражение.

— Мне очень жаль, — повторил старший.

Гидеон кивнул.

— Чем еще вам помочь? — вежливо поинтересовался врач.

— Спасибо, не надо, — отозвался удрученный Гидеон. — Здесь мне больше нечего делать. — Он застегнул молнию на мешке и задвинул поддон с телом в ящик. Нетрудно было представить, что на все это скажет Эли Глинн.

Покидая холодильник, он впервые обратил внимание на монументальную чернокожую женщину в дверях. На ней была одежда для хирургической операции, но маску она опустила на подбородок.

— Эй! — окликнула она Гидеона. — Я вас невольно подслушала. Доктор Браун, патологоанатом.

Старший смены поздоровался с доктором Браун, и все замолчали.

— Напомните ваше имя, сэр, — тихо попросила она Гидеона.

— Гидеон Кру.

— Я располагаю кое-какой информацией, которая вас, возможно, немного утешит, мистер Кру.

Гидеон приготовился к очередному изложению религиозных воззрений.

— Мистер Коррелли прав, говоря, что стандартная процедура в нашей стране состоит в отправке ампутированных конечностей в отходы. Но в данном случае такого произойти не могло.

— Почему?

— Потому что у нас в Нью-Йорке действует необычная, возможно, даже уникальная система. Отнятая конечность, в случае если пациент никак не оговорил, как с ней поступить, помещается в ящик и отправляется на нью-йоркскую «землю горшечника» для захоронения.

Гидеон уставился на нее:

— Земля горшечника?

— Да, место, где хоронят нищих. Название восходит к Библии: на «земле горшечника» был зарыт Иуда.

— В Нью-Йорке есть такой участок?

— Совершенно верно. Когда умершего не забирают родственники или когда они не могут оплатить погребение, город зарывает останки на «земле горшечника». Так же поступают с невостребованными конечностями. Ноги вашего друга захоронят там.

— Где же находится эта… «земля горшечника»?

— На Харт-Айленд.

— Харт-Айленд… — повторил Гидеон. — Где это?

— Насколько я понимаю, это необитаемый остров в заливе Лонг-Айленд, напротив Бронкса.

— Значит, ноги зароют там?

— Вне всякого сомнения.

— А можно их как-нибудь… переместить?

— Можно, — кивнула патологоанатом. — После обеззараживания все тела, конечности и прочее помещают в пронумерованные ящики и зарывают так, чтобы их можно было извлечь для нового вскрытия или судебно-медицинских надобностей. Так что не беспокойтесь, ноги вашего друга честь по чести предали земле.

— Какое облегчение! — Гидеон постарался скрыть охватившее его возбуждение. Он еще не успел поверить в свою удачу.

Старший смены дружески потрепал его по плечу:

— Надеюсь, это все меняет.

— Еще как! — охотно согласился с ним Гидеон. Хотя… В следующее мгновение он устремил на патологоанатома умоляющий взор. — Мне бы хотелось их посещать, оплакивать. Вы ведь меня понимаете?

При всем своем самообладании доктор Браун не скрыла, что понимает его неважно.

— По-моему, оставшегося здесь тела для оплакивания более чем достаточно.

— Но это только его часть! — Гидеон прибег к дрожи в голосе, намекая, что в любой момент может сорваться на визг.

Подумав, доктор Браун сказала:

— Иногда, очень редко, патологоанатомам приходится забирать оттуда конечности. Это всегда страшная возня, кучи бумаг, волокита на несколько недель. Поймите, Харт-Айленд полностью закрыт для посещения. Захоронениями занимаются заключенные с Рикерс-Айленд.

— Но если конечность можно выкопать, значит, место ее захоронения известно? Там что, ведут учет?

— Пронумерованные ящики опускают в траншеи в строгом порядке. Заполнив траншею, они ставят на ее краю бетонный маркер и отрывают новую.

— Как мне найти номер и место? У вас есть такая информация?

Патологоанатом взяла у старшего смены медицинское заключение и изучила его, сведя брови.

— Номер указан здесь. Думаю, исходя из него можно узнать место.

Гидеон протянул руку:

— Вы позволите?

Она дала ему распечатку, и он, достав из кармана карандаш, переписал номер: 695–998 MSH.

— Огромное вам спасибо, просто огромное!

— Вам еще нужна помощь? — спросила патологоанатом. — Если нет, то я, с вашего позволения, вернусь в анатомичку. У нас сейчас кадровый голод, меня некем заменить.

— Спасибо, это все, что мне требуется. Я вам очень признателен, доктор Браун. Не провожайте, я найду выход.

— Я обязана отвести вас в комнату ожидания.

Гидеон проследовал за своей монументальной спасительницей в коридор, мимо прозекторской, где по-прежнему кипела жизнь. Там топталось не меньше десятка детективов и полицейских, другие ждали в коридоре, почти полностью его перегородив. Протискиваясь, Гидеон увидел журналистов, что-то кричавших за двойными дверями и размахивавших руками.

— Убийство из ряда вон? — спросил Гидеон провожатую.

— Небывалая жестокость! — бросила на ходу доктор Браун. — Простите! — Она отодвинула от дверей сразу нескольких агрессивных телеоператоров. Увидев ее профессиональное обмундирование, пресса стала хором засыпать ее вопросами, но вместо ответа услышала: — Желаю удачи!

Закрывшиеся двери не охладили пыла журналистов.

— Подозреваемые! — крикнул один. — Подозреваемые есть?

— Где именно в церкви было спрятано тело?

Гидеон проталкивался сквозь толпу, выкрикивающую вопросы перед закрытыми дверями.

— Очевидцы, улики?

Он отпихнул локтем горластого здоровяка и бросился к выходу.

— Правда, что у жертвы выдрано горло, как у прошлой, в Чайнатауне?

Гидеон остановился как вкопанный. Кто задал этот вопрос? Он оглянулся, высмотрел в беснующейся толпе репортера, привставшего на цыпочки, с диктофоном в вытянутой руке, и подскочил к нему:

— Вы что-то кричали про выдранное горло?

— Вы свидетель? — вцепился в него репортер. — Я Бронвик, из «Пост».

Желтые зубы торчком, как у хорька, совершенно неуместный в Нью-Йорке акцент лондонского кокни.

— Может быть. Ответьте на мой вопрос: у жертвы вырвано горло?

— Еще как! Кошмарное убийство! Ее тело нашли под скамьей в церкви Святого Варфоломея. Ей чуть не оторвали голову, совсем как тому парню в Чайнатауне. А теперь ваше имя, сэр! Ваша связь с этим делом?

Гидеон схватил его за грудки.

— Ей, говоришь? Убитая — женщина? Как ее звали? — Его охватило отвратительное чувство, словно его нервы пожирают насекомые.

— Молодая женщина, между двадцатью и тридцатью…

— Имя! — Он сильно тряхнул фальшивого лондонца. — Назови ее имя!

— Полегче, дядя. Ее звали Мэрилин. — Он заглянул в свои записи. — Мэрилин Криди. Теперь я бы не прочь услышать, что знаете вы сами, сэр.

Гидеон оттолкнул репортера и побежал. Он бежал долго, пока хватало сил.

ГЛАВА 57

Над Центральным Бронксом занималась заря, о чем свидетельствовало грязно-желтое пятно в небе над автострадой Мошолу. Гидеон Кру уперся взглядом в поцарапанное окно экспресса «Лексингтон-авеню», ничего не видя, не слыша и не чувствуя. Он провел в поезде уже несколько часов, мотаясь между южной конечной остановкой, Утика-авеню в Квинсе, и северной, Вудлоун в Бронксе, застряв на бессмысленной серой территории животного, бездумного существования.

Много лет он не плакал, но в этот раз по его щекам бежали слезы — слезы ярости, грусти, негодования на собственные эгоизм и глупость.

Теперь это позади. Он перешел, нет, переполз на другую сторону, и его мозг медленно, но верно возвращался в привычное рабочее состояние.

Многое прояснилось. Кивающий Журавль убил Орхидею, спрятал труп так, чтобы его не сразу нашли — так ему легче было скрыться. Причин для убийства две. Во-первых, она могла что-то знать и поэтому должна была умереть. Вторая — и главная — причина состояла в том, что этим убийством Кивающий Журавль заставлял Гидеона «засветиться». Он все верно рассчитал: теперь смерть грозила ему самому. Раз Гидеон обрек Орхидею на такую ужасную гибель, то теперь его долгом было за нее расквитаться.