Страница 92 из 93
— Вы знаете, какое сегодня число? — спросил барон и оглядел присутствующих.
Нагиб кивнул, Омар и Халима молчали. Да осеннего равноденствия им оставалось ждать еще три дня. Но кого это интересовало? Каждый из них уже определил свою роль в этой истории.
Им было ясно, что есть тайны, которые не требуют разгадок, вопросы, на которые не нужно искать ответ, ибо они принадлежат вечности.
Омар сообщил об убийстве в Гизе. Он рассказал о махинациях Уильяма Карлайла и племянницы жены Хартфилда — Амалии Доне. Сообщил о том, что свидетели видели, как Карлайл спешно покидал гостиницу сразу после убийства. В ходе розыска Карлайла обнаружили в гостинице «Д’Ориент», недалеко от Садов Эзбекия. Это было роскошное заведение, в котором останавливались в основном англичане. Омар опознал Карлайла, а микассах подтвердил, что видел, как этот человек выходил из гостиницы «Мена Хаус».
Когда Омар прямо в лицо заявил подозреваемому, что тот убил Хартфилда, чтобы разделить наследство профессора с племянницей его жены, нервы Карлайла оказались слабее, чем того требовало преступление, которое он совершил. Он во всем сознался, рассказал о том, что миссис Доне подстрекала его к убийству и угрожала расстаться с ним. Но это означало бы для Карлайла конец, потому что он был полностью в ее власти.
Две вещи занимали Омара, пока он ехал в такси-кабриолете к гостинице «Мена Хаус». Во-первых, он задавался вопросом, как мужчина может влюбиться в такую суфражистку, как Амалия Доне. Но жизнь его уже научила: предсказать возможно лишь ход светил — все человеческое непостижимо. Во-вторых, как объяснить барону, что он, Омар, больше не желает иметь ничего общего с делом, для которого тот нанял его на работу. Он хотел начать с Халимой новую жизнь, и как можно дальше от Саккары.
Во время ужина в гостинице «Мена Хаус», куда они регулярно ходили, в тот вечер барона не было. Неужели водоворот прошедших дней так глубоко потряс его? Ни Омар, ни Нагиб, ни Халима не могли найти этому объяснения. Когда они уже приступили к десерту из поджаренного риса с коричневым сахаром, а барон все еще не появился, Омар отправился в его номер. Комната оказалась пуста.
— Он уехал, — произнес Омар, вернувшись к столу.
Трое друзей переглянулись, видимо в тот момент подумав об одном и том же. Фон Ностиц был не тем человеком, который останавливается на полпути, а тем более когда цель так близка. Он вбил себе в голову, что должен совершить нечто значительное, чтобы сохранить свое имя для будущих поколений. И он сделал это — по крайней мере, ему так казалось.
Но помнить или нет — решает будущее поколение. На следующее утро Густав-Георг фон Ностиц-Валльниц был найден мертвым в 660 метрах восточнее ступенчатой пирамиды Саккары. Он выстрелил себе в голову из армейского маузера. Тело «стального барона» лежало всего в нескольких шагах от мурованного резервуара, в который феллахи вот уже многие годы ссыпали мусор. Спустя какое-то время туристы нашли надпись, нацарапанную на твердой как камень земле: «ВЕЧНОСТЬ НЕПОСТИЖИМА».
Где заканчиваются следы
Вот и вся история Омара Муссы, которую он поведал в своем дневнике. Но эта история еще не завершилась. Он не пожелал дописать ее до конца, и мне кажется, я знаю тому причину. Омару больше не хотелось, чтобы в связи с этим делом вспоминали о нем. Барон Густав-Георг фон Ностиц-Валльниц в завещании оставил небольшое денежное вознаграждение в равных долях: Омару, Халиме и Нагибу. Так что теперь Омар мог спокойно начать новую жизнь. Вместе с Халимой он возвратился в Германию, выкупил на Кёнигсаллее небольшую антикварную лавку, и примерно в 1930 году они поженились.
Нагиб поначалу оставался в Каире, но спустя два года тоже переехал в Германию, чтобы осесть в Дюссельдорфе, где он вскоре спустил все деньги. Нужно честно признать, что Нагиб и Омар никогда не были настоящими друзьями. Судьба странным образом свела их вместе, только это и стало причиной их многолетней связи. Можно понять, почему их пути так резко и неожиданно разошлись и почему они не общались, находясь в одной стране. Возвращаясь к истоку нашей истории, которая началась с находки странного листка с надписью «УБИЙЦА № 73», я должен упомянуть об убийстве профессора Хартфилда. Это преступление, казалось, никак не связано со статуэткой, не правда ли? После убийства, в совершении которого Уильям Карлайл сознался не без участия Омара, египетские судьи приговорили его к смерти и выслали в Лондон, потому что подсудимый и убитый были иностранцами. Но ему смягчили приговор, заменив смерть пожизненным заключением.
Я узнал это в Лондоне, на Глостер Террес, 124, где надеялся найти племянницу жены профессора — Амалию Доне. Омар точно описал трехэтажный дом ранней викторианской эпохи, так что я легко его отыскал. Его видно было издали. Латунная табличка была заменена пластиковой с именем Клейтон, что сначала не удивило меня. Когда после моего звонка дверь открыла очень симпатичная дама средних лет, которая показалась мне знакомой, я вспомнил о Джулиет Клейтон, с которой встретился в аукционном доме «Кристи». Ее поведение тогда я воспринял как загадочное. Это было всего два года назад!
Желание женщин преобразить свою внешность (и не только ее!) само по себе представляет большую загадку. Некоторые меняют прическу, макияж и одежду, так что их совершенно невозможно узнать. Но в данной ситуации у меня в голове тут же всплыла мысль, что эта элегантная дама, должно быть, сестра Джулиет Клейтон. И я не ошибся.
Не упоминая о Джулиет Клейтон, я объяснил, что знал миссис Доне. Тут я узнал, что миссис Доне — ее мать, но умерла она несколько лет назад от рака легких. Оказалось, что Амалия Доне в тридцатые годы вышла замуж за некоего Герберта Клейтона из Суссекса, в браке у них родились две дочери, Джулиет и Сара.
Сара Клейтон жила в большом доме одна. У женщин такого склада есть проблема: они доверчивы и многословны, их речь подобна журчанию неиссякаемого водопада. Только благодаря этому я получил ценнейшую информацию. Во-первых, я узнал, что брак этот нельзя было назвать счастливым, потому что на горизонте все время появлялся некий Карлайл. Хотя он и получил пожизненный срок — о подробностях мисс Клейтон сначала не хотела говорить, — но упоминание одного его имени приводило к раздорам в семье. Карлайла помиловали, когда ему исполнилось семьдесят, и он сразу отправился к дому ее матери. В тот же день Клейтон, ее отец, ушел из дома. Он начал пить изо дня в день и через полгода спился. А Карлайл остался. Сара Клейтон утверждала, что он, хотя и провел полжизни в тюрьме, обладал неимоверной жизненной силой и вырастил обеих девочек как своих дочерей.
Я поймал себя на мысли, что перестал слушать мисс Клейтон. Ее история пробудила во мне ряд ассоциаций, и я вежливо спросил, чувствует ли она к Карлайлу симпатию.
Мисс Клейтон ответила утвердительно и сказала, что этот несчастный человек был приговорен к сроку из-за какой-то давнишней истории, довольно темной. Он часто говорил об этом «случае», потому что его до сих пор это очень тревожило.
Я спросил, испытывала ли к нему участие Амалия Доне? И тоже получил утвердительный ответ. Ее дочери, как и она, поддерживали его, насколько это было в их силах.
Затем я осведомился, слышала ли она когда-нибудь имя Омара Муссы — важного свидетеля. Как только я назвал это имя, разговор тотчас же прекратился. Мисс Сара начала спрашивать, не из полиции ли я и что мне от нее нужно. Она и без того рассказала незнакомцу слишком много.
Я поспешил уйти. У цветочного магазина в отеле «Глостер» я купил букет и отправил его женщине, набросав на открытке слова благодарности за информацию. Мне не пришлось долго ждать, в гостинице меня застал телефонный звонок Сары. Она извинилась за невежливость, но история была слишком деликатной, чтобы ее просто так выболтать. Она сообразила, что я знал об этом деле больше, чем говорил, и пригласила меня на следующий день на чай.