Грязные игры

А под простыней?

Жакет и юбка были сложены на стуле. Босоножки стояли рядом с кроватью.

А трусики? Он их не видел. Сняла или нет?

В любом случае он был рад, что послушался интуиции и не снял одежду. Очевидно, раздевание не входило в программу.

Однако его джинсы были расстегнуты – по необходимости. Взгляд Лауры в этом направлении был так мимолетен, что он подумал, успела ли она что-нибудь увидеть, прежде чем устремила глаза в потолок.

Грифф подошел к краю кровати и отвернулся. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Он снял джинсы, но остался в трусах. На всякий случай он осторожно пощупал себя через трусы и почувствовал, как увлажнилась ткань. Не поворачиваясь лицом к Лауре, он приподнял простыню и лег, а затем натянул простыню себе на ноги, хоть это и выглядело нелепо.

Секунд тридцать он лежал на спине и смотрел в потолок. Так пропадет всякое настроение. Не говоря уже об опасности, которой подвергается его способность сделать ребенка.

Он повернулся на бок лицом к ней. Она не заговорила и даже не моргнула. Только раздвинула ноги. Внешняя часть бедра Лауры скользнула по его бедру. Этого легкого прикосновения оказалось достаточно.

Он перевернулся, расположился между ее ног и спустил трусы. Она подняла колени, не то чтобы очень соблазнительно, но, по крайней мере, они приняли позу, пригодную для полового сношения. Он прикоснулся там, где должен был.

Сердце у него гулко забилось. Трусиков не было. Только… она.

Она повернула голову и закрыла глаза.

Это разозлило его. С самого начала было понятно, что будет неловко. Даже трудно. Но она ничего не делала, чтобы помочь ему. Чем занималась она, когда он перебирал в голове грязные мысли, чтобы возбудиться? Очевидно, ничем. Слово «мастурбация» ей явно незнакомо, но могла же она, по крайней мере, сделать хоть что-то, чтобы быть более податливой? Если не ради него, то хотя бы ради себя? Немного приподнять бедра? Подвинуться вперед или назад? Своей рукой направить его? Хоть что-нибудь?

Единственное, что она сделала, – отвернулась.

Чем больше он думал об этом, тем больше злился. Это была ее идея, а не его. Все это устроила она, а не он. Она не хочет сказать и пары слов? Ладно. Он вовсе не обязан с ней разговаривать.

Она хочет заниматься этим одетой? Он не против.

Никаких ласк? Она желает отвернуться, как будто готовится принести жертву или что-то в этом роде? Пусть приспосабливается, как хочет.

Она хочет лежать одеревеневшей и безмолвной, как доска? Хорошо.

Но не все было так уж хорошо, потому что скоро он понял, что не сможет войти в нее, не причинив боли, а одна мысль, что ей будет больно…

– Давай.

Он подчинился.

После этого биология и примитивный инстинкт сделали свое дело. Сопротивление побуждало его усиливать нажим, проникая все глубже. Он закрыл глаза, потому что не мог видеть ее гримасу. Все равно именно так он себе это и представлял. Он пытался выкинуть из головы все мысли, кроме мыслей о деньгах, которые ему заплатят.

Вот так, думай о деньгах. Не думай о ней. Не думай о том, что ты чувствуешь и как приятно… Черт! Не думай об удовольствии. Не думай… о черт…

Он со стоном разрядился, а затем, забыв правила, упал на нее. Переводя дыхание, он уткнулся лицом в подушку рядом с ее головой, и завитки ее волос касались его щеки.

Она не пошевелилась, когда он приподнялся и вышел из нее. Она продолжала лежать, отвернув лицо к стене и закрыв глаза; между ее бровей пролегла вертикальная складка. Он встал с кровати, натянул трусы и надел джинсы. Застегнув пуговицы и ремень, он оглянулся через плечо. Она опустила колени. Простыня была вновь натянута до талии. Она лежала, прикрыв рукой глаза.

– С вами все в порядке?

В ответ она лишь кивнула.

Он стоял, чувствуя себя виноватым, хотя и не понимал почему. Он вспомнил, что такое же чувство у него было тогда, когда Элли застала его за тем, что он вытаскивает десятидолларовую банкноту из ее кошелька, а потом настояла, чтобы он взял ее. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем передумал и наконец произнес:

– Послушайте, вы сказали мне…

– Я в порядке, мистер Буркетт. – Она опустила руку и открыла глаза, но не смотрела в его сторону. – Шансы забеременеть повысятся, если я полежу полчаса. Вот и все.

– А. Так вы в порядке?

– Да.

Она не поблагодарила его. И, черт возьми, было бы неуместно благодарить ее.

Она надевала жакет, входя в гостиную. Увидев его сидящим на диване, она остановилась, удивленная тем, что он еще здесь. Судя по выражению ее лица, она была совсем не рада этому обстоятельству. Сунув руку в рукав, она с трудом натянула жакет.

– Почему вы до сих пор не ушли?

– Я… – Он встал.

– Вы должны были уйти.

– Я…

– Вы не должны были ждать, мистер Буркетт. – Звук ее голоса напоминал треск рвущейся ткани. Она либо очень злилась, либо была на грани истерики. Он не мог определить, что именно, но это были самые сильные чувства, которые она проявила в его присутствии. Ее щеки пылали. Образ спокойной, холодной и сдержанной хозяйки поместья был готов рассыпаться в прах. – Почему вы не ушли?

– Ваша машина загородила дорогу, – сказал он.

Ее напряженная спина мгновенно обмякла. Она медленно выдохнула, коснулась лба кончиками пальцев, а затем прижала тыльную сторону ладони к пылающим щекам; у нее был смущенный вид.

– О!

– Я мог бы сам отогнать ее в сторону, но ключи у вас, – он указал на ее сумочку.

– Конечно, – она опустила взгляд на сумочку, висевшую на плече, а затем, вновь превратившись в полностью владеющую собой деловую женщину, сказала: – Прошу прощения, что задержала вас.

– Никаких проблем.

– Вы могли бы сказать мне.

– Если нужно, чтобы вы полежали после… вы понимаете… Мне нетрудно немного подождать. Главное, чтобы вы забеременели.

Она кивнула и посмотрела на часы:

– Я должна идти, чтобы не опоздать на совещание. Вы не выключите термостат?

– Конечно.

– А потом просто закройте за собой дверь. Она захлопнется. Я с вами свяжусь.

Ее спешка раздражала его. Грифф встал.

– Я задавал себе вопрос, почему вы на все это согласились, миссис Спикмен?

Уже на полпути к двери она остановилась, повернулась и посмотрела на него.

– Вы знаете почему, мистер Буркетт. Я хочу ребенка.

– Но это? – он похлопал себя по ширинке, а затем вытянул руку, указывая ей между ног. Этот жест заставил ее вздрогнуть. Кровь снова прилила к ее щекам. Он приблизился к ней, остановившись в двух шагах. – После нашей встречи втроем я почти смог понять вашего мужа.

– Ваше понимание не имеет значения. И в нем нет необходимости.

– Ладно. Скажем, я хотел понять вас ради собственного душевного спокойствия. Ваш муж чудак, или даже совсем чокнутый, но если взглянуть на ребенка и наследника с его точки зрения, с точки зрения богатого мужчины, мне все это вроде понятно. Вроде, – он покачал головой и недоуменно поморщился. – Но вы… я никак не мог понять.

– Вот и не пытайтесь.

Он приблизился к ней еще на один шаг, намеренно заставляя ее испытывать неудобство, потому что в спальне она заставила его чувствовать себя дикарем, насилующим деревенскую девушку.

– Я спрашивал себя, почему вы согласились делать ребенка таким способом? – Он продолжал смотреть ей в глаза и тихо прибавил: – А теперь я знаю.

–  Теперь? – холодно спросила она.

– Теперь, когда я узнал, почему ваш муж в инвалидном кресле.

У меня получится,убеждала себя Лаура, входя в комнату для совещаний. Все уже собрались.

– Простите, я опоздала, – она села во главе стола.

– Мы не скажем Фостеру, – пошутил один из руководителей подразделений.

– Спасибо. Мы все знаем, что пунктуальность – это его религия.

– Ленч затянулся? – поддел кто-то из присутствующих.

Ее рука застыла на мгновение по пути к графину с водой.