Страница 17 из 91
– В течение какого времени? – спросил Буркетт.
– Всю оставшуюся жизнь.
– Серьезно? – Грифф был в изумлении. – Иметь ребенка и хранить его зачатие в тайне – это для вас так важно?
Вопрос звучал как прелюдия к вымогательству. Лаура не удивилась бы, потребуй он в этот момент удвоения суммы. Но когда Фостер подтвердил, что для них это чрезвычайно важно, Буркетт усмехнулся и покачал головой, как будто это было выше его понимания. Очевидно, он никогда не испытывал таких сильных чувств к чему-либо и ничем особенно не дорожил. Даже своей карьерой.
– Нельзя сказать, чтобы я хотел ребенка, – сказал он. – Наоборот, с подросткового возраста я был чертовски осторожен, чтобы не стать отцом. Так что вы можете не волноваться, что я когда-нибудь появлюсь и предъявлю права на него. Или на нее, – прибавил он, обращаясь к Лауре.
– А как насчет проблемы конфиденциальности?
– Никакой проблемы нет. Я все понял. Буду держать рот на замке. При случайной встрече я смотрю сквозь вас, не узнавая. За миллион долларов я могу потерять память. Вот так, – он щелкнул пальцами. – Хотя есть одна вещь.
– Какая?
– Что случится, если вы… если я вас переживу?
– Лаура будет выполнять наши обязательства по отношению к вам.
– А что, если и ее не будет?
Этот вопрос они не предвидели. Лаура переглянулась с Фостером и поняла, что они думают об одном и том же. Если Грифф Буркетт переживет их, то их ребенок и наследник останется беззащитным перед вымогательством, как финансовым, так и эмоциональным. Но их ребенок никогда не должен узнать, как появился на свет. Он должен думать, как и все остальные, что его отец Фостер.
– Этот сценарий не приходил нам в голову, – признался Фостер.
– Но теперь, когда он пришел в голову мне, проблему нужно решить.
– К тому времени вы будете очень богаты, – ответила Лаура.
– А вы очень богаты сейчас, – возразил Грифф. – Вы же не заключаете договор, когда какое-либо из важных обстоятельств остается неучтенным, правда?
Он был прав, но Лауре не хотелось в этом признаваться.
– Не сомневаюсь, что со временем мы что-нибудь придумаем.
– Сейчас самое подходящее время.
– Он прав, Лаура. Время имеет значение. Мой пример доказывает, что жизнь может измениться в мгновение ока. Лучше решить эту проблему сейчас, а не оставлять решение на потом. – Фостер задумался на секунду, а затем сказал: – К сожалению, любое решение, которое мне приходит на ум, связано с документами, а нам очень важно этого избежать. – Он развел руками. – Грифф, либо вы должны поверить мне, что я найду реализуемое решение, либо…
– Когда?
– В самое ближайшее время.
Грифф нахмурился, как будто это его не совсем устраивало.
– А что значит либо?
– Либо, насколько я понял, наша сделка не состоится.
– Ладно, – Грифф хлопнул ладонями по коленям. – Я поверю, что вы что-нибудь придумаете. В конце концов, вы мне доверяетесь, а я осужденный преступник.
– Я рад, что именно вы произнесли эти слова, мистер Буркетт.
Лаура сказала это, не подумав, но нисколько не пожалела о вырвавшихся у нее словах. Ему следует почаще напоминать о том, что они рискуют гораздо больше, чем он. Лаура подняла взгляд на Гриффа, но увидела в его глазах ярость.
– Вы хотите сказать, – с ледяным спокойствием в голосе начал он, – что если кто в этой комнате и не заслуживает доверия, так это я.
– Лаура не хотела вас обидеть, – вмешался Фостер.
– Конечно, нет, – ответил Грифф, не отрывая от нее взгляда. – Меня не так-то легко обидеть.
Но Лаура видела, что это не так и что он понимает истинный смысл ее слов.
– Риск для обеих сторон – обычное дело для делового партнерства, – пришел на помощь Фостер. Кроме всего прочего, он был превосходным посредником, всегда пытавшимся приглушить разногласия сторон, прежде чем они выйдут из-под контроля. – Мне кажется, взаимный риск даже полезен. Он делает всех участников сделки в определенной степени уязвимыми и тем самым способствует честности. – Фостер повернулся к Лауре: – Ты хотела спросить что-то еще?
Она покачала головой.
– Превосходно! – воскликнул он, хлопнув ладонями по ручкам своего кресла. – По рукам.
– Ты сказала ему, что свяжешься с ним через две недели? – спросил Фостер.
– Я буду следить за своим циклом, каждое утро измерять температуру – надеюсь, мне удастся определить день овуляции.
– И через какое время станет известно, не забеременела ли ты?
– Через две недели.
– У меня голова кружится, когда я думаю об этом.
– Голова будет кружиться у меня, когда я буду писать на полоску и она станет розовой. Или синей. Или какой там она должна стать.
Рассмеявшись, он звонко поцеловал ее, и они, не сговариваясь, направились к лифту, искусно скрытому под лестницей.
– Пробегись наверх, – предложил он, въезжая на кресле в металлическую клетку.
Она мигом взлетела по винтовой лестнице и с улыбкой встретила его у дверей.
– Ты всегда выигрываешь, – проворчал он.
– Пробежка по ступенькам помогает мне поддерживать форму.
– Еще как! – Он протянул руку и шлепнул ее пониже спины.
Услышав, что они приближаются, Мануэло открыл дверь изнутри спальни Фостера.
– Может, сегодня обойдемся без лечебных процедур? – спросил Фостер. Парень улыбнулся и пожал плечами, показывая, что он не понял вопроса. – Он притворяется. – Фостер улыбнулся Лауре. – Я это знаю. Он прекрасно понимает, что я говорю о процедурах, которые он со мной проделывает, и о том, как я к ним отношусь. – Он сильно сжал руку жены. – Избавь меня от них, Лаура. Пожалуйста.
– Послушай, мне сегодня тоже придется несладко. Я должна еще раз просмотреть тот договор с профсоюзом. Но я вернусь, когда ты будешь ложиться спать.
Через час, когда она вошла в спальню Фостера, Мануэло уже сделал все, что требуется. Шторы были задернуты. Термостат установлен на нужную температуру. На ночном столике стояли кувшин с ледяной водой и стакан. Кнопка звонка в пределах досягаемости. Фостер спал, уронив книгу на колени.
Она выключила настольную лампу и долго сидела в темноте на стуле рядом с кроватью, прислушиваясь к его дыханию. Он не шевелился, и она была рада, что со сном у него все в порядке.
В конце концов она, выйдя из спальни, прошла к себе и легла в постель, которая когда-то была общей. Ей хотелось, чтобы ее сон был таким же крепким.
7
На следующее утро у Гриффа болела спина – он спал на мягком матрасе, продавленном посередине. Он не хотел признавать, что хронические боли были следствием тринадцати лет ударов, получаемых от защитников, пока он был с «Ковбоями».
Правое плечо тоже беспокоило его больше, чем он хотел признавать. За то время, которое он провел на поле, ему сломали четыре пальца, а один из мизинцев был дважды сломан в одном и том же месте. Во второй раз он не стал накладывать гипс, и кость срослась криво. Целый набор других неприятностей превращал утренний подъем в медленный и довольно мучительный процесс.
С удовольствием вспоминая комфорт надушенных простыней Марши, он похромал в унылую кухню, вскипятил воду, высыпал в стакан пакетик растворимого кофе, поджарил в тостере ломтик хлеба и запил все это кружкой молока, чтобы избавиться от горьковатого привкуса суррогатного кофе во рту.
Затем он набрал номер инспектора по надзору, к которому он был прикреплен. Голос Джерри Арнольда на автоответчике звучал довольно приятно, а теперь, вживую, он казался еще более дружелюбным, и в нем не чувствовалось угрозы.
– Я просто хочу убедиться, что вы получили сообщение, которое я оставлял вчера, – сказал Грифф после обмена приветствиями.
– Да, получил. Давайте я вам его повторю, чтобы проверить, все ли правильно, – он продиктовал адрес и телефон, сообщенные Гриффом.
– Правильно.
– Как насчет работы, Грифф? Еще ничего?
– Займусь этим сегодня.