Страница 4 из 99
Ноэль стала отчаянно бояться мужчин. Она отскакивала, если сталкивалась с ними. Даже когда добродушный разносчик, продававший яблоки, поприветствовал ее, она бросилась мимо него, отводя взгляд. Ни от одного представителя мужского пола, за исключением Суинни Поупа, она не видела доброты, и сейчас она боялась их всех, кроме него.
Ее дружба с Суинни Поупом оборвалась трагически. В свой девятый день рождения Ноэль стояла снаружи запретной каменной стены Ньюгейта, в то время как люди толкались и мельтешили за ее спиной. Разносчики продавали свои изделия, и кареты грохотали мимо. Внутри этих стен палач накинул петлю на шею Суинни Поупа. Ребенок был казнен за кражу двух апельсинов. Его смерть должна была послужить примером того, что может случиться со всеми остальными, теми, кто отказывался подчиняться закону.
Когда Ноэль было десять, Дейзи перестала есть.
– Пожалуйста, мама, – умоляла Ноэль, глаза ее были огромными и тревожными. – Просто съешь это. Всего два укуса и все.
Ноэль попыталась заставить ее съесть маленькие кусочки пищи.
– Скушай это для меня, – прошептала Дейзи, безучастно глядя на дочь, как крыса, загнанная в угол. – В тебе течет кровь королей, моя драгоценная. Однажды ты будешь такой красивой, такой красивой.
Ее хрупкий голос затих. Она начала жалобно плакать.
В начале апреля, в благоухающий день, полный обещаний весны, Дейзи умерла. Она была похоронена в безымянной могиле в Поттер-Филде. Одна Ноэль стояла у ее гроба.
Слишком высокая для своих десяти лет, вся, словно, состоящая из одних локтей и коленок, она беззвучно плакала. Слезы катились по тонкому лицу девочки, из носа текло. Ноэль отчаянно любила свою мать, но поклялась, что никогда не будет такой, как Дейзи. Она пойдет своим путем. Она выживет.
Глава 1
Возможно, Ноэль Дориан была лучшей карманницей в Сохо. Таким званием не наделяют просто так, и оно частенько становилось предметом многочисленных обсуждений в незаконных пивных, которые пышно разрастались в этом районе.
– Я те говорю, ей никто и в подметки не годится, – шумел толстый, лысый мужчина, одетый в засаленную толстовку, при этом размахивая в воздухе оловянной кружкой, чтобы придать значимость своим словам. – Ее высочество лучшая среди тех, кого я видел, а я, поверь мне, повидал их в свое время немало.
– Да нет, ты не прав, – его собеседник с сонным лицом, которое было покрыто язвами, поймал вошь в своих волосах и раздавил ее большим и указательным пальцами. – Ее высочество, конечно, хороша, не буду отрицать. Но ей не сравниться с джентльменом Джеком, ну, до того, как ищейки поймали его и посадили под замок, чтобы повесить. Она слишком разборчива. Ты знаешь ее. Она не пойдет прямо в Хэймаркет, чтобы обобрать какого-нибудь богатенького типа. Болтается на задворках, как говорится, где джентльмены не такие подходящие, как могли бы быть, и где карманы не распахнуты с готовностью.
– Да, может быть, здесь ты и прав, друг мой. Нет никаких сомнений, что Джентльмен Джек имел больше, чем она, но он не был так умен, как Ее Высочество, даже наполовину, – толстый мужчина тяжело грохнул по столу своим кулаком, на котором была одна неприличная татуировка. – Чтоб мне провалиться! Я никогда не видел ничего похожего на то, как она наряжается шлюхой и крутится вокруг ничего не подозревающего парня! Кроме ее титек в ней нет ничего, она плоска, как доска, но мне и в голову бы не пришло сказать такое, когда она нагибается и они туго натягивают лиф того зеленого платья…
На этом утверждении оратор внезапно остановился и вытащил много повидавший носовой платок из своего кармана, чтобы стереть пот, вдруг выступивший на его лбу.
– Ха! – выкрикнул его собеседник. – В пот бросило при мысли о прелестях Ее высочества? Шиш тебе перепадет что-нибудь от нее. Хотя она и выглядит как шлюха, могу поспорить, что ни один мужчина не касался ее. Даже если она и подпустила бы тебя к себе, то обработала бы так же, как и всех остальных. Будет о тебя тереться, обольщая тем, как сильно хотела бы встретиться с тобой в Петухе и Фазане и хорошенько напиться. А сама тем временем залезет к тебе в карман и возьмет все, что пожелает.
– Петух и Фазан! – толстый мужчина был настолько охвачен весельем, что подавился дешевым джином, который пил, и забрызгал его каплями своего собеседника, пытаясь вновь обрести дыхание. Придя в себя, толстяк вновь наполнил свою кружку и продолжил. – Как много раз мы встречали этих бедняг, бредущих нам навстречу, и спрашивающих, где может быть Петух и фазан?
– Когда у меня в последний раз допытывались об этом, – ответил его компаньон, вновь впиваясь пальцами в кожу черепа, – я предложил ему поискать где-то в районе Друри Лэйн. Да, да, я так сказал. Чтоб мне провалиться, если бы я объяснил ему, что никакого Петуха и Фазана нигде и нет, и лучше бы ему проверить свои карманы.
В этот самый момент объект этой пьяной беседы, подпитываемой джином, съежился в темном, обшарпанном дверном проеме около Глассхаус Стрит, пытаясь найти хоть какую-то защиту от ночной измороси. Хотя девушка и находилась рядом с Хэймаркет, она, как и говорили пьяные болтуны, не решалась выходить в беспокойную суету этого знаменитого центра ночной жизни Лондона. Память о трагической судьбе Суинни Поупа не оставляла Ноэль. Для нее, как для карманной воровки, риск и так был достаточно велик, и без того, чтобы связываться с высшим классом. Кроме того, голубые дьяволы, как называли членов только что созданного подразделения полиции, были очень бдительны в отношении охраны членов высшего общества.
Под влажным потрепанным плащом на Ноэль было надето единственное нарядное изумрудно-зеленое атласное платье. Материал сейчас был потускневшим и сильно запачканным под мышками и по подолу, черное кружево отделки в глубоком вырезе корсажа потрепалось. В некоторых местах было заметно, что потершиеся швы одежды совсем разошлись. Хотя Ноэль и сшивала их снова вместе, неровные стежки и яркие желтые нитки являли собой молчаливое свидетельство ее неспособности к шитью.
Несмотря на то, что девушке еще даже не было восемнадцати, выглядела она на десять лет старше. Маленькое личико эльфа, которое так любила Дейзи, мазками покрывал алый румянец. Топазовые глаза, которые уже больше не сияли, были тусклыми и густо обведенными черной краской для век. Ноэль была высокой, но мучительно тоненькой, с впалыми щеками и грязной шеей. По комплекции она почти напоминала мертвеца, и это сходство было усилено ее неопрятно выглядевшими волосами. Пытаясь избавиться от насекомых, девушка обрезала их чуть ниже мочек ушей. Поскольку зеркало у нее отсутствовало, а из парикмахерских инструментов был только нож, края волос получились рваными и неровными. А еще они были оранжевого цвета. Не глубокого красно-коричневого или не теплого каштанового, а такого оттенка, который больше всего напоминал связку высушенной моркови. Когда Ноэль в первый раз решила выдавать себя за проститутку, она хотела изменить цвет своих волос, чтобы выглядеть старше. Но частое использование сыпучего красителя пагубным образом повлияло на ее кудри, которые сейчас были печально украшены одиноко поникшим страусиным пером.
На первый взгляд ее внешность была столь непривлекательной, что было совершенно непонятно, каким же образом то, что она выдавала себя за шлюху, помогло ей стать такой удачливой карманницей. Но если приглядеться более внимательно, можно было увидеть определенную чувственность линии ее рта, привлекательную хрипотцу ее голоса и, конечно, выпирающие из глубокого выреза округлые груди, которые стали объектом обсуждения среди мужчин и мальчишек по всему Сохо. Все это намекало на необыкновенную красоту, которую нищета украла у Ноэль Дориан.
В этот момент Ноэль размышляла о том, стоит ли ей задержаться еще здесь, в надежде на то, что моросящий дождь позволит ей выйти, или же вернуться в свою комнату. В конце концов, она решила подождать еще немного. По правде говоря, у нее больше не было денег, чтобы заплатить за жилье. Ноэль была слишком беззаботна и не следила за своими пенни. Теперь перед ней стояла опасность потерять свое жилье. Этого она не могла допустить. Комнатка была крохотной и убогой, но, по крайней мере, она была не в подвале, и Ноэль жила в ней одна.