Стена

Серебряные брызги разом, словно косяк рыбок, меняли направление, они летели то вниз, то вбок, то вверх. Крыша Глаза хоть как-то укрывала от дождя. Зато Льюис был беззащитен перед бурей, но оставался неукротимым. Он снова метнул бросательный конец.

Над Долиной сухо треснул и раскатился гром.

Хью словно парализовало. В воздухе сильно запахло озоном. Похоже, буре предстояло оказаться одной из тех, о которых вспоминают годами. Альпинисты — и потерпевшие бедствие, и спасатели — попали в лес из электрических деревьев, среди которых извивались смертоносные высоковольтные змеи. Он попытался найти глазами хоть одну молнию, но в сравнении с прожектором все прочие источники света казались жалкими.

Льюис между тем продолжал свое дело — бесстрашный, решительный, непокорный. Его, должно быть, вызвали по радио: он опустил груз, взял рацию, поднес к краю шлема, послушал и бросил устройство обратно в носилки. Его вызвали снова. Он опять взял рацию. Хью не нужно было слышать для того, чтобы точно знать, что говорил руководитель. Прежде всего помните о собственной безопасности. Их лагерь на вершине притягивал к себе молнии. Они хотели убраться оттуда. Спасательная операция завершилась.

Но Льюису удалось выторговать еще немного времени. Страхующие могли вытащить его лебедкой наверх, и он был бы бессилен этому помешать. Но носилки остались на месте. Льюис снова принялся сворачивать канат.

Хью решил было попытаться самому бросить веревку, прицепив к ней в качестве груза связку карабинов. Но, находясь возле самой стены, он не имел возможности раскрутить груз, а веревка была слишком тяжела, а ветер слишком силен.

Льюис снова промахнулся, теперь уже на целую милю. Прославленная Большая Обезьяна начала выбиваться из сил. Это было самое настоящее сумасшествие. Риск уже перешел все возможные пределы.

Волосы Хью промокли. Вода стекала на шею. Пальцы двигались с трудом. Зачем он сам себе дурит голову? Даже если им удастся поймать бросательный конец… они находятся на расстоянии высоты пятидесятиэтажного дома от вершины, в эпицентре бури. Нужно дать понять Льюису, чтобы он убирался, иначе он будет сражаться со стихией до Судного дня. Все должны разойтись по убежищам.

Хью проревел короткие слова:

— Луи! Уходи! Стоп! — Но ветер заткнул ему рот, и наружу вырвались не слова, а нечленораздельный вой.

Налетающие шквалы теперь уже затеняли прожектор. Яркий луч начал мигать. Глаз то появлялся во всех деталях, то погружался в полумрак. День — ночь — день — ночь.

Хью снова поднес ладонь ребром к горлу. Потом сделал характерный жест, как будто крутил диск телефона. Поднес к уху воображаемую трубку и указал наверх: звони туда, пускай вытаскивают.

Льюис помотал головой — нет. Он тщательно прицелился, опять промахнулся.

Резкий сладковатый запах озона между тем усиливался. Хью чувствовал покалывание во всем теле. По коже побежали мурашки. Он ощутил движение электрического тока в своих волосах, в позвоночнике. Боже! Он принялся поспешно выбрасывать все металлические вещи — запасные карабины, несколько пенни, случайно завалявшихся в кармане куртки.

Ему доводилось встречать людей, оставшихся в живых после удара молнии. Он видел страшные следы ожогов, слышал их невнятную речь. Только бы не стать вторым Джошуа, подумал он, с силой стиснув зубы.

Молния развернулась наверху, как огромный кусок бархата, окрасив край крыши сине-зеленым цветом.

Ни в одном из своих походов, ни в одних горах ему еще не случалось видеть в натуре огни святого Эльма. Он знал их лишь по известной главе «Моби Дика» и гравюрам, изображавшим альпинистов, стоящих на коленях перед пылающими крестами на вершинах гор. Не видел, а теперь довелось.

Электричество растекалось, словно огонь, медленно распространяющийся в парах рома. Широкая лента не спеша сомкнулась в кольцо, а затем поползла по камню вниз, уходя под крышу. Зрелище было удивительным. Светящееся пятно растекалось среди выступов и неровностей, никуда не торопясь, искало пути для своего расширения.

Хью поперхнулся дождевой водой, закашлялся и закрыл рот. Он не мог оторвать глаз от этого зрелища.

Из палатки появилась Кьюба. То ли действие транквилизатора постепенно проходило, то ли ее разбудил гром. Было видно, что силы вернулись к ней. Девушка стояла, непривязанная, на краю сотрясающейся платформы.

Огастин что-то пробормотал насчет того, что следует делать с ведьмами.

Призрачный огонь спускался все ниже по стене. Он дотянулся до одной из веревок устроенного Кьюбой якоря, и сразу вся паутина зажглась холодным синим светом. Девушка, как ребенок, протянула к нему руку.

Было поздно предупреждать ее. Колдунья оказалась околдована. Зачарована. Хью молча смотрел, страшась того, что могло последовать. Сейчас тело девушки вспыхнет. Или взорвется. Или ее швырнет в пропасть.

Холодный свет перескочил на ее ладонь, и она подняла руку, словно держала факел над бездной. Прометей в спортивном топе.

Возможно, этот огонь обжигал. Ее рот открылся в крике. Хью не мог ее услышать, потому что небо орало намного громче. Огастин не лгал. В ветре звучало множество голосов. Фурии. Или духи мертвецов. Она присоединила свой голос к ним.

Хью устремился к ней вверх по веревке. Они слишком далеко забрались для того, чтобы позволить себе потерять ее. Она сделалась их музой.

Синий огонь угас. Девушка без сил опустилась на край самодельной палатки. Еще минута, и она соскользнет в бездну.

Хью буквально взлетел наверх мимо стоявшего в остолбенении Огастина. Из-под жумаров брызгала вода.

Ее рука перевесилась через край. Платформа дергалась под ветром, каждый раз сдвигая упавшую женщину на несколько дюймов — каждый раз освобождая себя от нескольких фунтов ее веса. Вот над краем появилась ее голова с развевающимися по ветру волосами.

Он бросился на нее, придавил к платформе. Или его бросило. Удар грома, как ему показалось, пришелся прямо по спине. Больше всего это походило на то, что кости начали плавиться. Он скрючился от сотрясения.

Ветер стих. Он не прекратился. Просто Хью оглох. Вероятно, от шока. Но тут же открыл глаза, вспомнил, где находится, и посмотрел вперед.

Льюис находился на прежнем месте, неподалеку от гирлянды бьющихся на ветру молитвенных флажков.

Его все еще трясло от удара электротока. Далеко запрокинув голову, оскалив зубы, он изо всех своих огромных сил вцепился в металлические носилки. Даже сквозь одежду было видно, как вздулись мышцы. Этим отчаянным напряжением он заставил мир еще секунду пробыть в неподвижности.

А затем ночь втянула его в себя и скрыла из вида. Еще через минуту он вернулся, неспешно пролетев по широкой дуге.

Тот, кто только что был сильным человеком, превратился в безвольную марионетку. Все, кто мог тянуть сверху эту куклу за ниточки, разбежались. Его руки и ноги болтались. Спина выгнулась. Голова свесилась набок. Он крутился в воздухе, неуклюже растопырившись, как будто никогда не выказывал чудеса ловкости на скальной стене, не читал стихов, не встречал восход солнца.

— Льюис… — пробормотал Хью.

Такого просто не могло случиться. Этот парень умер. Благородный дурак. Его самый дорогой друг.

Кьюба пошевелилась. Хью так и лежал, согнувшись, придавив ее к полу. Она заговорила. Он уловил голос, хотя в ушах стоял могучий звон.

— Что? — спросил он, отодвинувшись от женщины.

— Не бросай меня, Хью.

— Что мы наделали! — Возможно, он заорал на нее. Ему было трудно сообразить, что он делает.

Она подняла руки и обняла его.

— Не плачь, — сказала она ему в самое ухо. — Теперь ты со мной.

28

Почти сразу же после смерти Льюиса рейнджеры выключили большой прожектор. Команда спасателей, несомненно, драпанула с вершины — тут не до помощи погибающим, как бы уцелеть самим. Эль-Кэп опять погрузился в ночь.

Хью, все еще плохо соображавший после перенесенного потрясения, вслед за Кьюбой залез в палатку. Оказалось, что женщина, может быть, в поисках съестного или же просто в помутнении рассудка от действия наркотика вывалила все содержимое его рюкзака на пол. Хаос, подумал Хью, всюду хаос.