Страница 8 из 73
В конце концов мы оказались возле костерка, над которым висел большой прокопченный чан. Седая старуха помешивала его содержимое, бормоча что-то себе под нос. Рядом стояла импровизированная палатка, сделанная из пурпурного полотнища, какими обычно украшают улицы во время императорских процессий.
— Элимас, — сказал мальчонка и убежал.
Я проследил за тем, как он скрылся за грудой камней, которая, вероятно, была чьим-то домом, и меня охватило острое желание побежать за ним. Но я зашел слишком далеко и теперь должен был сделать последний шаг, пусть даже неблагоразумный и безрассудный. Не обращая внимания на старую каргу, заливавшуюся идиотским смехом, я согнулся в три погибели и влез в палатку.
Эта пурпурная ткань была, должно быть, прекрасной выделки, потому что внутри палатки было темно, хотя едкий дым от костра все же проникал сюда. Я закашлялся, и глаза мои начали слезиться. Услышав какие-то неясные звуки, я машинально потянулся за ножом и тихо спросил:
— Элимас?
Из глубины палатки слышалось тяжелое свистящее дыхание.
— Элимас, — раздалось наконец в ответ.
Судя по выговору, голос этот принадлежал отнюдь не ромею.
— Ты говоришь по-гречески? — спросил я, опустив нож, но все еще готовый отпрыгнуть в случае необходимости.
Элимас ничего не сказал. Мои надежды вновь начали таять. И тут в полной тишине дважды пролаяла собака — так близко от меня, что моя рука непроизвольно взметнулась вверх в защитном жесте. Из-за этого движения я потерял равновесие и неуклюже сел на песчаный пол.
— Не бойся, — спокойно заметил Элимас. — София ответит на все твои вопросы.
— София?
Я понадеялся, что речь идет не о старой карге, хлопочущей возле огня.
Собака пролаяла еще два раза. Мои глаза постепенно привыкли к полумраку, и я увидел перед собой сгорбленного седобородого старика, сидевшего скрестив ноги. Его правая рука лежала на большом черном предмете, который можно было принять за подушку… когда он не лаял.
— София, — подтвердил старик, и собака опять пролаяла дважды.
Мне в голову пришла на удивление нелепая мысль.
— София — это твоя собака?
Двукратный отрывистый лай развеял все мои сомнения.
— Значит, София ответит на мои вопросы?
Наверное, в этом костре, дым которого наполнил мои легкие, горели не только дрова…
— Выходит, — продолжал я, — она владеет греческим языком?
Собака гавкнула всего один раз.
— Что это значит? Она не говорит по-гречески?
Собака вновь пролаяла два раза.
Я оглянулся на дверной проем, который необъяснимым образом оказался закрыт. Интересно, что сказал бы Крисафий, если бы узнал, что я трачу свое время и его золото на разговоры с дрессированными животными?
Элимас ласково погладил собаку.
— Не говорит, — отрывисто произнес он. — Только понимает.
— Собака понимает по-гречески? — ядовито спросил я.
Двукратный лай подтвердил, что так оно и есть.
— Тогда ответь мне, София, — начал я, не зная, куда заведет меня желание разгадать эту загадку. — Смогу ли я найти где-нибудь поблизости наемника?
София пренебрежительно взглянула на меня и, положив голову между лап, громко засопела.
— В чем дело? — спросил я, раздраженный этим внезапным приступом сонливости.
Какое-то время Элимас задумчиво раскачивался из стороны в сторону, после чего костлявым пальцем нарисовал на песке круг, а внутри его — меньший кружок с глазками и ротиком.
Долгий опыт общения с шарлатанами, а также недвусмысленность картинки подсказали мне ответ.
— Ты хочешь денег за разговор с твоей собакой?
Старик поморщился, решительно замотал головой и указал на лежащую рядом черную суку.
— Твоя собака хочет денег за возможность поговорить с ней?
София приподняла морду ровно настолько, чтобы гавкнуть два раза. Кляня себя за непроходимую глупость, я извлек из кошелька обол и бросил его на песок перед собакой.
Смерив меня высокомерным взглядом, она принялась вылизывать зад.
Я вздохнул и прибавил к первому оболу второй, а затем и третий. София даже не посмотрела в мою сторону. Мне не оставалось ничего иного, как только бросить на песок серебряный кератий.
София повернулась ко мне и удовлетворенно пролаяла два раза.
— Отлично. Так я смогу найти поблизости наемников?
Собака вновь пролаяла дважды. Впрочем, ответ на этот вопрос знала любая собака. Я хотел бы получить за свои деньги немного больше.
— И где же я их найду?
Собака и ее хозяин окинули меня презрительными взглядами.
— На Селимбрийской дороге?
Гав.
— Рядом с дорогой?
Гав-гав.
Я сделал паузу, стараясь придумать вопросы, которые вывели бы меня прямо к цели.
— Много ли людей смогли бы мне помочь?
Гав.
— Всего один человек?
Гав-гав.
— Это варвар? Франк?
Гав.
— Такой же ромей, как я?
Гав-гав.
— Этот человек поможет мне найти наемников?
Гав-гав.
— У него есть имя?
Гав-гав.
Я вновь остановился, на этот раз перед тем непреложным фактом, что собака, конечно же, неспособна назвать мне ни имя, ни местонахождение этого субъекта. А значит, она не сообщила мне ничего такого, что я и сам не мог бы узнать или предположить. В этом-то и была суть их трюка. Все это время меня, что называется, водили за нос, охмуряли при помощи дыма, темноты и гавканья. Я злобно глянул на черную суку.
В тот же самый момент, когда мы встретились с нею взглядами, она — клянусь, так оно и было! — подняла голову, открыла пасть и отчетливо произнесла:
— Вассос.
Я разинул рот от удивления.
— Вассос?
Гав-гав.
— Его зовут Вассос? — переспросил я. — Я должен найти человека по имени Вассос?
Дважды пролаяв, собака повернулась ко мне спиной и принялась охотиться за своим хвостом.
Нетвердой походкой я вышел на улицу, одолеваемый вопросами и сомнениями. Старуха с котлом куда-то исчезла, а ее костер превратился в груду угольев. Я набрал полные легкие свежего воздуха, надеясь, что он прочистит мне мозги. Во время моей необычной деятельности мне доводилось получать информацию из самых разных источников, начиная с городских чиновников и кончая известными преступниками, а зачастую я молил о помощи самого Бога; однако до сих пор я никогда еще не общался с бессловесными тварями. Что мне оставалось делать, кроме как проверить правдивость ее гавканья?
В скором времени выяснилось, что эта собака оказала мне большую помощь — гораздо б о льшую, чем многие информаторы человечьей породы. Хотя я не владел ни франкским, ни болгарским, ни сербским, ни каким-либо иным варварским языком, имя «Вассос» оказалось чем-то вроде заклинания: стоило мне произнести его, и на лицах здешних обитателей проступало понимание, после чего они жестами указывали мне, куда идти. Постепенно продвигаясь по узким улочкам в направлении городской стены, я вышел к колодцу, возле которого стоял высокий цыган. Услышав мой вопрос, он указал куда-то позади меня и уверенно произнес:
— Вассос.
Обернувшись, я увидел перед собой достаточно неожиданное для этих мест строение. Оно было куда древнее и вместительнее соседних домишек. Вероятно, некогда здесь жил земледелец, которому принадлежали окрестные поля, но теперь дом обветшал и потерял былую красоту. Впрочем, у его нынешнего владельца хватило денег и на тяжелые дубовые двери, и на оконные решетки, за которыми виднелись алые занавески.
Я постучал в дверь, гадая, чем сейчас занимаются обитатели дома, но так и не дождался ответа.
— Вассос, — с улыбкой повторил цыган, стоявший на другой стороне улицы.
Я постучался еще раз и заметил краем глаза, что алая занавеска шелохнулась. Бросившись к окну, я успел увидеть в нем женскую голову.
— Вассос! — воскликнул я, пытаясь отдернуть занавеску в сторону. — Мне нужен Вассос!
— Нет, — раздалось в ответ. — Нету Вассос. Нету.
— Где же он? — спросил я, выпуская занавеску из рук и делая шаг назад.