Мозаика теней

К счастью, монах направился не к центру города, где его следы тут же смешались бы со следами других прохожих, а к городским стенам. Я несся вслед за ним по извилистым улочкам и скрипучим лесенкам, то и дело проваливаясь в занесенные снегом выбоины и спотыкаясь о незримые камни. Над моей головой висело на веревках забытое с вечера белье, замерзшее до состояния свинцового листа, но никто не появлялся из окон, чтобы втянуть его внутрь. Казалось, снежная буря убаюкала весь город, кроме меня и человека, за которым я гнался.

Тишина растаяла, когда я совершенно неожиданно выскочил на Адрианопольскую дорогу. По ней уже ехало несколько смелых путников, в основном на лошадях. Я заметил, что монах повернул на запад, и припустил за ним, сокращая расстояние, благо снег здесь был тоньше, а дорога — ровнее. Несколько жизненно важных мгновений я оставался незамеченным, но потом монах обернулся через плечо, увидел меня и перешел на бег. Я пытался еще увеличить шаг, но от холода ноги мои совсем закоченели. Хорошо хоть, что на этой широкой ровной дороге мне трудно было потерять его из виду. Мы неслись мимо прохожих, отбрасывая назад снежные комья. Вскоре мы должны были достичь городских стен, и там он оказался бы в ловушке. Вероятно, он тоже понял это, потому что резко свернул вправо, на одну из боковых улиц. Я замахал руками, пытаясь удержать равновесие на повороте, и последовал за ним, но опоздал: он куда-то исчез. Я проклял свою судьбу и его хитрость, но не поддался отчаянию, тем более что снег здесь был толще и следы монаха хорошо различались.

И вдруг они резко оборвались посреди дороги, как будто он взлетел в воздух. Я приближался к этому месту, озираясь по сторонам из страха, что монах выпрыгнет из-за какой-нибудь двери и нападет на меня. Но в таком случае ему пришлось бы сделать поистине гигантский прыжок. Неужели он использовал еще одно генуэзское изобретение, позволяющее людям летать по воздуху?

Я дошел до конца и все понял. Монах исчез не в воздухе, а под землей: его следы пропадали в узкой дыре, темным кругом выделявшейся на незапятнанном снегу. Железная крышка люка была немного сдвинута в сторону, и, заглянув внутрь, я увидел первую ступеньку лестницы, ведущей вниз. На самом дне, далеко внизу, поблескивало зеркало темной воды, подсказывая мне, что это цистерна. [28]

Более осторожный человек стал бы дожидаться помощи, чтобы вместе с другими людьми, вооруженными факелами и мечами, попытаться выкурить монаха из его логовища. Однако я был разгорячен погоней и к тому же опасался, что из этого места отходит в разные стороны несколько подземных туннелей. Недолго думая, я спустил ноги в люк и соскользнул вниз по лестнице. Шершавое дерево обожгло мне ладони, но спускаться медленнее я боялся, ведь монах мог затаиться у основания лестницы и проткнуть меня мечом, когда я поравняюсь с ним. Увидев, что дно уже близко, я оттолкнулся ногами от ступеньки и прыгнул в темноту. Вокруг меня сомкнулась обжигающе холодная вода, и я взвыл. Будь монах где-нибудь поблизости, он мог бы зарубить меня одним ударом, потому что я застыл от холода. В крепких объятиях ледяной воды я вдруг испугался, что никогда больше не смогу пошевелить ногами. Мой крик раскатился по темному помещению, эхом отдаваясь от стен, куполообразного потолка и выстроившихся в ряды колонн, чьи смутные очертания различались в скудном свете, сочившемся сверху. Затем наступила тишина. А потом где-то рядом послышался громкий плеск.

«Монах!» — мелькнуло у меня в голове. От этого звука ноги мои снова ожили, и я устремился вперед, шагая по грудь в воде. Двигаться быстро было невозможно, но уже через несколько мгновений я вышел из светового колодца и очутился в кромешной тьме.

Неужели именно так чувствовал себя Иона в чреве кита? Поднятые мною волны с плеском набегали на колонны и возвращались ко мне, разбиваясь о мою грудь. Чувства оставляли меня одно за другим: сначала я лишился зрения, затем слуха, ибо плеск волн слышался теперь отовсюду, и наконец осязания, ибо члены мои начинали неметь от нестерпимого холода. Я продирался сквозь какие-то стойки и пьедесталы, не замечая этого, хотя грубый камень ранил мою сморщившуюся кожу. Однажды моя рука натолкнулась на что-то холодное и скользкое, и я вскрикнул от испуга, но тут же понял, что это всего лишь рыба, живущая глубоко под городом в акведуке. Похоже, что мои шансы выбраться отсюда были ненамного больше, чем у нее.

Только теперь я стал осознавать всю тщетность моих надежд, всю мою самонадеянность. Даже двум десяткам людей с факелами трудно было бы найти монаха здесь, где он мог спрятаться за любой колонной. А уж одному человеку нечего было и пытаться. Мне так захотелось выбраться из этой мрачной бездны, вновь увидеть свет! Я развернулся и стал мучительно вглядываться во тьму, ища тот островок света, который обозначал собой вход в подземелье.

— Господи! — пробормотал я, стуча зубами. — Господи! Из глубины взываю к Тебе, Господи; услышь мою молитву.

Мне показалось, что слева от меня что-то сереет, причем гораздо ближе, чем я рассчитывал. Неужели я хожу по кругу?

— Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!

Словно ревностный послушник, я повторял эту молитву снова и снова и с каждым «Господи» делал шаг вперед. Холодный, рассеянный, безмолвный свет становился все ближе, укрепляя мою надежду. Я уже ясно различал ступени лестницы и маленький кружок вверху, за которым меня ждал целый мир. И вдруг внизу прямо под ним я увидел темную фигуру монаха, подобно мне спешившего выбраться из воды. В мокрой, облегающей тело рясе он походил на угря или змея, поблескивающего чешуей. Я издал слабый булькающий звук и рванулся вперед, разводя руками воду, чтобы успеть схватить его.

Даже гулкое, множащее все звуки эхо не помешало монаху услышать, что я приближаюсь. Он завертел головой по сторонам, а потом руки его резко дернулись вверх, к перекладинам лестницы. Я стремительно вытянул руку вперед и схватил его за ногу; она соскользнула со ступеньки, и я завалился назад, но не разжал руки. С пронзительным визгом монах ослабил хватку и рухнул прямо на меня всей своей тяжестью. Уйдя под воду, я невольно сделал судорожный вдох, и в мои легкие попала изрядная порция ледяной воды. Я попытался пустить в дело нож, но руки мои оказались пусты: видимо, в суматохе я незаметно для себя выронил его.

Вместе с ножом исчезла и моя последняя надежда, потому что мой враг обрел опору под ногами и удерживал меня возле дна, ожидая, пока вода не выдавит из меня жизнь. У меня не осталось сил сопротивляться, хотя я и нанес ему несколько слабых ударов, впрочем не возымевших действия. Я был безмозглым дураком, когда думал, что смогу поймать его в этой пещере, и теперь мне приходилось расплачиваться за свою гордыню.

Мною овладел поразительный покой, и я перестал сопротивляться. Монах, видимо, был почти так же вымотан, как и я: он удовольствовался тем, что просто держал меня под водой и позволял самой природе довершить дело. Я повис в хладной пустоте; воды сомкнулись над моей головой, и меня приняла в свои объятия бездна. Пальцы, обхватившие мое горло, казались мне всего лишь плавающими водорослями. Мне не раз доводилось слышать от разных людей, особенно после битвы, что в миг смертельной опасности человек нередко переносится в более раннюю пору своей жизни, но я ничего такого не чувствовал. По моим венам разлилось безмятежное тепло уверенности, что моя борьба закончена и скоро я попаду к ангелам. И к Марии, моей жене.

Но не на этот раз. Внезапно душившие меня руки разжались. Я начал подниматься сквозь толщу воды. Сначала моя голова, затем плечи и спина почувствовали резкие укусы холодного воздуха. Я нащупал ногами дно и встал во весь рост, удивляясь, что никто не держит мою голову и не заталкивает меня обратно под воду. Содрогаясь в конвульсивном кашле, я изверг из легких целое море воды и почувствовал, что голова разрывается от сильнейшей боли. У меня в ушах звучал чей-то голос, зовущий меня по имени:

28

Цистерна — резервуар для сбора дождевой воды. Иногда несколько цистерн соединялись между собой. Такие цистерны, питавшие водой крупные города, достигали порой гигантских размеров. Например, для перекрытий самой большой античной цистерны в Константинополе (возможно, именно о ней и идет здесь речь) потребовалось 420 колонн.