Кровавый меридиан

Видал, чтоб здесь так поливало?

Малец смотрел на священника. Теперь обернулся к тому, кто произнёс эти слова. Длинные усы, как у погонщиков скота, широкополая шляпа с невысокой круглой тульёй, чуть косящие глаза. Он глядел на мальца со всей серьёзностью, будто и впрямь желал знать его мнение.

Я здесь недавно, сказал малец.

Ну, а я такого что-то не припомню.

Малец кивнул. В палатку вошёл человек в непромокаемом плаще и снял шляпу. Лысый, как бильярдный шар, без намёка на бороду, без бровей и ресниц. Великан, почти семь футов, он стоял, попыхивая сигарой даже в этом кочевом доме Божием, да и шляпу снял, похоже, лишь затем, чтобы стряхнуть дождевые капли, поскольку тут же надел её снова.

Священник умолк. В палатке повисла тишина. Все смотрели на вошедшего. Тот поправил шляпу, потом протиснулся к сколоченной из ящиков кафедре, за которой стоял преподобный, и повернулся, чтобы обратиться к его пастве. Лицо невозмутимое, какое-то даже детское. Маленькие руки. Он простёр их перед собой.

Леди и джентльмены, считаю своим долгом поставить вас в известность, что человек, выступающий здесь как проповедник, — самозванец. У него нет бумаг ни от одной церкви — официально признанной или же нет. Он никоим образом не соответствует занимаемой им незаконно должности и выучил лишь несколько отрывков из Писания, дабы придать своим жульническим проповедям налёт противного ему благочестия. Собственно говоря, джентльмен, что стоит сейчас перед вами, изображая из себя слугу Господа, абсолютно неграмотен и к тому же разыскивается властями штатов Теннесси, Кентукки, Миссисипи и Арканзас.

О боже! воскликнул священник. Ложь, ложь! И стал лихорадочно читать что-то из раскрытой Библии.

В последнем из множества предъявленных ему обвинений фигурирует девочка одиннадцати лет — я сказал, одиннадцати, — которая доверчиво пришла к нему. Его застали за актом насилия над ней, причём он был в одеянии священника.

По толпе пронёсся стон. Одна дама рухнула на колени.

Это он! вскричал священник, всхлипывая. Это он! Дьявол. Се, предстал перед нами.

Повесить говнюка, выкрикнул из задних рядов какой-то мерзкий громила.

Всего тремя неделями ранее его выгнали из Форт-Смита в Арканзасе за совокупление с козой. Да, дама, именно так. С козой.

Да будь я проклят, если не пристрелю этого сукина сына, послышался голос у дальней стены. Говоривший поднялся, вытащил из сапога пистолет, прицелился и выстрелил.

Выхватив из-под одежды нож, косоглазый погонщик мигом распорол брезент и выскочил под дождь. Малец шмыгнул за ним. Низко пригнувшись, они побежали по грязи к постоялому двору. В палатке вовсю шла стрельба, в брезенте прорезали уже с десяток отверстий, и оттуда, спотыкаясь, валил народ. Визжали женщины, кого-то уже затоптали в грязь. Добравшись до галереи постоялого двора и вытерев мокрые лица, малец и его приятель оглянулись. У них на глазах палатка закачалась, изогнулась и огромной раненой медузой потихоньку осела, волоча по земле обрывки брезентовых стен и драные растяжки.

Когда они вошли в бар, лысый был уже там. На полированной деревянной стойке перед ним лежали две шляпы и две пригоршни монет. Он поднял стакан, но не для того, чтобы приветствовать вошедших. Подойдя к стойке, они оба заказали виски. Когда малец положил перед барменом деньги, тот отпихнул их большим пальцем и кивнул на лысого.

Тут пьют за счёт судьи.

Они выпили. Погонщик поставил стакан и взглянул на мальца. А может, и не взглянул: глаза такие, что и не поймёшь. Малец посмотрел на судью за стойкой. Высокая — не каждый локти на неё поставит — судье она была по пояс. Он стоял, положив ладони на деревянную столешницу и слегка наклонившись, будто собирался произнести ещё одну речь. В дверь ввалилась, чертыхаясь, толпа людей, перепачканных кровью и грязью. Они скучились вокруг судьи — собрать отряд для погони за проповедником.

Судья, откуда у тебя улики на этого козла?

Улики? переспросил судья.

Ты в Форт-Смите когда был?

В Форт-Смите?

Откуда ты всё о нём знаешь?

О преподобном Грине?

Да, сэр. Ты ведь, я понимаю, из Форт-Смита к нам приехал.

Я в жизни не бывал в Форт-Смите. И он там, скорее всего, тоже не бывал.

Народ переглянулся.

Откуда же ты тогда его знаешь?

Я этого человека в глаза не видел до сего дня. И никогда о нём не слышал.

Он поднял стакан и выпил.

Воцарилась странная тишина. Люди походили на изваяния из грязи. Наконец один засмеялся. Потом другой. Вскоре все уже дружно хохотали. Кто-то купил судье выпивку.

Когда малец познакомился с Тоудвайном, дождь лил уже шестнадцать дней подряд и переставать не собирался. Жил малец в том же салуне и все деньги пропил — осталось два доллара. Погонщик уехал, комнатушка опустела. Через открытую дверь было видно, как дождь заливает пустырь за постоялым двором. Он допил стакан и вышел. По доскам, проложенным в грязи, он направился через пустырь к отхожему месту, ориентируясь по тусклой полоске света из двери. Навстречу ему кто-то шёл, и они встретились на середине узких мостков. Стоявший перед ним слегка покачивался. Мокрые поля шляпы спереди были заколоты, а в остальных местах свисали на плечи. В руке у него болталась бутылка. Убирайся-ка ты лучше с дороги, проговорил он.

Малец уступать дорогу не собирался и счёл, что спорить нет нужды. И двинул ему в челюсть. Тот свалился, но тут же вскочил. Убью, произнёс он.

И пустил в ход бутылку, но малец пригнулся; замахнулся бутылкой снова, но малец отступил. Ударив сам, малец получил бутылкой в скулу. Бутылка разбилась. Он рухнул в грязь, а его противник рванулся за ним с «розочкой», метя в глаз. Малец старался защитить лицо, и все руки у него были скользкие от крови. Он никак не мог дотянуться к сапогу за ножом.

Убью гада, промычал его противник. Они топтались в темноте по пустырю, кружа друг перед другом бочком и потеряв в грязи сапоги. В руке у мальца теперь был нож. Когда противник пошёл на него, малец распорол ему рубаху. Отбросив «розочку», противник выхватил из ножен за спиной громадный «боуи». [5]Шляпа у него слетела, сальные чёрные локоны развевались, а угрозы свелись к одному слову «убью», которое он твердил на все лады, как помешанный.

Вдоль мостков уже стояли зеваки. Вот это удар, одобрил один.

Убью, убью, твердил длинноволосый, еле ворочая языком и с трудом переставляя ноги по грязи.

Но по пустырю широкой поступью надвигался кто-то со здоровенной дубиной в руках, и сапоги его чавкали, точно корова. Первым на его пути оказался малец, и после взмаха дубины он рухнул ничком в грязь. Тут бы ему и конец, не переверни его кто-то навзничь.

Когда он очнулся, было светло, дождь перестал, и над ним склонилось лицо длинноволосого. Тот был весь в грязи и что-то говорил.

Что? переспросил малец.

Я говорю, ну что, квиты?

Квиты?

Квиты. Потому как если хочешь огрести ещё, то, чёрт побери, точно получишь.

Малец посмотрел в небо. Там, в вышине, малюсенькой точкой кружил гриф. Перевёл взгляд на длинноволосого. У меня что, шея сломана? спросил он.

Тот оглядел пустырь, сплюнул и снова уставился на мальца. Что, не встать?

Не знаю. Не пробовал.

Не хотел ломать тебе шею.

Ну да, как же.

Прикончить тебя хотел.

Пока что это никому не удалось. Уперев растопыренные пальцы, малец приподнялся. Длинноволосый сидел на досках, рядом лежали его сапоги. Кажись, цел, заключил он.

Малец одеревенело озирался. А мои где?

Длинноволосый прищурился. С лица у него слетали хлопья засохшей грязи.

Если кто мои сапоги стащил, убью сукина сына.

Вроде вон там один валяется.

Прочавкав по двору, малец вернулся с сапогом. Потом стал бродить кругами, ощупывая похожие на сапог комья грязи.

Твой нож?

Длинноволосый вгляделся.

Кажись, мой.

Малец бросил ему нож, тот нагнулся, поднял и вытер огромное лезвие о штанину. Думал, спёрли тебя, сообщил он ножу.

5

«Боуи»— длинный охотничий нож, изобретённый героем Техасской революции Джимом Боуи (1796–1836) и популярный среди покорителей Фронтира.