Год зеро

Натану Ли пришлось туго. Здесь людей как следует потрошили, но не до конца. Он отдал свое тело, но не рассудок. Стоило лишь попросить, и ему ввели бы внутривенно галлюциногены или успокоительное, как чистильщикам: для них уход от реальности был способом выжить в гибельное время.

Но Натан Ли боялся потерять то, чего почти не осталось, — самообладание и способность понимать происходящее. Он радовался, что здесь не было окон, стены металлические, а углы идеально прямые. Все устроено как надо. Он сразу же обратил на это внимание и как будто привык. Даже страшился окончания карантина, поскольку это будет означать возвращение в мир на его условиях.

Так продолжалось две недели. Двери их комнат были заперты снаружи, тела отравлены, а сами они изолированы, как серийные убийцы. Через встроенное в потолок переговорное устройство медики извинялись за каждое уготованное ему унижение и причиненную боль. Они благодарили Натана Ли за выкачанную им самим кровь и собственноручные инъекции химикатов и биоинженерных ядов, которые передавались через воздушный шлюз. Они ценили его за здравый смысл или, по крайней мере, за послушание. Через стены до его слуха долетали крики, и он понимал, что не все солдаты, пройдя эти ужасы, возвратились здоровыми.

В стену была встроена клавиатура компьютера, и у Натана Ли имелся доступ к электронным книгам, кинокартинам, видеоиграм, даже порнографическим фильмам. Но ничего из этого востребовано не было: он медитировал, стремясь очистить рассудок и эмоции. Когда всплески энергии охватывали его, он делал отжимания. Все остальное время лежал не шевелясь. И ощущал себя словно подвешенным в лучах света.

Как-то ночью врач завел с ним разговор через вмонтированное в стену акустическое устройство. Натана Ли он знал, но не назвал своего имени. Сообщил, что он персональный психиатр Натана Ли, хотя к тому и так приходил в дневное время врач этой специальности. Двойная опека, решил Натан Ли. Здесь наблюдают не только за физическим состоянием. Словно передача в формате «разговорное радио», звучал глубокой ночью мужской голос.

Он рассказывал Натану Ли о погоде, любимых книгах и многом другом. Спросил о Денвере и был поражен масштабами разорения.

— Вы семейный? — спросил Натан Ли.

— А почему вы спрашиваете?

— Вам следует увезти своих близких подальше. В горы или в пустыню, — сказал Натан Ли. — Немедля.

— Вот как? — удивился психиатр. — А как же день «Э»? День эвакуации?

То была охватившая всех идея спасения — отсидеться в соляном куполе.

— А дату уже объявили?

— Ненадолго отложили, — ответил психиатр. — Смягчающие обстоятельства.

— Что-то случилось?

— Экскаваторы вскрыли водяной карман. Никто не ожидал его в таком месте. Вода и соль — не очень хорошее сочетание. Теперь опасаются, что под угрозой едва ли не вся шахта. — Голос врача звучал чуть ли не оптимистично. — К тому же два самых нижних уровня подмыло. Сейчас откачивают воду, изо всех сил пытаясь спасти остальное.

— Люди, наверное, в панике.

— Никто не знает.

— Но вы же в курсе, — сказал Натан Ли.

— Секреты — моя работа.

— И что теперь?

— Наверное, ждать. Всегда есть «Серум-III». Серебряная пуля.

Еще один секрет.

— Я не понимаю, о чем вы, — сказал Натан Ли.

— Разве Миранда не говорила вам?

Натан Ли нахмурился. Кто этот человек?

— А при чем здесь Миранда?

— Она работает над этим уже три года. По сути, клонированная кровь. Сыворотка, заряженная антителами.

— Миранда нашла лекарство?

— Нет. Антитела работают только три года. На это указывает тройка в маркировке сыворотки. Так что эта пуля не совсем серебряная. Скорее медленное самоубийство. Чтобы выжить, надо заразиться. И все равно не спасешься. Беспощадный жнец лишь дает временную отсрочку.

— Значит, убежище затоплено и лекарства нет. Веселые у вас новости, — сказал Натан Ли.

— Мне не все равно, что нас ждет.

— Вы считаете, мы заслуживаем смерти?

— Мы столько всего принимаем как должное, — ответил психиатр. — Вопрос: заслуживаем ли мы право жить?

В другой раз они беседовали о паломниках. Небольшие скопления местных вдоль Рио-Гранде, которые видел Натан Ли, разогнали. Войска сбросили листовки с угрожающими призывами вернуться по домам, после чего обработали русло долины дефолиантом «Агент оранж».

— А они все идут и идут, — рассказывал психиатр. — На этот раз все иначе. Они приходят издалека. Люди боятся их.

— Они опасны?

— Мы этого не знаем.

— Кто они?

— Последние американцы. Большинство с оружием.

— Сейчас у всех оружие. — Натан Ли убедился в этом на пути через страну. Происходящее напоминало разборки между бандитскими группировками. — Они убивают друг друга. Народ разобщен.

— Уже нет.

— А что изменилось?

— Вы никогда не искали в словаре значение понятия «апокалипсис»? — спросил вдруг психиатр. — Очень многие считают, что это лишь синоним выражения «тотальное разрушение».

Натан Ли молчал, давая ему продолжить.

— На самом деле за ним кроется целая философия о существовании обладающих особым знанием избранных, которым суждено пережить конец света. Эти праведники будут существовать на земле счастливо и вечно.

— А, да, — сказал Натан Ли, — переселение в лучший мир [84].

«Куда он клонит?»

— Очень привлекательно. Эгалитарная утопия по-американски. Содержательно. Революционно. Именно то, что могло бы примирить и собрать воедино разношерстных варваров и подонков.

— Да о чем вы?

— Я о вашем Иисусе.

Натан Ли сел. Кожу головы будто покалывали сотни иголочек. Он вдруг понял: эти ночные визиты не случайны. Психиатр исподволь внедрялся в сознание Натана Ли. Неспроста он здесь.

— Моем?

— Помилуйте, — сказал психиатр, — ведь именно вы вдохнули жизнь в эти создания. А без него люди так и оставались бы разбросанными по необъятным пустым пространствам. Теперь они нашли точку притяжения.

— Так вы о клоне? — «Неужели это все еще продолжается?»

— Да.

— Но он не Иисус Христос.

— Он им стал.

— Но это же безумие. Он — самозванец, подставное лицо.

— Скажите ему об этом.

— Говорил. Пытался. — «Что здесь заварилось, пока меня не было?»

— Я предполагал, что вы попытаетесь отречься от него.

— Он не мой, — повторил Натан Ли.

— Но вы участвовали в его сотворении. Клоны были бессловесными животными, по крайней мере большинство из них, — сказал психиатр. — Вы наделили их голосом. Соорудили им подмостки для выступлений. Я даже представить себе не мог, что кто-то способен сделать для них так много.

— Клоны совершенно безобидны. Мессия — это чей-то злой розыгрыш.

— Город был так безопасен, лишь точка на карте, — сказал психиатр. — Все было замечательно. Но теперь сюда валит всякий сброд.

И тем не менее в его голосе не было досады или возмущения.

— Армия нас защитит.

Натан Ли чувствовал, что попал в ловушку. Будто его заперли здесь по милости этого человека. Что ему надо?

— А если уже слишком поздно? — Вопрос был риторическим, без горечи.

— Кто вы? — спросил Натан Ли.

— Я всего лишь хочу поблагодарить вас.

— За что?

— За ваш вклад.

— Мой вклад во что?

— В то, что вы назвали розыгрышем, — ответил голос.

И умолк. Натан Ли крикнул в динамик на потолке, прося незнакомца вернуться. Но ответила лишь тишина. Он замолотил в дверь — никто не реагировал.

На следующее утро, когда медсестра заговорила с ним через переговорное устройство, Натан Ли спросил, как звали психиатра, беседовавшего с ним по ночам. Она проверила записи и не обнаружила такого врача: не было ни ночных психиатров, ни вызовов в это время суток. По ее интонации Натан Ли догадался: она решила, что у него галлюцинации. У нее почти все пациенты такие.

Накануне выписки Миранде разрешили ему позвонить. Содержащиеся здесь были лишены общения с близкими. Официальной причиной было то, что санобработка означала «разбор полетов» после выполнения задания и неразглашение служебной информации. На самом деле, как подозревал Натан Ли, власти не хотели, чтобы друзья и родственники видели вернувшихся с задания такими нервными и издерганными. А за время санобработки психиатры укрощали упрятанных в карантин.

84

Идеи Джорджа Д. Херрона, конгрегационного священника, воззрения которого сложились под влиянием социального евангелизма. (Прим. перев.)