Страница 2 из 63
— А мне запах карри [3]не кажется неприятным, мадам Ризоти, и уже в который раз говорю вам: Этти не пакистанец.
— Эти люди, вы же знаете, все на одно лицо.
— То же самое Этти думает о европейцах…
— Мсье Лафет-отец в полном здравии? — спросила она, с любопытством следя за моими пальцами.
Не ответив, я бросил обертку и шпагат в ее мусорную корзину.
— Как же это прекрасно — вот так путешествовать. Мой сын в прошлом году побывал в Нью-Йорке, по делам. Он получил повышение по службе, я вам уже говорила это?
— Восемь или десять раз, только на этой неделе.
В пакете оказалось нечто спутанное из рыжей шерсти и веревки, испускающее запах плесени.
— О, очередная выдумка папа…
— Что это? Маленькая маска? Африканская?
Я с обольстительной улыбкой протянул это ей.
— Что-то вроде… Вам нравится? Я вам ее дарю.
— О, мсье Лафет, нет! Это же подарок мсье Лафета-отца! Я не…
— Полно, — настаивал я как истинный обольститель. — Вы обидите меня, если откажетесь. Знаете, это старинная вещица. Могу заверить вас, что ни у кого в квартале нет ничего подобного. Каждая такая вещь уникальна, и она приносит счастье. Возьмите, прикрепите ее за шерстинки над кассой. В общем, за волосы…
Счастливая, она схватила кнопку и прикрепила подарок папа в холле у входа в швейцарскую, на самом виду.
— Мсье Лафет, — жеманно сказала она, — право, у меня просто нет слов… Право, я так тронута… Из чего она сделана? Похоже, что из терракоты, или нет?
— Кустарное производство. Рецепт держится в тайне, — добавил я, подмигнув.
— О!
Опаздывая на добрых два часа, я отправился в Лувр, оставив мадам Ризоти восторгаться своей «древностью». Подарить мне в память о своих путешествиях маленькую голову… вылитый портрет Антуана Лафета!
Был конец июня, солнце шпарило вовсю, и я не без удовольствия вошел в кондиционированную прохладу Лувра. Высокие просторные коридоры всегда вызывали у меня мысли о нерациональности их использования. Столько голых стен, слишком широких проходов, в то время как целые коллекции свалены в подвалах… Мои подметки поскрипывали на плитках пола, дыхание, усиленное безнадежной пустотой длинных коридоров, казалось хриплым. По вторникам музей выглядел могилой, он пах замшелым камнем, прогорклыми красками и старым паркетом. Если долго идти по этим безлюдным коридорам, можно очень скоро впасть в депрессию.
Поэтому я быстро проскочил в полуподвал, где находился мой кабинет. Там бурлила жизнь, и это сразу заставило меня забыть гробовую тишину верхних этажей. В подвальных галереях подсобные рабочие в синих комбинезонах сновали, словно термиты, перетаскивая ящики или катя поддоны.
От странного запаха нафталина у меня вдруг перехватило горло, желтоватая пыль покрыла мою майку.
— Привет, Мор! — бросил Ганс.
Он нес небольшой пластмассовый поднос, уставленный чашечками с кофе, аромат которого на какое-то время перекрыл запах акарицида. [4]Этот молодой сумасброд свалился на меня, как июньская гроза. Ганс был внуком одного из лучших друзей моего отца, известного эллиниста Людвига Петера, который руководил моей работой о военном обществе классической Греции. Этот славный человек вбил себе в голову мысль сделать из своего внука, порхающего по жизни папенькиного сыночка, усидчивого историка. Он попросил меня подыскать для него место стажера в Лувре, в чем я, к моему великому сожалению, не смог ему отказать. Я не нашел ни малейшей зацепки, как заинтересовать античностью этого тощего двадцатилетнего красавчика, более экзальтированного, чем какая-нибудь кокаинистка-чихуахуа. [5]Он думал только о серфинге, технике, девицах и «стиле» (он произносил это слово в растяжку — «стиииль»), и этот «стиииль» определял, судя по всему, и look, [6]и его дела в противодействие всему has been, [7]к чему, согласно его критериям, возможно, принадлежал я.
Его худощавая фигура ловко, зигзагами проскочила между рабочими, и я взял с подноса чашечку с кофе.
— Надеюсь, ты ничего туда не подсыпал? — спросил я его с улыбкой.
— Не мечут сокровища перед свиньями.
— Бисер, — поправил я его. — Чем это так воняет?
Он пританцовывая сделал шаг и смахнул со лба прядь обесцвеченных волос.
— Пойди загляни в свой кабинет!
Я вопросительно приподнял бровь.
— В мой кабинет?
Ганс попрыгал на месте и скорчил гримасу, от чего на щеках у него появились ямочки.
Через несколько лет он наверняка станет очень интересным мужчиной, но пока же производил впечатление неловкого юнца, который все еще продолжает раскрываться. Ноги и руки у него, покрытые коричневым пушком, были слишком длинные для его тела, которое только начинало раздаваться вширь, а кукольные щечки с редкой бороденкой делали его моложе, чем он был на самом деле.
Он поставил поднос на какой-то ящик, и я последовал за ним в «БСУ», как он называл мой кабинет. «Бюро срочных услуг». Это я. И правда, я — единственный — был ответствен за службу, созданную специально для меня с любезным, похожим на шантаж участием нашим обожаемым заведующим Жаном де Вильнёвым. Бездельник, который прятал в своих стенных шкафах больше фетишей, чем какой-нибудь аятолла, подарок судьбы для археолога, не очень щепетильного в стремлении к «теплому местечку», далекому от раскопов. Поскольку угрызения совести меня никогда не мучили, я предложил этому пятидесятилетнему человеку выбрать между официальным разоблачением «сокрытия археологических материалов» — находящейся в его деревенском доме в Трувиле великолепной коллекции греческих ваз, которую он приобрел у моего знакомого торговца античностью, — и созданием отдела «Неисследованные археологические находки» под руководством вашего покорного слуги. Любовь к науке и уважение к изысканиям заставили его сразу же прийти ко второму решению. Благородная душа…
И вот уже почти полтора года я проводил свои самые светлые часы, собирая и изучая то, что называют «археологическими загадками», скрупулезно разбирая отчеты об открытиях самых необычных, о машине Антиситера [8]с электрическими батареями [9]более чем двухтысячелетней давности, найденными в девственном раскопе Кхужут Раби, неподалеку от Багдада. И это не единичный пример. Я регулярно передавал плоды своих изысканий в распоряжение пользователей Интернета, размещая их на веб-страницах. Весьма сомнительными средствами я получил от Вильнёва вычислительную машину последней модели, чтобы иметь возможность аккумулировать свои данные на сервере Лувра.
Когда я распахнул дверь своего кабинета, дыхание у меня перехватило от резкого запаха нафталина, смешанного с запахом мирры, который и так витал в подвальных помещениях, но я никак не мог понять, откуда он идет.
— Сюрприз! — насмешливо произнес Ганс.
Хлопнув дверью, я с небывалой резвостью понесся на последний этаж к кабинетам дирекции. Там тоже было людно, но я буквально ворвался в кабинет Вильнёва, а правильнее было бы сказать, в неофициальное дополнение к музею. Действительно, наш дорогой заведующий постоянно рыскал по подвалам в поисках картин мастеров и античных статуй, не выставленных в экспозицию.
— Это вы перепутали мое рабочее место с моргом? — спросил я ледяным тоном, приведя в оцепенение Вильнёва и двух хранителей, которые показывали ему какие-то планы и статистические таблицы.
Хозяин кабинета нахмурил свои густые брови.
— Простите, Лафет?..
Я закрыл дверь и глубоко вздохнул.
— В то самое время, что я говорю с вами, пять мумий смердят в моем кабинете. Могу ли я работать в такой веселой компании?
3
Блюдо, приготовленное с карри, индийским соусом, из мяса, рыбы, овощей или фруктов, приправленное куркумовым корнем и разными пряностями.
4
Средство от моли.
5
Чихуахуа — мексиканская порода собак.
6
вид, красота (англ.).
7
Здесь:отжившее (англ.).
8
Машина, элементы которой, датированные специалистами 80-м годом до Рождества Христова, были найдены в 1900-м году на севере одноименного острова. Эксперты дружно пришли к выводу, что это очень сложный механизм, похожий на часы, способный с невероятной точностью фиксировать движение звезд. Иными словами, вычислительная машина, которой более двух тысяч лет. — Примеч. авт.
9
Изученные доктором Вильгельмом в 1938 году и в настоящее время (если грабители не разрушили или не украли их) хранящиеся в подвалах музея в Багдаде, эти «батареи» покрыты синеватой патиной, характерной для серебряной гальванопластики. По утверждению Марка Анже («невероятное открытие»), «разные специалисты воспроизвели батарею, используя виноградный сок в качестве электролита, и действительно получили электрический ток от 0,5 до 1,5 вольта». Судя по остаткам на месте раскопок, эти батареи, возможно, служили для покрытия серебром меди, которую потом продавали как серебро. Великолепное жульничество! — Примеч. авт.