Книга тайн

Это позволило мне набрать новых займов на более выгодных условиях, чтобы закупить металлы для нашего проекта, которые, в свою очередь, стали обеспечением для следующего кредита. На эти деньги мы запаслись еще большим количеством металлов, которые обеспечили возможность получения новых займов… и так далее по кругу удачи. Конечно, дохода, чтобы отдавать долги, в эти месяцы у нас было мало, но я это учитывал. Я согласился с тем, что проценты будут добавлять к основному долгу, но не раньше октября следующего года, уже после продажи зеркал в Ахене. Потом, получив прибыль, я смогу снова сосредоточиться на индульгенциях.

Иногда по ночам мне снилось, будто я сижу на гигантской башне из зеркал, которая тянется чуть не до неба, раскачивается и гнется, как конец веревки на ветру. От высоты у меня кружилась голова. Я знал, что любой порыв ветра может разрушить эту башню. Но этого не случилось.

Изготовление зеркал включало в себя два разных процесса. Замысловатые рамки нужно было отливать из сплава, а стальные зеркала полировать до блеска. Вообще-то одно к другому прикреплялось с помощью защелок, но мы решили, что их нужно изготавливать в последнюю очередь. Мы собирались весной нанять баржу, сплавить наш груз вниз по Рейну до Ахена, и не хотели, чтобы зеркала поцарапались в дороге. Никто из нас не знал, что способно повлиять на их божественные качества. Поэтому мы отливали рамки в Сент-Арбогасте, где у меня была кузня, а в подвале Дритцена делали зеркала.

В конце сентября пряхи судьбы снова заработали очень быстро. Весь день я провел в Штрасбурге, договариваясь о поставке следующей партии металлов и заверяя моих кредиторов, что все идет великолепно. Солнце начало клониться к горизонту, но мне не нужно было спешить. Я в эти месяцы очень часто циркулировал между домом и городом и приобрел лошадь, послушного мерина, которого назвал Меркурием. Поэтому я решил посетить Дритцена.

Я как раз приближался к дому, огибая двух собак, которые дрались из-за потрохов, выпавших с тачки мясника, и тут услышал голос у себя за спиной.

— Иоганн?

Меня нередко окликали на улице. Я прожил в Штрасбурге уже почти четыре года и стал широко известен хотя бы потому, что задолжал немалому числу горожан. Но меня поразили удивление и радость в голосе, как будто человек давно оставил надежду на нашу встречу. У меня не было потерянных друзей, с которыми я хотел бы снова увидеться.

Я повернулся, теряясь в догадках. Поначалу я не узнал его. Когда мы виделись в последний раз, он был молод и здоров, кипел энергией. Теперь его лицо бороздили морщины, волосы поседели гораздо больше моих. Он шел, опираясь на трость, приволакивая ногу. Но какие бы несчастья ни свалились на него, они не погасили огонь, горевший в нем.

— Эней?

Он засиял.

— Это и в самом деле ты. Я был уверен. Похоже, годы пощадили тебя. Чего не скажешь обо мне.

Я посмотрел на его высохшую ногу.

— А что случилось?

— Я отправился в Шотландию. — Он сморщился. — Варварская страна. Я чуть не умер там. Потом мой корабль затонул, и мне пришлось пешком добираться до дома.

Наверное, ему пришлось пережить ужасные мучения, но он проговорил это с таким смаком, что я не мог сдержать смех.

— Ты чуть не умер в тот день, когда мы с тобой познакомились, — напомнил я ему. — Тебе нужно быть осторожнее. Но какими судьбами ты оказался в Штрасбурге?

— Я тут должен встретиться с одним священником из Гейдельберга. Мне кажется, они хотят, чтобы я установил слежку за Папой Римским. — Он подмигнул. — Но я итальянец, поэтому они уверены, что я опоздаю. В последний раз, когда я тебя видел, мы договорились встретиться в таверне. Не думал, что наша встреча состоится через шесть лет. Но я счастлив, что наконец-таки нашел тебя. Выпьем по стаканчику?

Я ошибался. В моем прошлом все же имелись лица, которые я был счастлив увидеть.

Я повел его в винный погребок у реки, в котором не бывал прежде. Я не хотел попадаться на глаза Драху, потому что они с Энеем принадлежали к разным частям моей жизни.

Эней поднял стакан, провозглашая тост за меня.

— Ты необычный человек, Иоганн. Ты появился вполне сформировавшимся из речного ила и исчез, словно призрак. И вот я вижу тебя здесь. И ты, судя по одежде, процветающий торговец. «Variumetmutabile semper», [33]— как говорит поэт. Всегда изменчивый и непостоянный.

Он смерил меня таким знакомым мне взглядом, неизменно исполненным надежды, взыскующим.

— Извини, что бросил тебя так внезапно, — сказал я. — Но мне нужно было уехать.

Эней ждал дальнейших объяснений, а когда увидел, что таковых не последует, кивнул.

— Полагаю, даже у людей, которые родятся из речного ила, есть прошлое. Может быть, настанет день и ты расскажешь мне, каким образом оказался здесь.

Я переменил тему.

— А Николай? Как он?

Эней посмотрел на меня печальными глазами.

— Мы теперь почти не общаемся. Ты знаешь, что Папа распустил Базельский собор?

Мне это не было известно, напротив, я знал, что до последнего времени заседания собора продолжались. Каждый месяц я слышал какие-нибудь новости о соборе в церкви или на рынке и был удивлен, когда узнал, что собор, с которым я кратко соприкоснулся шесть лет назад, все еще действует.

— Собор наконец-то начал приходить к какому-то решению. В церкви много всякой гнили, и все это начинается с самого верха. Собор принял некоторые разумные меры, чтобы избавиться от самых вопиющих злоупотреблений. Естественно, это включало и ограничение власти Папы. Мы — собор — должны были установить, что Папа — слуга церковного сообщества, а не его хозяин.

Говорил он живо, раскачиваясь на табуретке и часто заглядывая мне в глаза, чтобы убедиться, что я соглашаюсь с ним. Я напускал на себя уклончивый вид, а это только подогревало его энтузиазм.

— Папа, желая сохранить свое положение, распустил собор в Базеле и приказал ему собраться заново в Италии. Приблизив место проведения к Риму, он надеется прибрать собор к рукам. Многие участники подчинились. Но те из нас, кто видит, как следует реформировать церковь, отказались. Мы остались в Базеле и проголосовали за то, чтобы приостановить полномочия Папы, который наконец показал свое истинное лицо.

— Николай отправился в Италию, — догадался я.

— У него были на то основания. Я не могу с ними согласиться. Он желает объединения церкви. Я хочу, чтобы она стала совершенной. — Эней подавленно уставился в стол. Но неожиданно на его лице мелькнула улыбка. — Ладно, ближе к делу: жалованье мне платят те, кто остался в Базеле.

Не знаю, что случилось с тем священником из Гейдельберга, который надеялся встретиться с Энеем. Мы с ним просидели в таверне несколько часов, опустошая стаканы с вином и тарелки с едой. Как и всегда, больше говорил Эней, но я был рад слушать. В его обществе я чувствовал себя легко. Разговоры с Каспаром были сродни сражению на мечах: все высказывания должны быть аргументированы, любой компромисс или тривиальное лицемерие становились объектом его сарказма. Я никогда не знал, какое самое невинное замечание может вернуться ко мне или неожиданно для меня так ранить его, что он весь вечер будет пребывать в мрачном расположении духа. Это было восхитительно, но в то же время и утомительно.

Эней же, напротив, гордился тем, что не обижал и не обижался. Удавалось ему это с переменным успехом: его любовь поговорить была слишком сильна, и слова нередко опережали действия. Но он всегда признавал свои ошибки с таким искренним раскаянием, что не простить его было невозможно.

— Я рад, что ты хорошо выглядишь, — сказал он мне. И я поверил ему: окружающие всегда доставляли ему неподдельное удовольствие. — Ты женат?

Вероятно, кое-какие тени воспоминания о катастрофе с Эннелин появились на моем лице. Но прежде чем я успел что-либо сказать, его уже понесло дальше.

— Что касается меня, я недавно влюбился. По уши. В гостинице, где я остановился, есть женщина — ее зовут Агнесс. Она из Бискаросса. Идеальное существо.

33

«Женщина всегда изменчива и непостоянна» — измененная цитата из «Энеиды» Вергилия (IV, 565).