Запретный храм

Лука улыбнулся, вспомнив, о чем они говорили с Дорже, когда разбирали снаряжение.

— Знаешь, я не очень верю в карму, — сказал он Биллу, — но ты должен признать: довольно странно все сложилось. Мы с тобой искали гору-пирамиду, и вот тебе пожалуйста — среди ночи идем на нее.

— Да, — ответил Билл, отметив выражение лица Луки. — Погоди-ка. Ты имеешь в виду не просто поход в святилище? Ты хочешь, чтобы мы, оставив Шару с мальчиком, поднялись на вершину?

Лука вскинул руки, на его лице появилась невинная улыбка.

— Если настоятель хочет, чтобы мы неделю провели в святилище, то почему, черт побери, нам не подняться на вершину за это время?

Лицо Билла посуровело, и он стиснул запястье Луки.

— Потому что я должен вернуться домой, вот почему, — процедил он. — Лежа все эти дни в кровати, я думал об одном: о том, как вернусь к Кэти с детишками. Так вот, сейчас меня ничего больше не волнует. Мы доставим мальчика на место, а потом спустимся в деревню.

Он помолчал секунду, потом еще понизил голос.

— Я серьезно, Лука. Мы с тобой договаривались об этом и так и сделаем.

К ним подошла Шара. Она убрала волосы с лица, завязала сзади узлом и вопросительно посмотрела на альпинистов.

— Я не знаю, что вы тут обсуждаете, но мы должны двигаться дальше. — Она посмотрела на Билла. — Как ноги, держат?

— Ничего, держат. Но мне кажется, мы с Бабу будем плестись в хвосте.

Шара улыбнулась.

— Не думаю, что он будет возражать. Он ваш поклонник.

Бабу подошел к ним и посмотрел на Билла из-под меховой оторочки капюшона.

— Ква-ква, — сказал он, улыбаясь и морща нос.

Лука быстро шел по тропинке, петляя и взбираясь вместе с ней по противоположному склону долины. Он глубоко вдыхал ночной воздух, наслаждаясь усталостью в ногах, усиливающейся по мере того, как он поднимался все выше и выше. Несмотря ни на что, ему стало хорошо, когда он покинул стены монастыря и направился в горы.

В тридцати футах позади мерцал налобный фонарь Билла, за ним виднелись едва различимые силуэты Шары и Бабу. Двигались они на удивление резво.

Не прошло и часа после выхода, как он уже был на вершине той заснеженной расщелины, по которой они поднимались к монастырю. Он помедлил, оглядывая длинную прогалину, пропадающую в темноте. Снег стал глубже, но сверху от холодного ночного воздуха образовалась корочка. Осмотревшись, Лука понял, что расщелина ориентирована на юг и любые изменения температуры сильно влияют на нее. Под солнечными лучами снег превращался в настоящую кашу.

К нему подошла Шара и встала рядом с открытой «Калак-тантрой» в руках. Светя фонариком, она разглядывала плотно исписанную страницу, ее палец двигался по одной из строчек. Лука вытянул шею, заинтригованный черными страницами книги и белыми угловатыми буквами.

— Отсюда на запад, — сказала она, глядя в ночь.

Лука поднял руку, показывая на громаду обрывистого, полукругом изгибающегося утеса.

— Тут как-то круто, — заметил он. — Вы уверены?

— Я так думаю. Нам наверх, потом часов пять-шесть ходьбы, потом спуститься с другой стороны. Оттуда мы увидим подножие горы-пирамиды.

Лука кивнул и покачал головой, глядя, как Шара снова хмурится, стараясь прочесть следующее предложение.

— Неужели тут никто не умеет рисовать карты? — спросил он.

Она оторвалась от страницы.

— Карту может прочесть любой. Мы предпочитаем иные способы.

Закрыв книгу, она убрала ее в холщовую сумку.

— Мы должны торопиться. Китайцы могут быть ближе, чем мы думаем.

ГЛАВА 50

Зазвучали горны, и беспокойный гул монашеских голосов смолк.

Весь орден Гелтанга сидел плечом к плечу на устланном войлоком полу Большого храма. Синие одежды сливались в единое волнующееся море, все взгляды устремились на возвышение в центре, где располагался мраморный трон настоятеля. Служба должна была начаться с минуты на минуту.

В торце храма двое молодых послушников открыли гигантские деревянные двери, и внутрь проникал вечерний ветерок, но он не мог охладить всеобщее возбуждение. Сотни монахов сидели рядами, образуя идеально ровные линии. У каждого в правой руке был молитвенный барабан, некоторые взволнованно смотрели на возвышение, другие раскачивались взад-вперед, уже бубня вечернюю сутру. Все знали, что орден Гелтанга собирался в полном составе только по исключительным случаям. Предстояло что-то крайне важное, и атмосфера пропиталась ожиданием.

По рядам монахов прошел шорох — все глаза обратились к одинокому человеку, переступившему порог храма. На нем была мантия с замысловатым узором на рукавах и вплетенными в золотистую ткань тонкими темно-синими нитями.

Все встали, когда он поднялся на возвышение и поклонился громадной статуе Будды. Лицо человека было скрыто под полями большой синей шляпы, отороченной мехом. В правой руке он держал золотой жезл дхармачакры — символ верховной власти в монастыре Гелтанг.

Свободную руку он засунул в золотую урну у подножия статуи, извлек оттуда горсть похожей на мел муки цампа и подбросил ее. Частички муки, ярко блеснувшие в свете сотен свечей, на мгновение повисли в воздухе и неторопливо осели на пол, а человек повернулся к морю обращенных в его сторону лиц.

Монахи все как один подались вперед. Многие из них никогда и не видели настоятеля во плоти. Они только слышали рассказы и рассматривали его изображения в молельных залах. Настоятель был частью Гелтанга в той же мере, что и камни, и цементный раствор, некой невидимой сущностью, недосягаемой ни для кого, кроме самых просветленных. Теперь эта живая легенда наконец появилась перед ними.

Настоятель снял шляпу, и все увидели знакомое лицо Реги. Несмотря на теплый свет, кожа у него казалась цвета камня, слепые глаза смотрели вперед.

По толпе монахов прокатился недоуменный ропот. Рега встал в полный рост, его старая спина распрямилась, плечи расправились. Он поднял Колесо закона над головой, и металл сверкнул в пламени свечей.

— Дхармачакра у меня, — прокричал он срывающимся от напряжения голосом. — Облеченный властью, я буду теперь управлять монастырем.

Некоторые из монахов отпрянули, словно это известие физически подкосило их. Встревоженный и удивленный шепот прошел по рядам, одни и те же вопросы задавались снова и снова. Где настоятель? Почему священный лидер смещен столь бесцеремонным образом?

— Я говорю от имени совета, — пытался перекричать шум Рега. — Настоятель сложил свои обязанности. Теперь я глава монастыря.

Смущение среди монахов нарастало. Большинство недоуменно поворачивалось, чтобы задать вопросы соседям. Некоторые молодые монахи в смятении встали, требуя ответов.

Вблизи возвышения у одной из высоких деревянных колонн сидел Норбу. Не веря глазам, он смотрел на толпу. Он не понимал, что происходит, до тех пор, пока не увидел, как Рега поднял дхармачакру и принялся размахивать ею, будто трофеем. Внезапно глаза Норбу наполнились слезами, и он упал на колени, закрыв руками глаза.

Он предал настоятеля. Он отпер дверь, когда ему приказывали не делать этого, его обманул Рега и его люди. Единственным утешением было то, что европейцы поменяли планы, появились раньше и увели мальчика.

Рега ходил туда-сюда по возвышению, демонстрируя дхармачакру всем монахам, собравшимся в храме. Норбу беспомощно смотрел на него полными слез глазами.

Рега вскинул руки.

— Тихо! — прокричал он.

Вены на его шее вздулись.

— Тихо, я сказал!

Постепенно шум смолк, монахи подчинились, глядя на него.

— Я явился к вам в качестве настоятеля, несущего тревожную весть. На подступах к Гелтангу китайские солдаты. Я говорю с вами, а они тем временем подходят все ближе и ближе.

На мгновение наступила ошарашенная тишина — монахи осознавали известие. Случилось невозможное, свершились их самые страшные опасения.

Медленно в зале стал зарождаться новый шум — монахи начали впадать в панику. Время от времени слышались резкие крики ужаса и потрясения, эхом отдававшиеся от потолка храма. Рега пытался говорить, но его голос тонул в общем гомоне. После нескольких попыток он подал знак трем монахам, стоявшим у возвышения.