Дыхание розы

Она подняла голову. Понимающая улыбка озарила ее губы, соблазнительные как экзотический плод.

— Какое облегчение, господин инквизитор… К сожалению, я до сих пор не смогла зачать. Это первая причина моего беспокойства. Но есть и вторая: мой супруг очень болен… Врачи боятся, как бы боль в груди, вот уже несколько недель вызывающая у него одышку, не усилилась…

Она замолчала и принялась кусать губы. Флорен ободрил ее ласковым движением руки.

— Как ни странно, но отец моего супруга, человек весьма преклонного возраста, демонстрирует такое крепкое здоровье, что оно начинает вызывать у меня подозрения.

Так вот почему дама нанесла ему визит. Вероятно, свекор был очень богатым. Если ее муж умрет раньше своего отца, состояние старика ускользнет от алчной красавицы, поскольку у нее не было детей. В душу Флорена закралось сомнение. Ядов вполне хватало, чтобы быстро разделаться со стариком, цеплявшимся за жизнь, а такая женщина была, несомненно, способна достать их. Впрочем, он не раз убеждался, что убить собственноручно гораздо труднее, чем совершить убийство при помощи стороннего исполнителя. Она немного разочаровала его. Но, в конце концов, инквизиторская процедура выше всех подозрений, в отличие от отравления, которое могло явно указывать на заинтересованное лицо.

— Подозрения? Вы ведь так сказали?

— Да, как и мое необъяснимое бесплодие. Видите ли, мой свекор… Он не жалует меня, и это самое меньшее, что можно сказать.

— Вы подозреваете, что он прибегал к недопустимой практике?

— Я в этом убеждена.

— К магии? Я хочу сказать к магии venefica?Творящей зло? Заклинание и вызов нечистой силы, ведь мы об этом говорим, не так ли?

— Разумеется. Я даже думаю, что он виновен в болезни моего дорогого супруга.

«Которого ты сведешь в могилу, как только старик отдаст концы», — подумал Никола, прикинувшийся потрясенным.

— Речь идет об очень серьезном обвинении, мадам. Ведь колдун подобен еретикам. Он тоже поклоняется демоническим идолам. У вас есть доказательства?

— Видите ли…

Казалось, она потеряла почву под ногами, но все же продолжила:

— В постные дни он ест скоромное…

«Разумный человек, ведь нет ничего печальнее, чем пост», — мысленно прокомментировал Никола. Надо помочь прекрасной Маргарите, которая, по всей видимости, не подготовилась к этому этапу нападения.

— Очень ценное сведение. Наверняка есть и другие, более разоблачительные. Значит, вы думаете, что ваш свекор использовал небольшие восковые фигурки, чтобы навредить здоровью вашего супруга и помешать вам зачать ребенка? — подсказал он.

Она кивнула головой в знак согласия.

— Хорошо. Как вы думаете, он вызывает демонов в подвале или в сгоревшей церкви?

— Недалеко от того места, где он живет, есть такая церковь.

— В сгоревших церквях часто находят следы проведения черных месс, опрокинутые кресты, свечи из черного воска. Надо проверить, мадам. В сопровождении нотариуса. Вы думаете, что он предается противоестественным сексуальным бесчинствам?

— Я в этом убеждена… Он пытался меня…

«А также человек со вкусом», — мысленно одобрил Флорен, если только это обвинение было обоснованным.

— Какой мерзавец! Принимая во внимание ваши слова, я представляю даже омерзительные акты, звериные.

Маргарита Гале подняла брови, и Флорен понял, что она не догадалась, куда он клонит.

— С животными, например с козлами…

В течение следующего получаса Никола Флорен перечислял доказательства, слухи, которые должна была распространить Маргарита, чтобы жандармы и нотариус, назначенный инквизиторами, без особого труда собрали их.

Прощаясь с Флореном, Маргарита сияла от счастья. Она подошла к его столу, протягивая руки в знак благодарности. Он схватил их, поднес одну кисть к своим губам и провел по ней языком. Она закрыла глаза от удовольствия и прошептала:

— Я чувствую, что это дельце доставит мне пьянящую радость, мессир.

— Я надеюсь, что вы, мадам, скоро дадите о себе знать и считаете меня готовым вмешаться в любой момент.

Она обольстительно улыбнулась и вышла. Он развернул бумажку, которую она сунула ему в руку, и увидел сумму: пятьсот ливров. Никола не нуждался в письменных договорах. Кто бы имел глупость отрицать долги, связывавшие его с инквизитором? Долги в виде денег или в виде жизни.

Мнимая Маргарита Гале шла размеренным шагом благородной дамы. Но, завернув за угол Дома инквизиции, она почувствовала, как у нее подкосились ноги. Она прислонилась к ограде и несколько минут глубоко дышала. Раздавшийся густой голос сразу же успокоил ее. Голос, который однажды стал для нее голосом чуда.

— Идем, здесь недалеко есть таверна. Ты очень бледна. Пойдем, тебе надо немного отдохнуть, друг мой.

Высокий силуэт, закутанный в плащ с капюшоном, обнял за талию мнимую Маргариту Гале и повел ее по улочкам. Молодую женщину била такая сильная дрожь, что она не могла вымолвить ни единого слова, пока они не сели за стол в таверне, почти безлюдной в этот час. Поднося стакан к губам, она едва не вылила его содержимое на дорогое манто, взятое напрокат. Тем не менее обжигающий алкоголь помог ей подавить тошноту, подступавшую к горлу. Франческо де Леоне снял тяжелый плащ и спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Эрмина?

— Мне было так страшно.

— Ты смелая женщина. Выпей еще немного и отдышись.

Эрмина вняла его совету. Странно, но этот великодушный человек — единственный, кто ответил ей отказом, когда в знак благодарности она не могла предложить ничего другого, кроме своего тела, — умиротворял ее своим взглядом, одной из своих удивительных улыбок. Странно, но только он сумел примирить ее с собственной душой. А порой и с душами других людей.

В ее памяти отчетливо, словно это произошло вчера всплыло воспоминание о том дне ужаса — горькое, но и дорогое воспоминание. Прекрасный архангел, он не судил, он даже почти ничего не сказал. Без единого слова он, который ее совсем не знал, встал между ней и яростным градом камней. Кровь окрасила его лоб, его щеки. Он не запротестовал, не отступил назад, не вытащил меч из ножен, висевших у него на боку. Он просто смотрел на них. Его голубой взгляд и крест, закрывавший его сердце, заставили опустить головы самых неистовых ее палачей.

Побить камнями. Они хотели уничтожить ее градом камней. Эрмина стала собственностью одного кипрского сеньора, который купил ее наряду с шелковыми тканями, охотничьими собаками и кадильницами. Когда сеньор умер, истеричная вдова стала кричать на всех углах, что Эрмина околдовала ее мужа, заставила покинуть супружеское ложе, а затем убила ласками и настойками. Нелепость этого обвинения никого не остановила. Напротив, оно оправдывало убийство. Человеческое стадо, состоявшее из мужчин, женщин и даже детей, в течение нескольких часов преследовало ее вдоль утесов. Они кричали, весело окликали друг друга, передавали бутылки с водой. В конце концов они ее загнали в грот. Измученная Эрмина забилась внутрь, как обезумевшее животное, пытаясь защитить голову руками. Она увидела в их глазах радость. Радость дозволенного убийства. В нее полетели камни… И вдруг появился он. Тот, кто закрыл ее своим телом. Они отступили, злобные крабы, которых даже самая ничтожная власть опьяняла до такой степени, что они превращались в убийц.

Странно. Ради своего рыцаря она пошла бы на край света, но он попросил ее дойти лишь до конца улицы. До Дома инквизиции.

Эрмина протянула Франческо де Леоне свою ладонь, и он сжал ее обеими руками. От этого прикосновения глаза молодой женщины закрылись. Он разжал руки, и она прошептала:

— Прости.

— Нет, это ты прости меня. Я вовлек тебя в очень опасное дело.

— Ты предупреждал меня об этом. Мне так сладостно нравиться тебе. — Она робко улыбнулась, словно извиняясь, и добавила: — Мне нравится быть твоей вечной должницей. Я тебе обязана жизнью, и ты не можешь меня забыть, потому что спасенные жизни принадлежат спасителям. Никто не может уйти от этого, даже если хочет.