След зверя

— Но как?

— Делая ставку на низменные человеческие инстинкты, которые присущи подавляющему большинству наших кардиналов.

Алчность, зависть, ревность и стремление к власти. Франческо решил, что на сегодня он узнал вполне достаточно, иначе своей настойчивостью он мог бы вызвать у Ногаре недоверие.

— Дожидаясь вас, я проверял книгу учета счетов двора и…

Леоне притворился, что очень смущен.

— И что? Давай, Франческо, говори.

— Хорошо… Счета мсье де Мариньи… как бы это сказать… Ну… Ему были выплачены крупные суммы денег без указания целей…

— Есть три Мариньи: Ангерран, главный камергер короля, которого весьма хорошо принимают при дворе мадам Жанны Наваррской, королевы; Жан, брат Ангеррана, епископ Бове, и Филипп, секретарь короля и епископ Камбре. О каком из них ты говоришь?

— Главным образом о последнем. Что касается монсеньора Карла де Валуа*, это настоящая бездонная бочка!

Произнося эти слова, Франческо придал своему лицу недовольное выражение. Ногаре объяснил:

— Единственный брат короля неприкосновенен. Наш король испытывает к своему брату нежность, которая порой ослепляет его. Так обстоят дела, и нам не остается ничего другого, как смириться с этим. Мсье Карл буквально сорит чужими деньгами. Нам надо это терпеть, но вместе с тем умело сообщать о его выходках королю.

Леоне удивился, что Ногаре не потребовал от него уточнений относительно сумм, выплаченных Филиппу де Мариньи. Простодушным тоном он продолжал настаивать:

— Мсье де Мариньи, Филипп, менее чем за полгода взял из казны десять тысяч ливров. Это крупная сумма! Его переводные векселя были написаны рукой Ангеррана и скреплены подписью короля, но в них нет упоминания о том, для чего они предназначены!

— Если их подписал король, значит, это не наше дело, — чрезмерно сухо возразил советник.

Леоне согласно кивнул головой и опять погрузился в работу.

На что были истрачены деньги, выплаченные с согласия короля? Выплаты начались шесть месяцев назад, задолго до смерти Бенедикта XI. К тому же Ногаре пришлось прибегнуть к помощи Джотто Капеллы, чтобы собрать средства, необходимые для мошенничества при проведении выборов будущего Папы. Следовательно, деньги, выплаченные Филиппу де Мариньи, предназначались для других целей, столь секретных, что в казначейской книге о них не было никаких упоминаний. Внезапная перемена настроения Гийома де Ногаре свидетельствовала, что он был в курсе дела.

Незаметно прошел час. Рыцарь де Леоне трудился, не поднимая головы. Работа, которую ему поручил советник короля, была скучной, но зато она не требовала особой сосредоточенности, и мысли Леоне были заняты другим. Скоро. Скоро, и он это чувствовал, он выполнит свою миссию. Но Арно де Вианкур, приор командорства Кипра, не обязательно должен был узнать об этом немедленно. Так называемое расследование позволяло Франческо оставаться во Франции довольно долго, столько времени, сколько ему понадобится, чтобы завершить собственные поиски. Затем? Затем мир перестанет быть таким, какой он есть сегодня. Лицемерие, расчетливость, плутовство — все это исчезнет. Идолы падут… Но сначала надо добраться до командорства Арвиля, собственности рыцарей Храма, которые, разумеется, не окажут помощи рыцарю-госпитальеру, по крайней мере ту, в которой так нуждался Леоне.

Из простуженного горла Гийома де Ногаре вырвался хриплый звук. Рыцарь оторвался от колонок цифр, которые он внимательно изучал с самого прихода сюда.

— Давай, Франческо, отдохнем несколько минут. Твой дядя не солгал. Ты прекрасно говоришь по-французски.

— Здесь нет моей заслуги, мессир. Моя мать была француженкой.

Леоне поспешил сменить тему.

— Похоже, вас раздражает ваша работа.

— От этих брачных договоров у меня кружится голова. В них надо все предусмотреть, причем в первую очередь то, что невозможно предвидеть.

— О каком браке идет речь, если, конечно, я могу позволить себе задать этот нескромный вопрос?

— Это не секрет. О браке монсеньора Филиппа [93], графа де Пуату, второго сына нашего короля. Его супругой станет мадам Жанна Бургундская, дочь Оттона IV, графа Бургундского, и графини Маго д’Артуа. Графство Артуа всегда было вожделенным лакомством… Что уж говорить о Бургундском графстве! Одним словом, необходимо предусмотреть любые возможности: смерти, рождения, браки, признание браков недействительными, бесплодие… Головная боль, скажу я тебе.

Почувствовав, что мсье де Ногаре жалел о своем недавнем плохом настроении, рыцарь бросил на него сочувствующий взгляд и приготовился слушать продолжение. Оно не заставило себя долго ждать:

— В этих унылых толстых стенах цитадели Лувра так темно. Неужели ты не тоскуешь о свете Рима и роскоши папского дворца?

— Зарождающийся свет римского раннего утра… Какое чистое чудо… — На губах Франческо погасла улыбка. — Конечно, мне его не хватает… Но я не жалею о годах, проведенных на службе у Бонифация.

Советник постарался скрыть свое любопытство, принявшись очинять перо. «Какой же я ловкий лжец и притворщик», — подумал Леоне, невольно коря себя. Он должен действовать осторожно и не проникаться симпатией к Ногаре. Ногаре был врагом, и об этом не следовало забывать. Тот попытался, правда, без особого успеха, прикрыть свой интерес обыкновенной учтивостью:

— В самом деле? И все же речь шла о почетной должности, которая к тому же приносила материальные преимущества.

— Разумеется…

Леоне превосходно изобразил нерешительность, чем еще сильнее раззадорил советника:

— Теперь, Франческо, настала моя очередь задать нескромный вопрос. Я очень доволен тем, как ты работаешь, и я полагаю, что нас ожидает длительное и плодотворное сотрудничество. Но как заботливый… отец я подозреваю, что твой отъезд был вызван чем-то другим, а вовсе не историей… с дамой.

Леоне вытаращил глаза и пристально уставился на советника, словно прозорливость Ногаре ошеломила его.

— Разумеется… — повторил он.

— Мне очень жаль…

— Мессир… если король считает вашу честь и веру достойными своей дружбы, то скромному секретарю не пристало не доверять вам. Но это… в этом так трудно признаться. Ведь мы же говорим откровенно друг с другом, не так ли?

— Даю тебе слово, — заверил Ногаре, который действительно думал, что рыцарь был откровенен с ним. В конце концов, если эти откровения окажутся важными, он может использовать сведения, полученные от своего секретаря, не называя источника. Таким образом он сдержит свое обещание.

— Так вот. Видите ли, мессир де Ногаре, при царствовании Бонифация было столько лжи, столько махинаций, столько гнусных связей. Да, речь действительно шла о царствовании. Он хотел стать императором, сана Папы ему было недостаточно.

Ногаре ничуть не сомневался во всем этом, в значительной степени еще и потому, что ненависть, которую он питал к покойному понтифику, ослепляла его. Тем не менее ему было приятно слышать эти слова из уст камергера, к тому же итальянца, несколько лет состоявшего на службе у Бонифация.

— И это тебя раздражало?

— Конечно… Но, боюсь, вам не понравится мое объяснение…

— Если так случится, я скажу тебе об этом, и в будущем мы не станем сравнивать наши идеи. Продолжай.

— Царство душ, защита нашей веры, чистота нашего служения Богу — все это, по моему мнению, подпадает под власть и мудрость святого отца. Напротив… строительство, руководство и защита государств — это прерогатива короля или императора. Но Бонифаций отказывался это признавать.

Ногаре нарадоваться не мог, что взял к себе племянника Джотто Капеллы. Он одобрил слова Леоне:

— Я тоже придерживаюсь такого мнения. Но ты говорил о гнусных связях и махинациях…

— Да-а…

Ногаре умерил свой пыл, выжидая, когда Франческо продолжит. Он не хотел торопить Леоне из опасения, что тот закроется, как устрица. Франческо де Леоне лихорадочно подыскивал подходящую ложь. Чтобы ложь выглядела убедительной, она должна быть простой, основанной на реальных фактах, но главное, она должна нравиться тому, кто хочет ее услышать.

93

Монсеньор Филипп (1294–1322) — станет королем под именем Филиппа V Длинного после смерти своего старшего брата Людовика X Сварливого. В 1306 году он женился на Жанне Бургундской.