Страница 23 из 30
Аби Варбург(1866–1923), искусствовед, специалист по истории итальянского Возрождения и змеиному ритуалу индейцев хопи. Отличался большими странностями (утверждают, что разговаривал с бабочками). Помимо прочего, прославился как великий библиотекарь. Страстно увлекался собиранием книг и предложил несколько теорий их расстановки на полках, в том числе теорию «добрососедства». Согласно последней, книга, которую ищешь, далеко не всегда та, которую хочешь прочитать.
Примерно в это время произошли события, изменившие мою жизнь. Все началось с банального дня рождения. А именно дня рождения моего крестника в конце недели, и я воспользовался этим предлогом, чтобы позвонить Полю.
— Хотя бы ради Гаспара пустишь меня в дом? — спросил я.
— Конечно. Приходи в субботу.
— Мне тебя не хватало, — неожиданно признался я.
— Мне тебя тоже не хватало. Но я надеюсь, ты подумал над тем, что я тебе сказал.
— Да, подумал. Я очень много над этим думал.
— Только думал?
— Да, но теперь я думаю переходить к действиям.
Мои слова рассмешили Поля, и от его смеха у меня сразу потеплело на душе. Конечно, он был прав, что взял меня в оборот, просто я не мог двигаться вперед слишком быстро. Перспектива увидеться с ними в субботу подняла мне настроение. Соответственно, совершенно особое значение приобрел выбор подарка.
Я отправился в поход по игрушечным магазинам. Все рассмотрел и даже попробовал собрать парочку конструкторов под внимательными взорами продавщиц, принимавших меня за большого ребенка. Покупательницы, в основном, полагаю, мамаши, тоже поглядывали на меня, и я понял, что отдел игрушек — идеальное место, чтобы заводить знакомства. Разговоры здесь завязывались сами собой: а вашему сколько, а что он умеет, ах, вам эта игра тоже не понравилась, о, знаете, с пазлами — как с одеждой, надо брать на вырост, и так далее и тому подобное. Я провел в этом параллельном пространстве восхитительный день и в конечном итоге обрел свое счастье. Оно явилось мне в виде обыкновенного плюшевого мишки. Я изучил бесчисленное множество развивающих игр и супернавороченных машинок, но ничто так не тронуло мое сердце, как этот маленький красный мишка. Я решил, что это будет очень личный подарок, и, как знать, может быть, в душе Гаспара мой образ навсегда останется связанным с плюшевым медвежонком.
Оплатив покупку, я попросил упаковать ее в подарочную бумагу, и мне кивнули на девушку, которая этим занималась. Я медленно двинулся к ней с мишкой в руках. Меня удивила широкая улыбка, с какой она меня встретила (если только она улыбалась не мишке). Я протянул ей игрушку и произнес фразу, которая подразумевалась сама собой:
— Упакуйте, пожалуйста, в подарочную бумагу.
— Конечно, давайте.
Девушка взяла лист бумаги, и я обратил внимание на ее руки. У нее были невероятно красивые пальцы. Мне тут же захотелось к ним прикоснуться. Это было скорее смутное желание, хотя понравилась она мне вполне конкретно. Она работала проворно, но очень изящно, и волнение во мне росло. Подарочный пакет был уже почти готов. Мне надо было срочно что-то сказать, отпустить какую-нибудь запоминающуюся реплику, требующую ответа, причем развернутого, а не просто «да» или «нет».
— Это для моего крестника, — пролепетал я. — У него в субботу день рождения.
— В субботу? — удивилась она. — Надо же, у меня тоже.
Фантастика. Вот и повод продолжить беседу — лучше не придумаешь. Тем более что, говоря: «У меня тоже», она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
— Действительно, какое совпадение… У вас в субботу день рождения?
— Да, в субботу.
— В эту субботу? — на всякий случай переспросил я.
— В эту. Если точнее, то в половине четвертого.
— В субботу, в половине четвертого. Очень хорошо…
Я поблагодарил ее невнятным бормотанием и ушел. По-моему, от нее не укрылось мое смятение. Кроме того, мне показалось, что неловкость, с какой я себя вел, не оставила ее равнодушной. Как бы то ни было, теперь я знал, что мне делать. Вернуться сюда в субботу в половине четвертого и поздравить ее с днем рождения. Теперь следовало — любопытная образовывалась цепочка — найти подарок для девушки из отдела упаковки подарков.
Я не собирался покупать ничего грандиозного, чтобы ее не пугать. Книга — вот идеальный вариант. Простой и спокойный подарок. Подарок, настраивающий на доверительные отношения, достаточно личный, но без назойливости. Я зашел в книжный и принялся рассеянно оглядывать полки. Тут это и случилось. Фотография. Я буквально ткнулся в нее носом. Лицо женщины, явно виденное мною раньше. Почти сразу я вспомнил. Девушка с последним галстуком. Она напечатала свой второй роман в издательстве «Сток», а они, как это у них принято, поместили ее фотографию на манжете. Я долго стоял и просто смотрел на книжку, не в состоянии пошевелиться. Теперь я знал, как ее зовут: Ирис Мерис. Похоже на псевдоним. Я несколько раз повторил про себя это имя. Роман назывался «Наши расставания». Точно, она ведь мне говорила, что описывает историю пары, которая без конца расходится. Я взял книгу, еще не догадываясь, что в следующую секунду она выскользнет у меня из рук. Потому что на первой странице я прочту посвящение:
Человеку, продававшему один-единственный галстук
Я остолбенел. Купил книгу и пошел домой, читать. Я читал ее в гостиной, в спальне, в туалете; сидя, стоя, лежа. Я прочел ее залпом, но не смог бы сказать, понравилось мне или нет. Возможно, мой интерес подогревало возбуждение чисто эгоцентрического толка. Вы по-разному будете читать просто книгу и книгу, посвященную вам. Вольно или невольно, но я искал в повествовании какие-то знаки, шифры, намеки, но обнаружил лишь, что это довольно грустная история. Грустная и банальная. Впрочем, нет, я не совсем прав. Концовка оказалась совершенно неожиданной. Закрыв книгу, я написал автору письмо на адрес издательства.
9
Дальнейшее произошло очень быстро. Получив мое письмо, Ирис тут же мне позвонила, и мы договорились встретиться. Номер телефона я сообщил в письме, чтобы подчеркнуть, что мне не терпится ее увидеть. С того дня, когда мне попалась на глаза ее фотография, я успел переосмыслить нашу первую встречу, освободив свое впечатление от искажающего фильтра наслоившихся на нее тогдашних событий. В моем понимании эта женщина была связана с чем-то большим, нежели она сама, с чем-то, имевшим непосредственное отношение к последним секундам моего выздоровления. Если меня спасли галстуки, то она была медсестрой, вышедшей со мной попрощаться на пороге больницы, где я так долго провалялся.
Мы назначили свидание в кафе неподалеку от Дома радио, куда ее пригласили для записи передачи. Я пришел с большим запасом — не хотелось опаздывать ни на миг. И очень удивился, обнаружив, что она уже на месте. Меня поразила ее болезненная бледность. Странно было видеть это внезапное вторжение белизны. Уж не означало ли оно, что в мою жизнь снова входит белый цвет? Еще одна деталь взбудоражила меня — она была в галстуке. Меня охватило глубокое волнение. Я шагнул к ней, сознавая, что это большой шаг на пути к моему возвращению в мир людей.
Ирис действительно плохо себя чувствовала. У нее болел зуб, да так сильно, что она почти не могла говорить. Ей даже пришлось отменить запись на радио. Но на свидание она все-таки пришла, из чего я сделал вывод, что мною она дорожит больше, чем толпой радиослушателей. Раз уж она была не в состоянии произнести ни слова, я предложил для простоты общаться при помощи записок. Прежде всего, мы припомнили нашу первую встречу. Я подтвердил, что никакой издатель меня к ней не посылал и что я в самом деле сотрудник «Ларусса», торговавший в Бретани галстуками. Она призналась, что мое вторжение придало ей сил довести до конца работу над рукописью, словно я был музой и мое поэтическое явление открыло перед ней новые перспективы будущего романа. «Если жизнь закручена похлеще романа, во что превращается роман?» — излишне драматично, на мой взгляд, спросила она. Тем не менее мой приход, как я с удивлением узнал, заставил ее существенно изменить первоначальный замысел книги. Действительно, перечитав ее еще раз, я не без странного удовлетворения отметил, что вторая часть написана в гораздо более раскованной манере. Взять, например, сцену, где герои устраивают скандал на похоронах.