Смятые простыни

Он вернулся через две, Софи только начала распутывать волосы и по-прежнему выглядела томной, умиротворенной и расслабленной. Больше всего на свете ей хотелось остаться в постели с Коулом, повторить все сначала и изведать что-то новое. Но взглянув на часы, Софи пришла в отчаяние: чудесная ночь не была долговечной.

Хоть она и наслаждалась их пикировкой и интимными разговорами — что было совсем неожиданно, — Софи не успела исследовать его тело, которое непреодолимо влекло ее.

— О чем ты думаешь? У тебя какое-то лукавое выражение лица.

Софи испуганно взглянула на Коула, который поставил поднос с двумя чашками горячего шоколада и тюбик взбитых сливок. Он был обнажен по пояс, и Софи видела, как играют все его мышцы. Джинсы приспустились на бедрах, поскольку он не застегнул ни молнию, ни пуговицу, а босые ступни были большими, широкими, ближе к щиколоткам чуть припущенными темными волосами.

Софи хотелось кричать от восторга, хотелось, чтобы он стоял вот так перед ней год, два, позволяя любоваться собой.

— Я думала о твоем теле и о том, как нечестно, что ты не дал мне возможности вдоволь ощупать его.

Коул на мгновение замер, потом пожал плечами. Глаза его сощурились и опасно заблестели.

— Погоди, настанет и твой черед, если ты уверена, что хочешь этого. — Он выдавил горкой на шоколад взбитые сливки и поднес чашку с ложкой Софи. Она стремительно села, прислонившись к спинке кровати, и, стараясь не расплескать шоколад, зажала горячую чашку в ладонях. Наклонив голову, Софи лизнула сливки, совершенно не обращая внимания на завороженный взгляд Коула.

Он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони, потом пригладил ей волосы, заложив за ухо выбившуюся прядь.

— Я бы хотел предаваться с тобой любви до самого утра, если ты выдержишь, Его высокие скулы пылали румянцем, глаза сверкали. Он был возбужден, и Софи, поставив чашку на столик у кровати, сосредоточила все внимание на нем.

— Я мечтаю о том же. И хочу, чтобы воспоминаний об этой ночи мне хватило очень надолго.

— Тебе не очень больно?

Софи почувствовала такое смущение, что у нее покраснел даже нос.

— Разумеется, нет.

Увы, это лишь отчасти было правдой. Конечно, Софи чувствовала боль. Но она не имела никакого значения в сравнении с предстоявшим удовольствием снова обнимать Коула.

— Ты была такой узкой, такой плотной, — прошептал он, продолжая гладить ее лицо. — Насколько я понимаю, у тебя не слишком большой опыт. Не надо. — Он прижал палец к ее губам, чтобы остановить готовые было сорваться возражения. — Я не спрашиваю тебя ни о чем, но я кое-что понимаю в женском теле, детка. Ты была либо девственна, либо у тебя чертовски давно не было мужчины. Но в любом случае я не хотел причинить тебе боль.

Софи была тронута до глубины души. Он так заботлив, так по-мужски ведет себя, с Коулом она чувствует себя под надежной защитой. Как было бы здорово прожить всю жизнь с таким мужчиной! Несколько раз он намекал, что не прочь продолжить отношения с Шелли. Очень соблазнительно. Но как все устроить? Эта игра уже совершенно измотала ее. Софи чувствовала, как сказывается недосыпание. Бутик требовал ее безраздельного внимания с самого раннего утра, значит, она не сможет допоздна проводить время с Коулом и вести прежний образ жизни. К тому же чем дольше будет продолжаться игра, тем выше риск оказаться разоблаченной. А если Коул узнает, что Софи играла обе роли, что он о ней подумает? От одной мысли об этом Софи содрогнулась.

Очень тихо, чтобы не расплакаться, она прошептала:

— Я хочу испытать все, что ты можешь дать мне сегодня ночью. Если у меня и будут какие-то неприятные ощущения, это не имеет никакого значения по сравнению с тем наслаждением, которое ты мне подарил.

Мускулы на шее и плечах Коула, казалось, напряглись еще больше. Он поспешно вскочил и схватил фотоаппарат.

— Улыбнись мне, солнышко!

Она повиновалась, хотя улыбка получилась вымученной. Сделав снимок, Коул посмотрел на него, удовлетворенно кивнул и отложил вместе с камерой в сторону.

— Итак…

Дрожащим голосом, с трудом сохраняя на лице улыбку, Софи переспросила:

— Что — итак?

— Сейчас мы выпьем шоколада, но прежде ты избавишься от этой блузки.

Как и в первый раз, он стал медленно, одну за другой, расстегивать пуговицы, покрывая поцелуями каждый сантиметр постепенно обнажающейся груди, дразня ее, играя с ней. Софи восхищало то, как подробно он ее изучает. Потом Коул опустился на колени и снял с нее пояс и чулки.

— Теперь я хочу тебя полностью обнаженной.

И она, взволнованная его охрипшим от возбуждения голосом, не стала спорить. К ее удивлению, проделав все это, Коул не спешил предаться любви, а вместо этого стал кормить ее с ложечки. Софи фыркала каждый раз, когда он подносил полную ложку взбитых сливок к ее губам, но он настаивал, уговаривал. И прежде чем с шоколадом было покончено, она немилосердно измучила его, поскольку видеть, как Софи облизывает ложку, а время от времени и пальцы, было нестерпимо восхитительно. Наблюдая, как она это делает, Коул стонал от восторга. Никогда прежде Софи не кокетничала, но теперь ей это даже нравилось.

Судя по реакции Коула, ему тоже.

Софи вспомнила, как каждый вечер пила шоколад в «Таверне Уинстона», и подумала, что впредь никогда больше не сможет там заказать его. Шоколад всегда подкреплял ее после долгого рабочего дня, придавал сил на остаток вечера, был для нее чем-то, чем для других является кофе. Она пила его каждый вечер в течение года, но теперь, прикасаясь к чашке, непременно вспомнит эту спальню, а если Коул будет при этом смотреть на нее, в памяти всплывут и его поцелуи, его прикосновения… Нет, она больше никогда не станет пить шоколад в его присутствии. Но игра стоила свеч: ради того, чтобы испытать восторг сегодняшней ночи, не жалко пожертвовать столь малым удовольствием.

— Господи, чтобы человечество не сошло с ума, следовало бы запретить делать это так, как делаешь ты!

Софи лишь улыбнулась.

— Ты такая соблазнительница, — прошептал Коул, на что Софи ответила:

— Я? Но ведь это ты до сих пор не снял джинсы.

Коул наклонился к ней и поцеловал, ласково обведя языком ее губы.

— Ну это как раз проще простого.

Он встал и небрежно стащил с себя остатки одежды. Софи затаила дыхание, пораженная представшим ей зрелищем: Коул был уже до предела возбужден, его мужское естество мощно восстало, и Софи обдало жаром при мысли о том, что это ей сулит.

— Я несколько поторопился, поэтому не смог кончить.

Она не поняла, о чем речь. Для Софи все выглядело идеально завершенным; все нервные окончания затрепетали при воспоминании о том, как он ласкал и целовал ее. Когда Коул вдруг подхватил ее и уложил на спину так, что одна нога оказалась перекинутой через его колено, а другая — у него за спиной, глаза ее округлились от удивления. Не произнеся ни слова, он наклонился, прикусил ей мочку уха и облизал ее. Сжав ей грудь, он гладил пальцем сосок до тех пор, пока она не вскрикнула.

Все тело Софи дрожало от внезапного возбуждения. Она закрыла глаза, прислушиваясь к его касаниям и ожидая, когда Коул приведет ее в состояние экстаза. Ничего подобного она никогда прежде не могла себе даже представить.

Его губы скользили от уха к шее, потом к плечам, которые оказались на удивление чувствительными к его прикосновениям. От каждого из них волна острейших ощущений пробегала по ее телу.

— Я хочу научить тебя множеству разных вещей, солнышко.

— Да…

Что бы Коул ни имел в виду, Софи ждала этого с восторгом; казалось, он знает о ее теле то, чего не знала она сама.

— Ты такая вкусная, — прошептал Коул, склоняясь к ее груди.

Он дышал часто, его рот был горячим. Софи выгнулась, но он прижал ее к кровати, бормоча что-то ласковое до тех пор, пока она не успокоилась, хотя сердце продолжало бешено колотиться.

— Расслабься и дай мне сделать все самому, детка.