Смятые простыни

— Коул…

Стук в дверь оповестил о прибытии кока-колы. Отметив, каким затуманенным сделался ее взгляд, как пылают ее щеки, он улыбнулся и сказал:

— Не двигайся.

Софи лишь кивнула в ответ.

Приоткрыв дверь, Коул принял протянутый Чейзом поднос и поблагодарил.

— Не делай ничего такого, чего не сделал бы я.

— А чего бы ты не сделал?

— Вот именно! — Чейз похлопал брата по плечу и закрыл дверь.

Софи стояла на том же месте, где он ее оставил, словно приросла к полу. Коул улыбнулся, поставил поднос на стол и, подойдя, нежно провел рукой по ее щеке, подбородку, бровям. Он так любил это лицо! Прильнув губами к ее рту, начал медленно маневрировать по направлению к столу. Софи, прижавшись к нему, повиновалась каждому его движению, и когда Коул приподнял и посадил ее на край стола, она только издала глубокий вздох.

— Я рад, что сегодня на тебе юбка, — сказал Коул, покрывая поцелуями ее лицо и шею.

Задыхаясь, она спросила:

— Почему?

Он был очарован милой наивностью, ее полуопущенными густыми ресницами, отрешенным выражением лица. Его рука медленно опустилась вдоль ее бедра до самого края юбки, потом заскользила вверх, но уже под юбкой.

— О!

Стройное теплое бедро было обтянуто шелком; поднимаясь выше и выше, его рука нащупала край чулка. Он пробормотал что-то себе под нос и, жадно припав ртом к ее губам, опрокинул Софи на стол. Юбка была поднята, и ему не составило труда развести ей ноги.

— Я слышу, как колотится твое сердце, — прошептал он, не отнимая рта от ее губ.

— Как приятно, когда ты касаешься меня…

— Тогда это тебе понравится еще больше. — Он расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке.

Софи сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Еще одна пуговица — и его взгляду открылась ложбинка между гладкими, как шелк, грудями. Коул провел по ней пальцем и стал гладить нежные холмики, отчего Софи задрожала в томительном ожидании.

— О Боже, на свете нет ничего прелестнее женской груди! — произнес Коул, продолжая дразнить ее: он обводил нежные бугорки ладонями, наслаждаясь податливостью мягкой плоти.

Софи тихо застонала.

Коул расстегнул еще одну пуговицу. Ее лифчик из белых кружев лишь чуть-чуть прикрывал грудь — это был самый сексуально-возбуждающий вид, когда-либо открывавшийся ему. Интересно, трусики и пояс у Софи такие же?

Сомкнув головы, они вместе наблюдали за движением его загорелой руки по ее светлой нежной коже. Расстегнув две последние пуговки, он распахнул блузку и обеими ладонями сжал вырвавшуюся на свободу грудь.

— Какие они чудесные! — выдохнул он и ногтем поддел застежку лифчика.

В этот момент музыка в баре стихла. Софи вздрогнула и приподняла голову.

— Ш-ш-ш, все в порядке. Они закрывают. Всем пора домой.

Софи моргнула, и губы ее задрожали.

— Нам тоже?

— Нет, если ты не хочешь. — Коул поцеловал ее легко, ласково, словно коснулся перышком. — Но я бы предпочел отвезти тебя к себе, дорогая. Моя квартира — в нескольких кварталах отсюда. Этот диван годится для того, чтобы наскоро подремать днем, но я не собираюсь делать что бы то ни было наскоро сегодня ночью. Я тебя не тороплю. Понимаю, что события развиваются слишком быстро. — На его лице мелькнула едва заметная лукавая улыбка. — В конце концов, мы ведь только-только познакомились. Но я желаю тебя, и ты, судя по всему, желаешь меня. Ты поедешь ко мне? Проведешь со мной эту ночь?

Глаза Софи были широко раскрыты, влажные ресницы дрожали. Коул видел, как бьется жилка у нее на шее.

— Да, — с трудом прошептала Софи и улыбнулась. — Да, охотно. Спасибо.

Глава 4

Коула позабавили ее хорошие манеры, и он хотел было пошутить по этому поводу, но вдруг понял, что чувство юмора начисто изменило ему.

К тому времени, когда они сидели в машине, девушка была уже не так скованна, однако сказать, что Софи полностью расслабилась, было бы большим преувеличением. Коулу едва удалось отговорить ее от того, чтобы каждый ехал на своей машине. Он боялся, что Софи может сбежать.

Пока Коул припарковывал машину и вел девушку к себе на третий этаж, она не проронила ни слова. Это не тревожило Уинстона; все его существо было наэлектризовано ожиданием. Какое-то примитивное, почти животное чувство возбуждало в нем острое желание видеть Софи в своем доме, на своей территории, в своей постели. Никогда прежде Коул не вел себя как варвар, но сейчас чувствовал, что он дикарь и готов сразиться с драконом, чтобы доказать свою любовь.

— Я живу очень просто, не люблю излишнего украшательства. До недавнего времени со мной всегда жил кто-нибудь из братьев.

Он заметил, с каким жадным интересом Софи осматривает все вокруг: обтянутую темной кожей мебель, столы из светлого дуба, награды и кубки, полученные младшими Уинстонами за успехи в учебе и спорте и выставленные на отдельном столе.

Сквозь арочный проем просматривалась кухня-столовая. Спальни располагались в конце короткого коридора.

— Здесь очень мило, — сказала Софи.

— Зейн дразнит меня домохозяйкой. Мне нравится поддерживать чистоту в доме, а теперь он и сам стал таким же. Было чертовски трудно приучить эту троицу стирать свое белье, мыть полы и готовить еду, но в конце концов они таки всему научились. У нас был постоянный день уборки, и отвертеться от него было невозможно — никакие извинения и причины не принимались. Ну разве что когда Чейз сломал ногу, мы ему сделали послабление.

— Сколько лет вам было, когда вы остались без родителей?

— Двадцать два. Я только-только окончил колледж. Мак и Зейн еще учились в начальной школе, а Чейз перешел в старшие классы.

— Вам, наверное, было очень трудно.

Он согласно кивнул, но ничего не сказал, не желая ворошить прошлое и вспоминать лавину проблем, которые ежедневно обрушивались тогда на его голову.

— Мы справились. Они были хорошими ребятами, просто случившееся немного выбило их из колеи. Понадобилось время, чтобы пережить утрату, и все встало на свои места.

Ему хотелось расспросить Софи о ее утратах, но поскольку предполагалось, что он ничего об этом не знает, пришлось воздержаться от расспросов.

Внезапно Коул спросил:

— Ты голодна? Или, может, хочешь выпить?

Софи замешкалась с ответом, интригующий розовый румянец снова залил ее лицо. Вдруг она бросилась к Коулу и, едва не задушив, крепко обвила руками его шею.

— Единственное, чего я хочу, это завершить то, что мы начали в баре! — Она лихорадочно осыпала поцелуями его лицо и шею, заставляя Коула смеяться и в то же время стонать от невероятно острого желания. — Я хочу лечь с тобой, трогать тебя и…

— Солнышко мое, подожди, а то я сойду с ума!

Коул выдернул из-за пояса юбки край ее блузки, быстро расстегнул пуговицы и стянул блузку с плеч. Софи помогала ему, вынимая руки из рукавов, но старалась при этом не отрывать губы от его губ.

Все так же смеясь, Коул сказал:

— Не торопись, солнышко. У нас впереди целая ночь. Спешить некуда.

Он нежно гладил ее по спине, покрывая легкими влажными поцелуями шею и плечи. Софи впилась пальцами в его бедра, и Коул послушно прижался к ней.

Софи тихо вскрикнула от восторга и волнения, почувствовав его жестко восставшую плоть.

— Коул, а ты не снимешь рубашку?

Он секунду колебался, опасаясь, что не сумеет сдержаться, когда она коснется его обнаженной груди. Но взгляд ее широко распахнутых глаз был нежным, ищущим, волнующим, и Коул не нашел сил для сопротивления. Ощущая гулкие удары собственного сердца, он стянул рубашку вместе с майкой и швырнул их на пол.

Софи ощупывала его взглядом, теплым и чувственным.

— Ты можешь потрогать меня, солнышко.

Поскольку она явно робела, Коул взял ее руку, поцеловал в ладонь и положил себе на грудь. Софи облизала губы и нерешительно погладила его.

— Ты такой упругий и горячий.

Коул рассмеялся. «Горячий» было весьма подходящим определением, а уж о том, насколько «упругим» он стал, и говорить не приходилось. Казалось, джинсы спереди вот-вот лопнут. Из последних сил сохраняя самообладание, он потянулся к пуговице на поясе ее юбки.