Мыс Доброй Надежды

— Что это? — вдруг застыл профессор, указывая на белый конверт, лежащий сразу за порогом. Рыбаков мысленно отругал себя за невнимательность и поднял конверт с пола. Прежде чем вскрыть послание, «садовник» двумя пальцами нежно ощупал его, затем понюхал и только после этого надорвал уголок.

Записка была написана по-русски крупными печатными буквами. Она гласила: «Юстасу. Закладка в.тайник произведена. Груз примите ночью. Координаты: бассейн. Вторая пальма от вышки спасателя. Поздравляю с присвоением внеочередного звания. Алекс».

— Что-то случилось? — спросил Войцеховский, глядя на побледневшего Рыбакова.

— Пока не пойму,— ответил тот и, спрятав письмо в карман пиджака, принялся за осмотр номера. Следов присутствия посторонних он не обнаружил, зато на письменном столе наткнулся на стопку писчей бумаги. В верхнем правом углу каждого листка стоял красиво нарисованный логотип отеля.

Рыбаков достал из кармана письмо и сравнил бумагу, на которой оно было написано, с той, что лежала на столе. Его догадка подтвердилась — письмо мог написать только живущий или работающий в отеле...

Вождь племени баквена Петруха, приняв изрядную дозу виски, жаловался гостям, сонно потягивавшим пиво из банок, на свою тяжелую царскую жизнь.

— Прикиньте, мужики, какой расклад мне сегодня Джембо выдал.— Нгубиев размахивал стаканом.— Говорит, Шакил прав — ты, мол, нарушаешь традиции!

— А ты ему? — деликатно зевнул Вася.

— А я ему: ну и вали к своему Шакилу, падла! — Петруха отхлебнул вискаря.— А он заменжевался сразу: я, говорит, баквена... А я ему: а я — вождь, болтать много будешь — язык отрежу!

— Реально можешь отрезать? — сонно поинтересовался Плахов.

— Легко,— бравируя, схватился Петруха за кухонный нож.— Оборзел он совсем. Раньше никто был, с копьем по саванне бегал! Я его индуном сделал, и он же меня учит.

— А что с этим, как его... Шакилом — договорились? — встрепенулся Рогов.

— Куда он, на фиг, денется? — вдруг погрустнел Нгубиев.— Никуда он не денется...

Глубокой ночью, после того как Войцеховский забылся крепким сном, Рыбаков решил проверить координаты, указанные в письме. Он осторожно выскользнул в коридор, закрыл за собой дверь на два оборота и, оглядевшись вокруг, направился к лифту.

В холле тенью проскользнул мимо дремлющего охранника-швейцара и вышел на улицу. . Пройдя к бассейну, в котором плескалась бирюзовая вода, подсвеченная яркими фонарями, он остановился у спасательной вышки и отсчитал от нее вторую пальму.

Рыбаков снова осмотрелся, осторожно подошел к дереву и носком ботинка стал ковырять дерн возле его корневища. Пласт срезанного дерна отъехал в сторону, и Рыбаков заметил неглубокую ямку, аккуратно вырытую в земле. «Садовник» загнул манжет рубашки и сунул правую руку в тайник. Пальцы нащупали какой-то продолговатый твердый и холодный предмет.

Через секунду Рыбаков держал в руке бутылку «Столичной» и недоуменно рассматривал ее. Золотые буковки этикетки аппетитно поблескивали в ярком свете уличных фонарей.

Но Рыбакову не хотелось выпивать. Он не мог понять, что происходит и кто разыгрывает с ним эти сумасшедшие шутки.

Андрей Борисович вернулся к стойке администрации отеля. Портье услужливо посмотрел на лысого джентльмена с бутылкой водки в руках и вежливо поинтересовался:

— Чем я могу быть вам полезен?

— Извините, в нашем отеле живут русские? — в свою очередь задал вопрос Рыбаков.

— Точно не знаю, кажется, да.

— Посмотрите, пожалуйста,— вежливо попросил Рыбаков.— Для меня это очень важно. Надо срочно отправить письмо в Россию...

Портье защелкал клавишами компьютера и через минуту выдал информацию:

— Да. Есть трое. Вчера приехали. Господин Смирнов с двумя дамами.

— Отлично,— улыбнулся Рыбаков.— В каком они номере?

— Номер двести двадцать.

«Садовник» поблагодарил и собрался было подниматься к себе, когда портье остановил его.

— Извините, а как ваше имя? — поинтересовался портье.

— Фишер. Эндрю Фишер.

— Тогда это вам, мистер Фишер.— Портье протянул Рыбакову запечатанный конверт.

— От кого?

— Не знаю, мистер Фишер.

В надписанном по-английски конверте оказалась открытка с фотографией одного из отелей Сан-Сити. Текст на обратной стороне снова поставил Рыбакова в тупик:

«Юстасу. Срочно сообщите маме о получении груза. У нас выпал первый снег. Берегите себя. Алекс».

Рыбаков занервничал.

С утра в ресторане отеля было многолюдно. Войцеховский и Рыбаков вошли в зал, и профессор очень удивился, когда Андрей Борисович предложил им разместиться не за их обычным столиком на террасе, а сесть почти в центре зала, рядом с искусственным водопадом. — Так надо, Михаил Александрович. Профессор не спорил.

За соседним столиком завтракала веселая русская компания. Там были крепкий голосистый мужчина с золотой цепью вместо шеи и две молоденькие девушки — высокая брюнетка с надменным взглядом и глуповатая полненькая блондиночка. Войцеховский чуть не выдал себя, обернувшись на знакомые звуки русской речи, но Рыбаков вовремя остановил его. Сам он, казалось, был абсолютно равнодушен к соседству с земляками.

Разговор соседей был им прекрасно слышен — те совсем не стеснялись присутствия посторонних.

— Мотя, ты сколько вчера просадил в казино? — устало спросила мужчину надменная брюнетка.

— А я чё, помню, в натуре? — сквозь здоровое аппетитное чавканье ответил Мотя.— Я же бухой был вдрабадан...

— Тонн пять, не меньше,— томно предположила блондинка и глупо хихикнула.

— Еще пойдешь? — Брюнетка окинула подругу уничижительным взглядом.

— А как же,— рассмеялся Мотя.— Щас на пляж, после по сотке под крокодилье мясо пропустим, и к станку.

— А когда львов поедем стрелять? — снова хихикнула блондинка.

— Вот банк сорву,— основательно заявил Мотя,— тогда и поедем.

В этот момент Рыбаков встал и подошел к столику русских. Войцеховский недоуменно наблюдал за ним со своего места.

— Можно попросить у вас соли? — по-английски обратился он к мужику с цепью.

— Чего ему? — Мотя обернулся к брюнетке.

— Соль просит,— перевела та, одним взглядом оценив Рыбакова и сразу потеряв к нему всякий интерес.

— Бери, мужик.— Мотя указал на солонку сосископодобным волосатым пальцем с огромным перстнем.— Не жалко.

Рыбаков взял со стола солонку, улыбнулся и посмотрел прямо в глаза Моте:

— Говорят, у вас выпал снег?

— Чего еще ему?

— Про снег какой-то спрашивает,— раздраженно ответила девица.

— Нет снега, мужик.— Мотя развел руками.— Жарко, солнце — понял?

— Сестренка,— вступила в разговор блондинка,— скажи ему, что снег в холодильнике.

Брюнетка перевела ее слова Рыбакову, а тот молча поставил солонку обратно на столик и вернулся на свое место.

— Псих какой-то,— хихикнула ему вслед блондинка.

— Во народ,— покрутил пальцем у виска Мотя.— Все есть, так еще и снег подавай! Уроды! Натуральные уроды!

Профессор пребывал в растерянности, но лишних вопросов своему компаньону задавать не стал. Впрочем, Рыбаков бы на них пока все равно не ответил.

Глава 8

СЕЗОН БОЛЬШИХ РАЗБОРОК

Если вьетконговцы не прекратят агрессию, то мы отбомбимся так, что они снова окажутся в каменном веке...

Генерал Э. Макартур

Вася и Игорь неплохо выспались в бунгало вождя племени баквена и наутро чувствовали себя просто замечательно. На улице светило яркое солнце, и опера, плотно позавтракавшие горячими кукурузными лепешками с ароматным медом и соком манго, с удовольствием потянулись и вышли из домика.

Мужчин не было видно, пацаны продолжали свои игры с копьями и палками, женщины суетливо хозяйничали возле хижин. Из загонов слышалось бодрое блеяние и кудахтанье скота, в глубине бездонного бирюзового неба медленно проплывали мелкие кудрявые облака.