Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12



Страчан потрепал собаку за уши.

— Верно. Мы много путешествовали, и настало время пустить корни. Мне понравилась отдаленность этого места. Как и в краях, где я вырос. Тогда тут был полный упадок. Никакого производства, население убывало. Еще пару лет, и остров повторил бы участь Сент-Килды.

Я как-то смотрел документальный фильм про Сент-Килду, один из Гебридских островов, заброшенный в тридцатые годы и пустующий с тех пор. Он превратился в остров-призрак, где кружат морские птицы и бывают только исследователи.

— И вы помогли поставить Руну на ноги?

Страчан смутился:

— Здесь еще много надо сделать, и я не хочу приписывать себе все заслуги. Однако Руна теперь — наш дом. Грейс, моя жена, работает в школе, мы влились в здешнюю жизнь. Эй, Оскар, что такое?

Золотистый ретривер с ожиданием смотрел на дверь. Я не слышал приближения человека, но вскоре распахнулась входная дверь. Пес восторженно залаял, хвост застучал по полу.

— Не знаю, как у него получается, но он всегда чует, — сказал Страчан, качая головой.

«Что чует?» — подумал я, и тут в бар вошла женщина. Жена Страчана не нуждалась в представлении. И не только потому, что была очень красивая. Белая куртка «Прада» резко контрастировала с густыми волосами цвета воронова крыла, обрамлявшими лицо с безупречной кожей и пухлыми губами. Глаз не отвести.

Дело не только во внешности. Она излучала энергию, чисто физическую притягательность, которая заливала светом всю комнату. Вспомнились завистливые слова Фрейзера: «Жена — сногсшибательная красотка».

Он прав.

Едва заметная улыбка стала шире при виде Страчана.

— Поймала тебя! Так вот где ты бываешь, когда идешь «по делам»?

У нее был тот же легкий южноафриканский акцепт. Страчан поднялся и поцеловал ее.

— Виноват. Как ты догадалась, что я здесь?

— Пошла в магазин, он оказался закрыт, — сказала она, снимая перчатки из черной кожи с меховой каемкой; очевидно, дорогие. На левой руке были обыкновенное золотое обручальное кольцо и кольцо с бриллиантом, отливавшим голубоватым блеском. — В следующий раз когда захочешь тайно пропустить рюмочку, не оставляй машину у входа.

— Это Оскар виноват. Он затащил меня сюда.

— Оскар, негодник, как ты посмел? — Она потрепала собаку, которая начала возбужденно прыгать вокруг. — Ладно, успокойся.

Затем посмотрела на меня, ожидая, чтоб нас представили. Карие глаза были столь темными, что казались черными.

— Это Дэвид Хантер. Дэвид, это моя жена Грейс.

Она улыбнулась и протянула мне руку:

— Приятно познакомиться, Дэвид.

Целуя руку, я почувствовал тонкий запах духов с мускусом.

— Дэвид — эксперт судебной медицины. Он прибыл сюда с полицией, — пояснил Страчан.

— Боже, какой ужас! — Грейс посерьезнела. — Надеюсь, жертва не из местных жителей. Звучит эгоистично, но… вы меня понимаете.

Я понимал. Когда речь заходит о несчастьях, мы все становимся эгоистичны и начинаем молиться: «Только не я, только не со мной».

Страчан поднялся.

— Приятно было встретиться с вами, доктор Хантер. Может, еще пересечемся до вашего отъезда.

Грейс томно потянулась.

— Могу я выпить хоть бокальчик, раз уж зашла?

— Угощаю, госпожа Страчан.

Предложение последовало от Гутри, мужчины с увесистым животом. Создавалось впечатление, он выпил много больше других. Забытая Карен Тейт позеленела от ревности.

Грейс Страчан душевно ему улыбнулась:

— Спасибо, Шон, но, вижу, Майкл порывается уйти.

— Извини, дорогая. Мне показалось, ты хочешь домой. Я собирался готовить мидии на ужин, но если ты не голодна…

— Похоже на шантаж. — Она посмотрела на мужа с хитрецой.



Страчан повернулся ко мне:

— Будет время, езжайте в горы посмотреть захоронения в каменных пирамидах. Там целая группа. Из неолита. Это нечто.

— Не у всех такие пристрастия, дорогой. — Грейс покачала головой с деланным раздражением. — Майкл увлекается археологией. Старые руины нравятся ему больше меня.

— Это просто хобби, — уверил Страчан, смутившись. — Идем, Оскар, ленивец наш. Пора.

Он помахал рукой в ответ на уважительные пожелания «спокойной ночи», провожавшие их до самых дверей. На выходе они чуть не столкнулись с Эллен. Она резко остановилась и чуть не опрокинула тарелку с тушеной бараниной.

— Прости, — сказал Страчан, держа Грейс за талию.

— Ничего. — Эллен вежливо улыбнулась обоим. Мне показалось, она бросила неоднозначный взгляд на красотку. — Добрый вечер, госпожа Страчан.

В голосе звучала крайняя сдержанность, но Грейс вроде не заметила.

— Привет, Эллен. Тебе понравился рисунок, который Анна принесла из школы?

— Да, висит теперь на двери холодильника, с остальной галереей.

— У девочки талант. Ты должна ею гордиться.

— Я горжусь.

Страчан шагнул к двери — очень уж ему хотелось уйти.

— Всего доброго.

С лицом, лишенным всякого выражения, словно маска, Эллен поставила передо мной тарелку. В ответ на мои благодарственные слова поверхностно улыбнулась и тотчас повернулась уходить. Видно, Броуди не единственный на Руне, кто не особо впечатлен золотой парочкой.

— Сука! — раздалось эхом в тишине бара. Кипя от злости, Карен смотрела на дверь, и было непонятно, в чей адрес прозвучало оскорбление.

Кинросс с суровым видом покачал указательным пальцем:

— Хватит, Карен.

— Так и есть. Гордячка…

— Карен!

Женщина замолкла, не скрывая обиды. Постепенно бар стали заполнять привычные звуки. Возобновились щелчки костяшек домино по столу, и напряжение моментально растворилось.

Я приступил к тушеной баранине. Броуди оказался прав: Эллен прекрасно готовит. Во время еды я вдруг почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Подняв глаза, увидел, как Кинросс с холодной настороженностью пялится на меня из-за барной стойки. Он выдержал мой взгляд, затем медленно отвел глаза в сторону.

Когда я проснулся, в номере было темно. Тусклый свет пробивался через единственное окно, завешенное шторами. Ни звука. Ветер и дождь стихли. Слышалось лишь собственное дыхание: равномерный вдох и выдох, словно они исходили от другого человека.

Не знаю, когда до меня дошло, что я не один. Это было скорее постепенное осознание чьего-то присутствия, чем неожиданный шок. В полумраке у кровати сидел человек.

Хотя я видел только смутные очертания, было понятно, что это женщина. Она смотрела на меня, но я не испытывал ни удивления, ни страха. Только груз немого ожидания.

Кара?

Глупая надежда. Кто бы то ни был, это не моя погибшая жена.

«Кто ты?» — кажется, произнес я. Слова не колыхнули холодный воздух комнаты.

Она не ответила. Продолжила терпеливо сидеть на полу, словно я и так знаю все, что мне надо знать. Я попытался разглядеть черты или выражение лица. Не смог.

От порыва ветра задребезжала рама, и я вздрогнул и огляделся. Повернувшись обратно, заметил, что комната пуста. И всегда была пустой. Мне приснился сон. Тревожно-реалистичный, но всего лишь сон.

После смерти жены и дочери со мной такое часто случается.

Еще один порыв сотряс стекло, ударив по нему дождем, словно горстью гальки. Снаружи донесся крик. То могла быть сова или другая ночная птица. Что угодно. Я встал с кровати и подошел к окну. Уличный фонарь качался на ветру. Нечто светлое мелькнуло с краю его желтого ореола и исчезло.

Я стоял и ждал повторного появления, пока холод от окна не вынудил меня вернуться в постель.

6

В то время как я смотрел из окна номера, Дункан мучил сторожа коттеджа. Ветер усиливался и раскачивал фургончик, словно лодку во время шторма. Дункан предусмотрительно поставил парафиновый обогреватель в угол, чтобы тот не упал. Голубое пламя шипело на расстоянии метра от него, за крошечным столиком. Хоть и тесно, но уж лучше, чем в «рейнджровере» ил и в прихожей коттеджа, где его наверняка оставил бы Фрейзер. Нет, Дункана смущало не пребывание в фургоне.