Цыган

— Так у тебя, старая глушня, все добро могут вынести.

— У меня нечего выносить, — вынимая изо рта трубку, ответила Изабелла.

По его лицу она поняла, что он не поверил ей.

— Неужто не накопила ничего?

— Не для кого мне копить, — сухо сказала Изабелла.

Догадалась она и по губам другого, младшего приятеля Тамилы, о чем тот спрашивал у нее:

— А твоя квартиранточка дома?

— Она уже съехала на свою квартиру.

Он даже присвистнул, разочарованно переглянувшись со своим спутником.

— Куда?

— Там, в комнате, на столе она на бумажке оставила адрес. — И, воткнув в рот трубку, Изабелла опять стала смотреть в окно.

Она не видела, как они вошли в смежную комнату, в которой еще до вчерашнего дня жила Настя, и ничего не слышала из того, о чем там переговаривались между собой. С колечками дыма, поплывшего над трубкой, уже опять унеслась к сыну.

— Пушкинская, пятнадцать «б», — вслух читал в Настиной комнате старший из приятелей Тамилы. — На машине это всего пять минут. Бери из холодильника коньяк и крабы и махнем к ней на новоселье. Теперь она уже вернулась со своего юрфака.

— А заодно доставим ей и забытые книжки. Смотри-ка: «Уголовный кодекс РСФСР». Еще и правда у нас будет свой прокурор. Надо их чем-то перевязать.

— Донесем и так, не возись. Я, кажется, «Волгу» забыл замкнуть.

— А вот это зря. На такую машину всегда найдется ключ. Тамила тебе за это орден не выдаст. Захватим и эти тетрадки.

— Какого хрена ты там шелестишь?

— Просто интересно. А сквернословить нехорошо. Подойти-ка сюда поближе. Тебе это ни о чем не говорит?

— Ничего особенного: «Бу-да-пешт» — клеймо венгерской фирмы.

— Правильно. И на сапожках, которые она продавала на ярмарке, такое же было. Откуда они у нее взялись? А это? Ниже смотри.

— Кизитеринский тупик. Это, Алик, может быть, и совпадение.

— Алик полностью с тобой согласен. Тем более что здесь же дальше написано: «Презумпция невиновности». Ученая девочка. Помнишь, как Тамила нам это объясняла на своем семинаре. И о «Волге», которую ты внизу забыл замкнуть, мы теперь тоже можем не беспокоиться. Если даже и найдется у кого-нибудь на нее ключ, то здесь, в тетрадке, на всякий случай записан ее номер. Читай… РВ 54–15.

— Мы пропали, Алик.

Они знали, что старая цыганка Изабелла, которая сидела в своей комнате с трубкой у окна, ровным счетом ничего не слышит, и все-таки, не сговариваясь, одновременно перешли на быстрый шепот:

— Ай да красотка!

— Ай да цыганский прокурор!

— Надо к Тамилке ехать.

— Она уже дрыхнет давно.

— Ничего, додрыхнет в своей арабской спальне и днем. Если, конечно, у нее совсем сон не пропадет. Запомни адрес, а тетрадку с собой возьми.

— И книги?

— Все пусть лежит, как лежало. Но коньяк в холодильнике не стоит оставлять.

— Буги-вуги…

— Интересно, она со своими сапожками слонялась тогда по ярмарке или с казенными?

— Тогда же, похоже, и номер «Волги» усекла.

— Да, а ведь хороший бы мог быть у цыган свой прокурор.

— Ты, Алик, думаешь?..

— Об этом Тамилка пусть подумает. Наше с тобой дело телячье.

Старуха Изабелла уже задремала в своем старом кресле с затухшей трубкой, когда они, прежде чем уйти, зашли к ней в комнату. Старший из адъютантов Тамилы дотронулся до ее плеча рукой. Вздрогнув и открыв большие, по-детски удивленные глаза, она не сразу поняла по его губам, о чем он спрашивал у нее.

— Ты цыганские законы не забыла еще?

Из этих двух кавалеров Тамилы старой Изабелле особенно не нравился он. А теперь ей вдвойне не понравился его вопрос. Она враждебно ответила:

— Я твоих коней не нанималась стеречь.

— Запомни, старая глушня, нас не было здесь, — ребром ладони он провел у себя под подбородком. — Может, повторить?

Она молча отвернулась от него.

На той же самой остановке, где Михаил обычно ссаживал Настю, когда из детсадика она спешила на юрфак, и где он подбирал ее уже в десятом часу вечера по дороге домой, теперь он и сам спрыгнул с троллейбуса с чемоданом и, помахав рукой своему сменщику, свернул по узкому, почти совсем темному переулку к дому, еще не сплошь, а вразброд мерцавшему окнами через два квартала впереди над крышами других, более низких домов. Видно, еще не все квартиры этого дома заселились счастливыми жильцами. А на десятом этаже вообще светилось одно-единственное окно. Значит, Настя, как и говорила Михаилу, уже переселилась в свою новую квартиру. Теперь уже успела, видимо, управиться и с уборкой. А завтра, в воскресенье, как помнил Михаил, к ней придут сокурсницы и сокурсники по юрфаку, чтобы отпраздновать и обмыть такое редкое совпадение, выпавшее на ее долю: диплом и новоселье. Законное в подобных случаях дело. Но в глубине души Михаил признавался себе, что этой намеченной на завтра встречи с ее сокурсниками и сокурсницами он не то чтобы боялся, а все же… Как Настя будет знакомить их с ним и как они со своими дипломами отнесутся к нему, обыкновенному шоферу? Тем более что воздержаться от выпивки в данном случае ему никто не позволит. Да он и сам не сможет отказаться из боязни обидеть Настю. Но если к первой рюмке водки или коньяка прибавятся еще две-три рюмки и кому-нибудь из ее друзей вздумается заговорить с ним на эту тему, а тем более посмеяться над ним, он поручиться за себя не сможет. Тогда и Насте вряд ли удастся усмирить его.

Он перекинул из руки в руку чемодан, в котором поместилось все его имущество. С вечера сокрушительный ливень с градом пронесся над городом, под ногами хлюпала вода. В переулке было хоть глаз коли. Лишь у самого дома на Пушкинской, пятнадцать «б», светился задний сигнал на «Волге», въехавшей двумя колесами на тротуар. Обходя «Волгу», Михаил подумал, что ливень, должно быть, застал ее где-то в степи. Иначе не была бы она вся снизу доверху забрызгана, заляпана жидкой грязью так, что светлые пятна только местами проступали сквозь нее. А может быть, если не попала она под ливень, то водителю какой-нибудь встречной машины захотелось, выжав скорость, окатить частника из грязной лужи, как это по дурости еще недавно делал и сам Михаил. Особенно когда рядом с водителем красовалась какая-нибудь наштукатуренная фея.

И даже номер «Волги», над которым едва светился подфарник, забрызган был так, что, скользящим взглядом Михаил различил всего лишь буквы серии РВ и две цифры номера: 54…

В третьем со двора подъезде он хотел было вызвать лифт, но заметил над его дверцей красный сигнал. Надо было подождать, пока не спустится он, застоявшийся где-то на верхнем этаже. Михаил подождал минут пять, но никакого движения не слышно было наверху. Или еще необкатанный лифт заело между этажами, или кто-нибудь из жильцов, вселившись в новую квартиру, на радостях забыл захлопнуть дверцу. Из-за этого теперь надо было подниматься с чемоданом на десятый этаж по лестнице. Конечно, чемодан с одеждой и с бритвенным прибором не шел ни в какое сравнение с теми грузами, с которыми приходилось иметь дело Михаилу на том же конезаводе, загружая и разгружая свой самосвал, но уже на пятом этаже он перекинул свою ношу из руки в руку. С усмешкой подумал, что, должно быть, потяжелела она потому, что к его обычному мужскому имуществу теперь еще прибавилось в чемодане и женское кожаное пальто с такого же коричневого цвета сапожками, которые по просьбе Михаила его сосед по общежитию привез ему из очередного рейса на служебном автобусе из Одессы.

Михаил беззвучно выругался, когда уже на восьмом этаже мимо него сверху бесшумно скользнул лифт. Но лязга дверцы внизу он так и не услышал. Скорее всего это гастролировали на новом лифте вверх и вниз мальчишки.

На десятом этаже перед дверью с номером 129 он, уже подняв руку к электрическому звонку, обнаружил, что дверь не закрыта. Должно быть, Настя, поджидая его, не стала закрываться, а потом забыла.

Ему сразу же, как только переступил он порог, понравилась ее новая квартира с большой, обклеенной зелеными обоями прихожей и круглыми медными ручками на дверцах отполированных под дуб настенных шкафов в коридоре, разветвленном направо и налево. Но Михаил свернул не направо, к кухне, куда шарахнулся от него большой лохматый кот, а налево, к двери, застекленной матовым стеклом, сквозь которое пробивался свет. Из-за перерыва в подаче электроэнергии в кольцо троллейбусного маршрута Михаил опоздал к Насте на целый час и теперь не удивился, что она не обернулась на скрип двери, оставаясь лежать на кровати под простыней спиной к двери, запрокинув голову на подушке. Колечки черных вьющихся волос рассыпались вокруг ее головы на подушке. Она всегда так любила спать, с поджатыми под самую грудь ногами. И теперь, должно быть, утомленная переездом на новую квартиру, прилегла в ожидании Михаила на кровать, да так и заснула.