Цыган

Вот так прямо и выскочила на нее, выдавленная толпой, как пробка из бутылки. Настя остановилась перед Шелоро лицом к лицу с хозяйственной клетчатой сумкой в одной руке и с перекинутыми через другую руку коричневыми полусапожками с белыми отворотами. Шелоро так ошеломила эта новая встреча, что она не нашла ничего лучшего, как сразу же и выпалить ей:

— А я только что здесь твою соперницу видела.

И тут же она раскаялась в своих словах.

— Ты сперва поздоровайся, — враждебно сказала Настя. — Никакой соперницы у меня здесь нет.

Шелоро поспешила поправиться:

— Ну не соперницу, а приемную мать твоего племянника Вани. — Шелоро оглянулась. — Она тут близко тоже с машины торгует.

Вдруг Настя, мрачно глядя на нее, спросила:

— Будулай у нее на квартире стоит?

— Кто тебе сказал?

Настя усмехнулась.

— Ты же знаешь, что у цыганского радио перебоев не бывает.

— Но она такая же ему жена, как ты Михаилу.

— А тебе откуда это известно?

— Оттуда же, откуда и тебе. Он ей за квартиру платит, — чистосердечно солгала Шелоро.

— Все равно они в одном доме живут, — сказала Настя, глядя на нее с такой ненавистью, что у Шелоро от жалости к ней заныло под лопаткой. Бедная девочка, мало того, что потеряла голову от мужика, который почти вдвое старше ее, но еще и так терзается из-за ревности. Вся истаяла, как одна из тех же свечек, которые Шелоро только что видела, проходя по ярмарочной площади мимо распахнутых настежь дверей собора, в котором служили обедню. Если и дальше так будет продолжаться, то скоро она совсем может себя погубить, сгинуть в этом проклятом городе, в котором ей и без того, видно, живется несладко. Не от добра же она вышла и на ярмарку для продажи своих полусапожек. Шелоро захотелось успокоить Настю.

— Это еще ничего не доказывает. Если он своего родного сына не узнал, то до нее ему и подавно дела нет. На твоем месте я бы сейчас сама к ней подошла и все узнала.

— Нет, я не стану подходить.

— Ну и зря. — Дотронувшись рукой до полусапожек у Насти на руке, Шелоро захотела удостовериться: — Тридцать восьмой?

Настя кивнула и, с явным желанием оправдаться в глазах Шелоро, пояснила:

— Я забыла, что импортные всегда надо брать на номер больше, и даже не примерила, а когда дома стала надевать, оказалось, жмут.

Шелоро удивилась.

— Смотри-ка, я против тебя вдвое толще, а выходит, нога у меня на номер меньше. С шестнадцати лет только тридцать седьмой ношу. — Сняв у Насти с руки полусапожки, она стала с восхищением рассматривать золоченое клеймо: «Будапешт». — Я такие уже давно ищу, так и не попадались. К нам в сельмаг, как ты знаешь, обувь только с фабрики имени Микояна привозят. Можно примерить? — И тут же, сняв свои большие черные сапоги, она, нагибаясь, поочередно надела один и другой полусапожек, застегивая и расстегивая на них серебристые змейки. — И в икрах как раз. За сколько продаешь?

Впервые за все время Настя слабо улыбнулась.

— За сколько взяла. Там чек.

Шелоро сунула руку в полусапожек и, доставая чек, поднесла его к глазам, но тут же и отстранила.

— Тебе я и без всякого чека поверю. — Она дотронулась до своего полушубка, под которым у нее была спрятана сумка с деньгами, и сразу же отдернула руку. В сумке у нее было семь с половиной тысяч наторгованных на ярмарке рублей, но не могла же она, вопреки доверию, оказанному ей генералом Стрепетовым, хотя бы и временно позаимствовать из них сто рублей. — Жаль, что таких денег у меня нет с собой. У меня только четвертной. Думала, нагадаю, а карты дома забыла. — Шелоро опять нагнулась, чтобы снять полусапожек, но Настя остановила ее.

— Не снимай. Двадцать пять рублей мне до конца месяца хватит прожить, а там, может быть, понадобится и самой на конезавод съездить. Тогда и отдашь.

Поочередно притопнув одной и другой ногами в новых полусапожках, Шелоро осчастливленно засмеялась.

— Спасибо тебе, Настя. — Она запоздало испугалась: — Это ты бы их какой-нибудь городской крале продала, если бы мы не встретились? И не боишься, что деньги не отдам?

Настя засмеялась.

— Не боюсь. — Вытягивая шею, она заглянула Шелоро через плечо. — Ты, правда, советуешь мне к ней подойти?

— Подойди, их ЗИЛ с левого бока стоит.

И вдруг, тоже оглядываясь по направлению Настиного взгляда, Шелоро забеспокоилась. Совсем недалеко от того места, где встретилась она с Настей, колыхались над толпой две хорошо знакомые ей пыжиковые шапки. И всего не больше пяти минут должно было пройти, когда они окажутся там, где стояли Шелоро с Настей.

А под овчинным полушубком у Шелоро как живая шевелилась сумка, разбухшая от семи с половиной тысяч рублей. И стояла Шелоро теперь не в кузове своей машины, вооруженная батогом, а в толпе, в которой у нее не только могли шутя вытащить из-за пояса юбки сумку, но и вообще могли расправиться с ней как угодно. Никто в многолюдной и равнодушной ярмарочной толпе этого не заметит.

Заспешив, Шелоро торопливо сунула Насте четвертной.

— А когда приедешь на конезавод… — И, круто разворачиваясь на месте, она с отмашкой нырнула в толпу. Настя и удивиться не успела, как ярмарка уже поглотила ее.

Сожалея, что такой короткой оказалась их встреча, Настя расстегнула змейку на своей хозяйственной сумке и с улыбкой подумала, как бы поразилась Шелоро, опять увидев у нее на руке пару точно таких же коричневых полусапожек, какие только что унесла с собой. Было бы Шелоро отчего остолбенеть и в конце концов прийти к заключению, что в наше время ни в коем случае нельзя положиться на человека до конца. Ни на чью честность нельзя вполне положиться, если даже такую, как Настя, за какие-нибудь четыре месяца этот проклятый город уже успел превратить в самую обыкновенную спекулянтку. Рассеянно улыбаясь этим мыслям, Настя с перекинутыми через плечо полусапожками двинулась наперекор толпе, пока ее не заставили вздрогнуть от неожиданности два одновременных возгласа:

— И ты, будущий прокурор, здесь?

— Вот это номер!

Останавливаясь и поднимая взгляд, она увидела перед собой две пыжиковые шапки, из-под которых смеялись глаза ее новых знакомых, с одним из которых она не далее как полмесяца назад танцевала на квартире у старой цыганки Изабеллы буги-вуги по-ростовски. Один из них держал в руке «дипломат», а у другого Настя увидела тот самый транзистор, под который она и выплясывала в их компании буги-вуги. Позднее она и сама не могла себе объяснить, что это вдруг на нее накатило. Тот же транзистор, с которым адъютант Тамилы не захотел расстаться и на ярмарке, теперь сотрясался у него в руке, заглушая собой гомон толпы.

— Может быть, спляшем? — С белозубой улыбкой под черными кисточками усиков старший адъютант Тамилы склонился над Настей в ожидании ее ответа.

— Сперва мне нужно свой товар продать, — отказалась Настя, перекидывая с руки на руку полусапожки.

Второй адъютант Тамилы поморщился.

— Из-за такой мелочи вы можете испортить себе всю дальнейшую карьеру. Переодетых сыщиков здесь через одного.

— Я их за ту же самую цену, за какую купила, продаю. Вместе с чеком, — сказала Настя.

Старший адъютант Тамилы, снимая у нее с руки полусапожки и внимательно осматривая их, осведомился:

— Жмут?

— Нет. Срочно деньги понадобились, — ответила Настя.

— Ну, девочка, это дело поправимое, — сказал другой, младший из адъютантов Тамилы, перенимая из рук своего приятеля полусапожек. — Для этого тебе совсем необязательно таких полусапожек лишаться. Венгерские? — Он поднял бровь: — Где ты их могла достать?

— Там же, где и другие достают. А если вам не надо, то и нечего их рассматривать, — отбирая у него сапожки, грубо добавила Настя. — У меня здесь нет времени с вами буги-вуги разводить. — И раздвинув их на две стороны, она, не оглядываясь, втиснулась между ними в текущий ей навстречу живой поток. Толпа сомкнулась за ней. Тот, у которого был в руке транзистор, поинтересовался у того, что был с «дипломатом».