Страница 5 из 9
Я поспешно натягиваю одежду. Красное платье кажется меньше прежнего; я пытаюсь натянуть его на колени. Неужели я и правда отправилась в таком виде в клуб?
Я надеваю туфли, собираю Зоину мелочовку с ковра в сумочку.
-Тебе не обязательно уходить, -произносит Джейк привстав на локте. В мерцании свечи его грудь кажется бледной и слабой.
-Я так хочу.
Он откидывается на подушку. Его рука свисает с кровати; коснувшись пола, пальцы сжимаются. Джейк медленно качает головой.
Зои спит внизу на диване вместе с Торчком. Они лежат, обнявшись, голова к голове. Меня бесит, что Зои не видит в этом ничего особенного. На ней даже его рубашка. Ряды пуговок наводят на мысли о сахарном домике из детской сказки. Я сажусь около низ на корточки и тереблю Зои за руку. Она теплая. Я тормошу ее, пока Зои не открывает глаза. Прищурившись, она смотрит на меня.
-Эй, -шепчет Зои, -ты уже все?
Я киваю и непонятно почему не могу сдержать ухмылки. Зои высвобождается из объятий Торчка, садится и оглядывает пол:
-Там осталось хоть что-нибудь?
Я протягиваю ей жестянку с травкой, иду на кухню выпить воды. Я полагала, что Зои последует за мной, но она остается в гостиной. Какие могут быть разговоры при Торчке? Я допиваю воду, ставлю стакан на сушилку и возвращаюсь в гостиную. Я сажусь на пол у ног Зои, которая, лизнув папиросную бумагу, склеивает самокрутку и открывает кончик.
-Ну и как оно? –интересуется Зои.
-Да так.
Меня ослепляет вспышка света сквозь занавески. Видно только, как блестят Зоины зубы.
-Он тебе понравился?
Я думаю о Джейке, который лежит в комнате наверху; рука свесилась с кровати на пол.
-Сама не знаю.
Зои затягивается, бросает на меня любопытный взгляд, выдыхает дым.
-К этому надо привыкнуть. Мама как-то сказала, что секс- всего лишь три минуты удовольствия. Я подумала: и все? У меня будет не так! И я добилась своего. Если парню дашь понять, что тебе с ним просто офигенно , то все и вправду проходит хорошо.
Я встаю, иду к окну и раздергиваю занавески. Фонари еще горят. Рассветет явно не скоро.
-Ты просто ушла оставив его наверху? –спрашивает Зои.
-Вроде того.
-Это не очень красиво. Вернись- и давайте еще разок.
-Не хочу.
-Ну, домой пока тоже нельзя. Я под кайфом.
Она тушит окурок в пепельнице, укладывается рядом со Скоттом и закрывает глаза. Я долго-долго Сиду и смотрю на нее, наблюдаю, как при дыхании поднимается и опускается ее грудь. Гирлянда огней на стене бросает отблеск на ковер. Там же, на полу, лежит маленький овальный коврик в сизых морских разводах.
Я возвращаюсь на кухню и ставлю чайник. На столе лежит лист бумаги. На нес написано: «Сыр, масло, фасоль, хлеб». Сидя на табуретке, я добавляю: «Ирис с шоколадом, шесть шоколадных яиц». Больше всего мне хочется шоколадных яиц-обожаю их есть на Пасху. А до Пасхи еще двести семнадцать дней.
Наверно, нужно смотреть на вещи трезво. Я вычеркивая шоколадный яйца и вписываю «Шоколадный Санта-Клаус в красной с золотом фольге с колокольчиком на шее». Это, пожалуй, я еще съем. До Рождества сто тринадцать дней.
Перевернув листок, я пишу: «Тесса Скотт». Славное имя в три слога, как любит повторять папа. Если мне удастся написать свое имя на бумажке больше пятидесяти раз, все будет хорошо. Я пишу мелкими-мелкими буквами, как если бы я была зубной феей и отвечала на детское письмо. Побаливает запястье. Чайник свистит. На кухне клубится пар.
Пять.
Иногда по воскресеньям папа отвозит нас с Кэлом в гости к маме. Мы поднимаемся на лифте на девятый этаж. Тут мама обычно открывает дверь, произносит «О, привет!» и оглядывает нас троих. Папа некоторое время топчется на лестнице, и они перебрасываются парой слов.
Но сегодня едва мама открывает дверь, как папа разворачивается и идет к лифту –настолько ему не терпится от меня отделаться.
-Смотри за ней в оба, -говорит он, указывая на меня пальцем. –Ей нельзя доверять.
Мама смеется:
-Что же она такое натворила?
Кэла так и разбирает:
-Папа запретил ей идти в клуб.
-А, -протянула мама, -это так похоже на твоего отца.
-Но она все равно пошла. Только-только домой вернулась. Ее всю ночь не было.
Мама нежно улыбается мне:
-Ты познакомилась с парнем?
-Нет.
-Познакомилась, я же вижу. И как его зовут?
-Ни с кем я не познакомилась!
Папа в ярости.
-Это так на тебя похоже, -заявляет он. –Черт побери, в этом вся ты. Я так и знал, что от тебя помощи не дождешься.
-Да ладно тебе, -говорит мама. –Ведь ей от этого хуже не стало, разве нет?
-Ты посмотри на нее. Она едва стоит на ногах.
Все трое уставились на меня. Терпеть это не могу. Мне тоскливо, холодно, и живот болит. Ноет не переставая с тех пор, как мы с Джейком занимались сексом. Я не знала, что так будет.
-Вернусь в четыре, -бросает папа, входит в лифт. –Она почти две недели отказывается сделать анализ крови, так что позвони мне, если что-то изменится. Справишься?
-Да, конечно, не волнуйся. –Мама наклоняется и целует меня в лоб. –Я за ней присмотрю.
Мы с Кэлом садимся за стол на кухне, а мама ставит чайник, отыскивает среди стоящей в раковине посуды три чашки и ополаскивает их под краном. Достает из шкафчика пакетики с чаем, из холодильника молоко, нюхает его, выкладывает не блюдо печенье.
Я тут же засовываю в рот бурбонскую печеньку. Очень вкусно. Дешевый шоколад –сахар моментально поступает в кровь, в мозг.
-Я вам рассказывала про своего первого парня? –спрашивает мама, поставив чай на стол. –Его звали Кевин, он работал в часовой мастерской. Мне безумно нравилось, как он сидел, такой сосредоточенный, со стеклышком в глазу.
Кэл берет еще одно печенье:
-Мам, а сколько всего у тебя было парней?
Она смеется, откидывает длинные волосы за плечо:
-Нескромный вопрос.
-А папа был лучше всех?
-Ах, ваш отец! –восклицает мама и театрально хватается за сердце, отчего Кэл покатывается со смеху.
Однажды я спросила у мамы, почему у них с папой не сложилось. Она ответила:
-Он самый трезвомыслящий человек, которого я когда-либо знала.
Когда она его бросила, мне было двенадцать. Какое-то время она присылала открытки из мест, о которых я никогда не слышала –из Скегнесса, Гримсби, Халла. На одной из них была фотография гостиницы. «Здесь я теперь работаю, -писала мама. –Я помогаю кондитеру и очень поправилась!»
-Отлично, -заявил папа. –Пусть хоть лопнет.
Я развешивала открытки на стене своей комнаты- Карлайл, Мелроуз, Дорнох.
«Мы живем на ферме, как пастухи, -писала она. –Оказывается, хаггис делают из бараньего горла, легких, сердца и печени!»
Я этого не знала, как не знала и того, кто эти «мы», но мне нравилось рассматривать открытки с пейзажами Северной Шотландии –высокое небо, расстилающееся над заливом.
Потом наступила зима, и мне поставили диагноз. Кажется, сперва мама не поверила, потому что вернулась не сразу. Когда она наконец постучала к нам в дверь, мне стукнуло тринадцать.
-Прекрасно выглядишь! –воскликнула она, едва я открыла дверь. –И почему твой отец вечно сгущает краски?
-Ты будешь жить с нами?
-Не совсем.
Она нашла себе эту квартиру.
С тех пор всегда одно и тоже. Наверно, у мамы нет денег, а может, она боится, что я переутомлюсь, но все заканчивается тем, что мы садимся и смотрим телик или играем в какую-нибудь настольную игру. Сегодня Кэл выбрал «Игру в жизнь». Полная фигня, и я вечно проигрываю. В конце концов у меня оказался муж, двое детей и работа в туристическом агентстве. Я забыла застраховать дом и, когда налетел ураган я потеряла все сбережения. Зато Кэл стал поп-звездой и построил коттедж у моря, а мама- художницей, у которой куча денег и собственный замок. Я же рано вышла на пенсию (мне все время выпадало десять очков) и даже не стала пересчитывать остатки своих средств.
Потом Кэл решает показать маме новый фокус и уходит, чтобы взять в ее кошельке монетку. Пока мы ждем, я стаскиваю со спинки дивана одеяло, и мама урывает мне колени.