Страница 3 из 69
Комната, которую обещал наполнить золотом Атауальпа, была довольно велика: восемь метров в длину и пять с половиной в ширину. Правитель инков встал на цыпочки, поднял руку и приказал провести белую черту на том уровне, до которого смог дотянуться. Он был высокого роста, и линию провели на уровне почти трех метров. А когда Писарро не поверил ему, со смехом добавил, что наполнит эту же комнату серебром — причем дважды.
Так было заключено соглашение о самом фантастическом выкупе в истории. По всей империи были разосланы быстроногие гонцы с приказом правителя инков собрать и доставить в Кахамарку золотые сосуды, фигуры и украшения. И со всех концов Четырех Стран Света в маленький горный город потянулись караваны с сокровищами.
Жадные испанцы ломали красивые золотые кувшины, которые, по их мнению, занимали слишком много места в комнате, и превращали прекрасные скульптуры богов в золотой лом. Атауальпа, видя это, изумлялся и спрашивал: «Зачем вы делаете это? Я могу дать вам больше золота, чем вы сможете унести с собой!»
Он еще верил в то, что незваные пришельцы, получив выкуп, уберутся восвояси. Но время шло, в Кахамарку прибывали все новые караваны, количество золота, переплавляемого испанцами в слитки, уже давно превысило обещанный инкой выкуп, а освобождать Атауальпу никто не спешил. Писарро прекрасно понимал, что, отпустив Атауальпу, он в то же мгновение лишится тех рычагов, с помощью которых конкистадоры управляли империей.
И пришел день, когда Атауальпу обвинили в заговоре против испанцев, посадили на цепь и надели на него стальной ошейник. Напрасно бывший властитель гордого когда-то народа умолял своих мучителей оставить ему жизнь, напрасно сулил сокровища, во много раз превосходящие уже полученный ими выкуп. 6 июля 1533 года он был приговорен к смертной казни. Перед смертью он успел попросить Писарро взять под свое покровительство своих маленьких детей, оставшихся в северной столице государства, городе Кито, а также согласился принять христианство. После произнесенных им последних слов испанцы окружили Атауальпу со словами молитвы о его душе, и быстро задушили его.
Вскоре известие о вероломном убийстве правителя империи распространилось по всей стране. И десятки караванов, которые везли золото в Кахамарку, повернули назад.
Как сквозь землю провалились сокровища великой пирамиды Пачакамак на берегу Тихого океана. Неизвестно куда исчезли тонны золота из храма Солнца в главном городе империи — Куско. Храма, который от фундамента до крыши был облицован толстыми золотыми пластинами...
Напрасно конкистадоры, как голодные волки, рыскали по городам и храмам империи Четырех Стран Света. От сказочных сокровищ государства инков не осталось даже следа...
Много позже, пытая огнем и железом жрецов и чиновников империи, испанцы узнали, что после гибели Атауальпы инки спрятали свое золото в тайном городе в глубине восточных джунглей. Дорога, которая вела в этот город, была разрушена, карты уничтожены, а все, кто был посвящен в тайну, ушли вместе с золотыми караванами. Попытки испанцев отыскать таинственный город оказались напрасны — отряды, уходившие на восток, гибли в непроходимой сельве или возвращались ни с чем.
Правда, одна из таких экспедиций, предпринятая младшим братом Франсиско Писарро, Гонсало, привела к открытию великой реки Амазонки. Но золотой город не удалось отыскать никому.
С тех пор прошло пять веков, но страну сказочных сокровищ ищут в дебрях Южной Америки до сих пор. Время от времени по телевизору или в газетах сообщают о смельчаках, бросающих вызов джунглям, о найденных в архивах средневековых рукописях, описывающих дорогу к пропавшему золоту инков, о развалинах, которые принимают за руины таинственного города Пайтити...
Пайтити — так звучит имя золотого города на языке инков. Но испанцы дали ему другое название, под которым его и знают сейчас во всем мире.
Они назвали его Эльдорадо.
— Почему Эльдорадо? — спросил я.
Отец вытряхнул из пачки «Космоса» сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил.
— По-испански El Dorado означает просто «Золотой» — это существительное мужского рода. Была такая легенда о Золотом человеке, правителе индейской страны, который с ног до головы был покрыт золотом. А потом, когда начались поиски пропавших сокровищ инков, две легенды слились в одну, как это часто бывает...
— А ты там был?
— Где, в Эльдорадо? — рассмеялся отец. — Нет, конечно. Но я много слышал о тех местах, где его искали испанцы.
— Расскажи! — потребовал я.
— Это дождевые леса на восточных склонах перуанских Анд, — ответил отец. — Департамент Мадре-де-Дьос. Одно из самых труднодоступных мест на нашей планете. Там до сих пор находят себе убежище партизаны из движения «Sendero Luminoso». Ну-ка, скажи мне, Денис, что это значит по-русски?
— «Светлая дорога», — сказал я немного обиженно.
Мы сидели в гараже, где обычно и проходили наши «мужские беседы», как называла их мама. Мне тогда было лет тринадцать, и отец иногда поручал мне кое-какие несложные работы по обслуживанию своей любимой «Волги». В тот вечер мы вымыли автомобиль до блеска и натерли каким-то специальным воском, который отец привез из очередной заграничной командировки.
Когда работа была закончена, отец развернул сверток с бутербродами (мягкий белый хлеб, докторская колбаса, красный лук и нарезанные толстыми кружками розовые помидоры) и разлил из термоса крепкий и очень сладкий чай. Пока мы ели, я, разумеется, пристал к нему с просьбой рассказать что-нибудь про Южную Америку — отец провел там немало лет, работая военным советником на Кубе и в Никарагуа.
Тогда-то я и услышал эту историю.
Не скажу, что это было именно то, что я хотел услышать. Мне гораздо больше нравились истории про бесстрашных сандинистов, сражавшихся с коварными «контрас», за спиной которых маячили зловещие тени профессиональных убийц из ЦРУ. Или про Че Гевару, героически погибшего от рук боливийских рейнджеров при попытке поднять забитых крестьян на революционное восстание. Но в тот раз я ничего такого не дождался. Вместо этого отец поведал мне легенду о Золотом городе, затерянном в глубине южноамериканской сельвы.
Почему он решил рассказать мне именно об этом? Не знаю. Отец не был историком и если интересовался чем-то, относящимся к этой науке, то только военными мемуарами. Возможно, именно поэтому я так четко и запомнил тот наш разговор — просто потому, что он был необычным.
— «Сияющий путь», — поправил отец. — Это часть их лозунга «Марксизм — сияющий путь в будущее».
Я почувствовал себя немного уязвленным. В школе я, как и большинство моих сверстников, учил английский, причем без особого удовольствия. «London is a capital of Great Britain», «To be or no to be: that is the question», скучные передовицы из «Morning Star» — вот, пожалуй, и все, что я вынес из школьных занятий иностранным языком. Другое дело испанский — его преподавала мама у себя в институте, его я знал и любил с детства, читая книжки про мышонка Переса, про ослика Филипа и других смешных и забавных персонажей. Испанский тогда казался мне каким-то тайным языком, придуманным специально для игр и приключений, — на нем можно было вести дневник так, чтобы никто из одноклассников не мог бы его прочесть; на нем можно было ругать учителей, не боясь получить за это двойку по поведению; на нем можно было составлять легенды к картам островов со спрятанными кладами и даже писать записки девочкам, которые мне нравились. Такие записки производили на девочек чрезвычайно сильное впечатление: они читали их, прикрывая локтем от любопытных взглядов подруг, ничего не понимали, но на всякий случай краснели и бросали в мою сторону влажные взгляды. Впрочем, я прекратил пользоваться этим приемом уже в седьмом классе.