Страница 47 из 51
— Надеюсь, порт оцеплен?
— Да, монсеньор, я действую по вашему плану.
— Я вытащил этого чванливого бургундца с Кипра в Париж, а ты «действуешь по моему плану»? С ним было двенадцать возов казны — для тебя с королем, и несколько моих фигурок. А ты оказался неповоротлив, как дряхлый кот среди толпы мышек.
Слова вошедшего были истинной правдой. Жак де Моле в сопровождении шестидесяти рыцарей с прислугой и дюжиной возов еще в конце зимы доверчиво прибыл в Париж, как раз в то время, когда против Ордена вовсю формировалось дело. Среди свиты прибыл и человек в черном, числившийся при Магистре сарацинским писцом — арабским языком, как и висевшей на боку саблей, он владел в совершенстве.
— Монсеньор, я уже напал на след. Ночью сбежал приор Жерар де Вилье и около десяти рыцарей с прислугой: Энбер Бланк, Гуго де Шалон, Пьер де Буш, Гильом де Линс…
— И?
— Думаю, талисманы у них, если не спрятаны в Тампле. Я уже послал гонца к Парижскому прево. Он должен выслать отряд.
— Не жалейте сил, по всем направлениям.
— Приор прихватил племянника-шотландца. Возможно, они поедут в Англию, на север, это самый короткий путь за пределы домена.
— «Возможно»? Возможно, мне придется отказаться от твоих услуг.
Ногаре стиснул скулы. Ненависть к жестоким начальникам всегда пропорциональна страху.
— Это небольшая заминка, монсеньор. В конце концов, есть система допросов.
Человек в черном кивнул и, не прощаясь, вышел. Гийома Ногаре словно обдало холодом из преисподней.
В отличие от Хранителя королевской печати, Филипп Красивый был доволен. При помощи талантливого канцлера ему удалось поставить L`Ordre des Tampliers на колени — за один день в тюрьмы и темницы было заключено более пяти тысяч тамплиеров — от Великого Магистра до последнего слуги. Более того, получилось избавиться от долгов и расширить свои владения за счет тамплиерских земель. Из сундуков и хранилищ командорств набралась приличная сумма денег. Сколько — никто не узнал, свои дела король держал в тайне.
Как не храбрился Жак де Моле, но на допросе повел себя странно. Без растягиваний на дыбах, жаровен и «испанского сапога» он объявил Орден виновным в отречении от Христа и даже согласился плюнуть на крест. Правда, плюнул все же не на крест, а на землю. После этого Великий Магистр подписал указ всем тамплиерам признать обвинения. Возможно, старик пытался спасти свое войско от пыток и кого-то безрезультатно ждал. А, может быть, это произошло из-за того, что у канцлера Ногаре, беседовавшего с ним в этот день, глаза были разного цвета.
Потом несчастный бургундец не раз отрекался от своих показаний, но ящик Пандоры раскрылся. Папа Климент сдался и подписал буллу «Pastoralis praeeminentiae» об аресте рыцарей Соломонова Храма во всем христианском мире и дальнейшем пристрастном допросе.
И Великий Инквизитор Гийом де Пари с рвением цепного пса взялся за дело.
Глава седьмая. Подполье
1311 год, Франция, графство Шампанское
— Слава Господу! Ты жив! — человек в одежде торговца бросился к низенькой двери.
— Хвала Небесам! Бернар!
В винном погребе небольшой фермы, что примостилась на топких берегах реки Барсы, в двух верстах от деревушки Лузиньян, собралось несколько мужчин, кто явно хотел скрыть свой род занятий и имя от встречавшихся по дороге людей. Тот, кто не раз бывал в Оверни, в одном из них смог узнать командора Умбера Блана. Он был одет в недорогой полукамзол и короткий суконный плащ, отороченный лисой — наряд, присущий бедному дворянину. Двое других старались походить на торговца и его слугу из Тулузы — южно-французский акцент им хорошо помогал. Первый, кого называли Бернаром, в действительности был командором Прованса, а сопровождавший его «слуга» — рыцарь-сержант. Двое же были облачены в священнические одежды, но по походке, манерам и разговору действительно ими являлись: Пьер де Болонья и Рено де Провен. С ними прибыл человек, одетый как монах-цистерианец — из-за находившегося неподалеку аббатства этого Ордена подозрений он вызывал меньше всего.
— Умбер, где же твоя тонзура?
— Быльем поросла, брат Бернар, как и у вас. А ты нынче ездишь без шпор, подобно сарацину?
— Ну, я же вроде как «торговец»!
Масляный светильник ярко горел, потрескивая фитилем, и окрашивал стены из известняка в красновато-оранжевый цвет. Фигуры людей отбрасывали на стоящие в ряд бочки причудливые языки теней.
— Отец Пьер, храни вас Господь за то, что отстаиваете интересы Ордена в Париже!
— Это мой долг.
— Вы в курсе последних событий. Умоляю — как братия, как Великий Магистр? — глаза командора Оверни были полны искреннего отчаянья. За вечер он не раз повторял, что, если бы не приказ Жака де Моле сопровождать казну в Англию, никогда бы не покинул страну и разделил участь братьев.
— Тампль… Помните, Жак де Моле приехал за несколько дней до ареста? А капитул, который велели собрать? На него в Тампль съехались командоры… Это был чей-то хорошо продуманный план. Даже смерть герцогини Екатерины загадочным способом укладывается в него, — грустно вставил второй священник.
— Рено де Провен прав. Думаю, и отречение Жака де Моле случилось не просто так. Вопрос — почему он так сделал?
— Думаю, надеялся на благородство папы. Но понтифик предал всех нас.
— В Париже сейчас рыцарей около полутора сотен, всего — где-то пятьсот человек. Рыцарей и командоров держат в замках Корбей, Море-сюр-Луэн, королевском Шиноне. Великого Магистра в числе других братьев держат в Тампле, но на допросы его переводят то туда, то сюда.
— Говорят, вожак своры изуверствует как палач, — Бернар имел в виду Великого Инквизитора Гийома Парижского — главу доминиканцев-инквизиторов Псов Господних.
— Хуже! В своей ненависти он потерял человеческий облик. Тридцать шесть рыцарей в Париже умерли во время пыток. Несколько повесилось. Но большая часть созналась в кощунствах, которые не привидятся и в горячке.
— Да, целовать кошку под хвост. Или обмазывать жиром нерожденных младенцев какого-то Буффумета.
— Что говорить, в Англии одна почтенная дама показала, что видела на исподних штанах тамплиера нашитый на заднице крест.
— Старая ведьма пробралась в дортуар?
— Святые угодники! Скорее всего, это была заплатка.
— Скорее — наглая ложь.
— Да, братья мои, Инквизиция предъявляет сто семьдесят два пункта обвинений — до которых не додумается и самый изощренный ум.
— Слава Богу, папу замучила совесть, и ведение дела передано епархиальным судам. Теперь Инквизиция захлебывается от ярости, но вынуждена считаться с участием кафедральных каноников и францисканцев. Иначе Гийом умертвил бы всех до одного, а потом бы извлекал их тела из могил, чтобы и после смерти предавать пыткам.
— Как когда-то король Филипп хотел раскопать могилу и бросить в костер кости бедного Бонифация.
— Про огонь… Капеллану Бернару де Вадо сожгли все мясо на стопах — так, что через несколько дней у него выпали пяточные кости.
— Братия сподобится мученических венцов и воссияет во славе у Бога!
— Со времен первых мучеников Христовых мир не ведал такого зла!
— Господь посылает знамения, что наши люди не виновны. Когда сжигали на кострах самых верных, пламя не тронуло кресты на их одеждах.
— А близ Падуи одна кобыла ожеребилась жеребенком о девяти ногах. В Ломбардию прилетали неведомые птицы. Во всей падуанской области за дождливой зимой наступило сухое лето с градовыми бурями, так что все хлеба погибли…
— Ни один римский авгур не мог бы пожелать более ясных предзнаменований.
— Братья, насколько я знаю, Гийом Парижский усердствовал не просто так. Он искал серебро тамплиеров, и я думаю, вы догадываетесь, о чем я, — отец Пьер внимательно посмотрел на присутствующих. — С нами прибыл отец-капеллан.
Отец Пьер указал на сидевшего молча человека, одетого как монах-цистерианец. Тот представился: