Страница 30 из 77
— Ха-ха! — только и ответила Алиция.
И лишь через много лет я доперла, что говорили мы о разных вещах. Она имела в виду самую худшую и хитроумную часть МВД, а я обычную, работящую, преступников вылавливавшую милицию из Дворца Мостовских и Главной комендатуры. Мои чувства на МВД не распространялись, хотя не исключаю, и там могли найтись люди не совсем деморализованные. Взять того же Ежи — ну вот, пожалуйста, опять Ежи! — Кудась-Брониславского, которого выбросили с работы за книгу о началах Управления общественной безопасности. От чтения первого тома волосы вставали дыбом, а второй изъяли из печати. Жаль, я охотно почитала бы. Пана Брониславского вообще-то я люблю, но сейчас облаю — в те времена он наделал мне неприятностей в качестве представителя по делам печати МВД, при этой оказии скомпрометировал и организацию и весь строй. Нижесказанное характеризует, естественно, не пана Ежи, а нашу систему. Ложь и дезинформация распоясались столь мощно, настолько пронизали все и вся, что обманывали даже своих людей и сотрудников. Я тогда писала "Проклятое наследство",и пан Брониславский лично заверил меня и свято был убежден, что пятидесятидолларовой банкноты не существует. В Дании, например, нет банкноты в двадцать крон. И в самом деле, двадцатикроновых бумажек тогда не было, а вот пятьдесят долларов одной бумажкой я собственноручно получила в одном копенгагенском банке, так что изготовление ее частным офисом отпадало. Кто и зачем внушал людям всякую чушь, создавая путаницу и бардак, и сколь коварно проводилась эта акция по обману, если пан Брониславский, человек умный, профессионал, знающий мир, был обманут?!
Конец отступления, возвращаюсь к основной теме.
Во время ремонта, кафеля, ванной, песка и прочих эпопей у меня то и дело раздавались таинственные телефонные звонки, вносившие еще большую сумятицу в жизнь. Потом выяснилось, дурака валяли Анджей, муж Ирэны, и Михал; я не рассердилась на них, напротив, была благодарна: подали мне идею.
А вот ко мне предъявляли претензии многие. Вооружила их против себя невольно, засомневалась, постаралась разъяснить подоплеку и написала первую часть «Клина клином».Давала ее почитать знакомым, знакомые реагировали по-разному, некоторые просили оставить их в покое, потому как боятся психов, но все хором советовали:
— Слушай, издай это. Сходи куда надо, издай!
Легко сказать — куда надо. Единственная организация, пришедшая мне в голову, — редакция журнала «Пшекруй». Я оказалась на высоте революционного задания, позвонила в Краков. Мариан Эйле, тогдашний главный редактор журнала, как раз пребывал в Варшаве. Разыскала его в Варшаве, он нашел время, я полетела на свидание, взял мое творение и прочитал.
И настала для меня минута, подобная землетрясению.
— Ты пишешь еще что-нибудь? — спросил Эйле (уже с четвертой страницы он начал обращаться ко мне на «ты», как к особе, знакомой с самого рождения).
— Писала бы, — честно призналась я, тяжело вздохнув, — да вот не на чем. Статьи пишу от руки, беру у тетки взаймы машинку. От руки идет медленно, пишу каракулями, не вижу текста. Машинку надо возвращать — тетка тоже много пишет. Из-за этой треклятой машинки не удается работать сколько хочется.
— Машинку я тебе дам, — резюмировал Эйле.
— Как это? То есть как — дадите? — не поняла я.
— У меня умерла тетка, осталась машинка, старая, но в приличном состоянии. Мне не нужна, отдам ее тебе.
— Значит, вы мне взаймы дадите?.. То есть ты взаймы дашь?
— Нет, просто отдам.
— Как это? Насовсем?
— В собственность, насовсем.
Передо мной отверзлись райские врата, ангельское пение ласкало слух. Честное слово, тащила машинку к себе по лестнице на четвертый этаж и от волнения ревела в три ручья. Эйле к тому же подарил большую стопу бумаги, тяжесть неимоверная, но я летела домой как на крыльях. Это было прекраснейшее мгновение в моей жизни.
Так что, если кто не любит мои книги, спрашивайте с Мариана Эйле, вся вина за мое творчество целиком на его совести.
Он же ввел меня в издательство «Чительник».
— Я насчет тебя поговорил, — озабоченно сообщил он. — Только вот оденься похуже, что ли, а то еще поползут сплетни: Мариан, мол, интересуется девицей, а не творчеством. Уж пожалуйста, выгляди поплоше. Я выполнила совет как нельзя лучше. В «Чительник» поехала после работы, в старой юбке, замурзанной, перепачканной графитом, в старой блузке, на которой, сдается, не хватало пуговки, в сандалиях на босу ногу, растрепанная, не подкрашенная, с блестящим носом, в руках авоська с зеленью, картошкой и хлебом. Встретили меня там существа с ангельскими крыльями за спиной: пани Борович и пани Шиманская — божества, коих на нашей грешной земле вообще не водится. Отнеслись ко мне дивно и велели дописать продолжение.
Первая часть «Клина»оказалась слишком длинной для повести и слишком короткой для романа. Требование продолжения сперва меня огорошило, но тут делу помог скорбут. [05]
В принципе я привыкла к репортажу. Заводы, дома культуры, всякие маргинальные происшествия, о которых я писала при случае, взять хоть ту же площадку с аттракционами у меня перед домом, явно свернули мой ум набекрень. Я не решилась все целиком придумать, фантазия вела себя на сей раз тихо, помогать отказывалась, а пустить ее на самотек и привычное буйство я не отважилась. Давила беспощадно. Робких ее всхлипов хватило на канву, а с вышивкой изощрялась сама жизнь.
С мужем моей золовки Ядвиги, Анджеем, я время от времени сотрудничала. Вернее, помогала ему чертить, второстепенную работу пахала любо-дорого, амбиции меня не заедали — он был гениальным проектировщиком, а я как раз наоборот и вполне мирилась с таким положением дел. Не помню, что он тогда проектировал, возможно, конкурсную работу, а может, епископскую курию в Кельцах, во всяком случае именно в разгар наших совместных бдений вдруг появился скорбут.
Поначалу раз в несколько дней, потом ежедневно, а то и несколько раз на дню раздавался телефонный звонок и мужской или дамский голос напряженно вопрошал:
— Скорбут? Скорбут?
Сперва Ядвига и Анджей вежливо отвечали: ошибка. Потом занервничали и отвечали уже не столь вежливо или просто клали трубку. Наконец попытались скандалить. Не помогало, скорбут бушевал, не утихая. Однажды смертельно усталый Анджей взял трубку
— Скорбут? — вежливо осведомился бабский голос.
— Да, скорбут, — покорно согласился Анджей — сил уже не хватало скандалить.
— Кто говорит?
— Владислав Ягелло [5].
— А, пан Владек! — обрадовалась дама. — Говорит Ядвига [6], нам необходимо срочно увидеться!
Анджей был убит наповал, совсем растерялся.
— Сами понимаете, — объяснял нам позже, — звонит королева Ядвига, желает встретиться, не могу же я отказать монархине…
Преодолев ошеломление, условился с таинственной дамой на шесть вечера в кафе «Стильное», на углу Пенкной и площади Конституции, в двух шагах от дома. Увы, перепутал время, прибежал к семи, дамы, разумеется, не застал, а я с трудом простила ему этакое ротозейство.
А скорбут продолжал названивать, пришлось общими силами решать, уведомить ли милицию. Черт знает, что за скорбут, — вдруг преступный пароль, пусть голова болит у соответствующей организации. Милиция сообщение приняла, поблагодарила, попросила поставить телефон на прослушивание, соглашение дали с энтузиазмом. Вскоре после того Анджей позвонил своему корешу, медику, дабы соорудить мне липовый больничный лист. Мы запаздывали со сроками, от службы просто необходимо было отмотаться. Анджей сообщил мои данные, они с корешом обсудили, чем удобнее заболеть, остановились на пищевом отравлении. Учитывая прослушивание, ожидали неприятностей, однако милиция на пищевое отравление не реагировала, зато скорбут вдруг замолчал, будто отрезало.
Из милиции по поводу скорбута сообщений не последовало, и по сей день пребываем в неизвестности, что такое с этим скорбутом приключилось. Следовательно, я имела право на этот сюжетец.
5
Владислав Ягелло (ок.1351–1434 г.) — великий князь литовский, с 1386 г. король польский.
6
Ядвига (ок. 1374–1399 г.) — королева Польши с 1384 г. Заключив династическую унию с Литвой, вышла замуж за Владислава Ягелло в 1386 г.