Лазурный берег

— Так вот там уже есть информация. Прямо в романе. Представляете, Сергей, там в меню исключительно животные и растения из «Красной книги». Исчезающие виды! И там собираются всякие богачи и едят несчастных зверушек и рыбок, а иногда съедают даже последний экземпляр того или иного зверя... Это безумно дорого, но богачи столь безжалостны и богаты, что...

С той же энергией, с какой чуть ранее слезы, из девушки понесся водопад слов. И рассказывала она так же увлеченно, как весь день слушала Сергея Аркадьевича. Он не вникал в ее сумбурную речь. А просто любовался, любовался...

И думал, что сегодня будет хороший вечер.

Олег Белов, в отличие от Тимофея Пастухова, милицию не слишком жаловал. Опыт у него был, скорее, отрицательный. С год назад у его племянницы в обменном пункте в Москве выхватили из рук кошелек. Вернее, возле обменного пункта, едва она вышла на улицу. Было ясно, что грабители «пасут» перспективных жертв внутри заведения, что нужно отсмотреть записи видеокамер... Но в милиции даже заявления не взяли. Сказали, что такие преступления не раскрываются.

Конечно, и милиционеры бывают разные... но. Эти вот питерские попались больно уж бестолковые.

— Как же я вас проведу? — кипятился Белов, размахивая дорогой сигарой.— Вы в своем уме? Это ж не Москва. Контрамарку не выпишешь. Это Каннский фестиваль!

Белов подозревал, что офицеры «убойного» отдела недооценивают всемирно-исторического значения Каннского фестиваля.

— Хотя бы одного! — не отставал Рогов.— Билет же на двоих.

Билет лежал на журнальном столике. Прямо под носом у Рогова. Жалкая, в сущности, бумажка. А сколько в жизни порою зависит от таких бумажек? В прошлом году на перроне Московского вокзала убили разносчика газет. Довольно субтильный мужчина-инженер врезал разносчику кулаком в лоб: и насмерть. Долго не верили, несмотря на обилие свидетелей, что это он. Удар был богатырский, а инженер — вовсе нет. Ладно, поверили: всякое случается в состоянии сильного аффекта.

Но откуда взялся аффект? Инженер молчал, как воды в рот. Еле раскололи. Он ехал на вокзал в троллейбусе. Подошел кондуктор. У инженера был проездной, да куда-то запропастился. Инженер отказывался взять билет, продолжая искать проездной по всем карманам. Случился конфликт. Инженер опоздал на поезд. В Москве его ждала неземная любовь. Инженер был в панике и ярости. А тут совсем некстати подскочил разносчик: предложил инженеру не что-нибудь, а свежий номер газеты «Свеча». Есть такая — про интимные знакомства. Вот инженер и...

— И я не один. С женой,— напомнил Белов. Пепел с сигары упал на журнальный столик. Прямо рядом с билетом. Белов этого не заметил.

— Может, она по телевизору посмотрит? — подал Рогов креативную идею.

Белов издал неопределенный звук. Или это тонкое издевательство, или парень того... малосообразителен, так скажем.

Плахов сидел молча. Ему было неудобно. Он и не верил в успех идеи. Не надо было сюда ходить...

Белов неуверенно засмеялся. Засмеялся и Рогов. Смех был натянутый, странный, но такой нелепый, что через минуту присоединился и Плахов. Некоторое время все принужденно хихикали.

— Вы что, шутите? — выговорил, наконец, Белов.

— Нет! Олег Иванович, нам без билета никак,— продолжал наседать Василий.— Дело государственной важности.

— Обратитесь в полицию или в консульство. Пусть помогут.

— Вот,— обиженно сказал Рогов.— Все вы так... Только на словах родину любите.

Белов возмутился. Забыл, что сигарой не затягиваются,—затянулся. Дым попал в горло. Белов закашлялся. Аж слезы выступили. «Вот ведь нахалы ментовские»,— подумал Белов примерно в стилистике своего героя.

Белов никогда не говорил, что любит родину. То есть он ее как раз любил, как умел, но считал, что бахвалиться этим — некрасиво. Так что в этом пункте Рогов попал пальцем в небо.

Нашелся тоже — на патриотизм давить. Еще неизвестно, что у них там взаправду за дело, во Дворце. Может, в кино просто хотят. Или хотят получить халявный билет и загнать у Дворца, а на полученные деньги напиться на пляже. Знаем мы этих питерских! У каждой аптеки — все усеяно пузырьками от настойки боярышника.

— Я в конце концов на фестиваль с фильмом приехал... — насупился Белов.— И тоже страну представляю...

— Хорошо. Тогда передайте, пожалуйста, Троицкому нашу просьбу,— вступил Плахов.

— Боюсь, не получится.

Делать ему нечего, как только пересказывать беглому бизнесмену невнятные капризы сомнительных милиционеров.

— Почему же? — теперь уже Плахов настаивал.

— У меня с ним нет ничего общего.

— Но вы же у него снимались! — напомнил Плахов.

— Я не у него снимался, а у режиссера! — раздраженно сказал Белов.— У ре-жис-се-ра! Я с вашим Троицким не беседовал ни разу! Я — актер, а он... а вы... И пусть каждый делает свое дело! Извините, господа, мне нужно готовиться...

Белов решительно поднялся. Оперативники тоже.

— Пойдем, Игорь, нам здесь делать нечего. Белов едва удержался от комментария типа «Вы очень догадливы».

На бульваре, прямо напротив входа в гостиницу, какой-то затейник танцевал киногероев. Ему заказывали Чаплина или Джеймса Бонда, а он довольно смешно пародировал персонаж. Вокруг собралась изрядная толпа.

— С жиру бесятся,— плюхнулся Рогов на скамейку,— одни убивают, вторые их исполняют, третьи вторых пародируют, а мы тут трепыхайся...

— Я ж говорил, бесполезно,— заметил Плахов.

— Все чистыми хотят остаться! — продолжал возмущаться Василий. Прогнусавил, изрядно перевирая интонации Белова: — Ах, я с ним не знаком, ах, фестиваль! Как же, поверили! Не знаком! Все одна шайка!

— Хотя, по-своему, он прав...

— А мы правее... Рогов был непреклонен.— Поэтому вечером идем во дворец.

— Каким же образом? Через канализацию просочимся?

— А что? Я бы просочился, если б на то пошло... Но вопрос, к счастью, так не стоит,— Рогов продемонстрировал Плахову пригласительный билет во дворец.— Смотри. На две персоны...

Плахов ошарашенно взял приглашение в руки. Поднес близко к глазам.

— Ты что?.. У Белова стащил?!

— Он же сам предложил каждому своим делом...

Своим делом Рогов считал, конечно, поимку преступника Троицкого, а не воровство фестивальных билетов.

— Ну, Васька ... — покрутил головой Плахов.— А если б он тебя засек?.. Вот позорище было бы!

— А яхта Троицкого на акватории Каннского залива—не позорище для России?..—произнес Рогов с неподражаемыми интонациями.

— М-да... А тебе раньше воровать-то приходилось?

— Ну,— смутился Василий.— В юности. На базаре. Арбуз однажды, яблоки там...

Еще как-то бутылку портвейна он в универсаме украл, но сейчас об этом рассказывать не захотелось.

— Вот, наверное, Белов рвет и мечет!..— представил Плахов.

— А нечего было... — огрызнулся Рогов.— Он с женой на закрытие сходит. Это еще престижнее, чем какой-то фильм про русских бандитов.

— Ну хорошо,— к Плахову вернулось деловое настроение.— Пусть так. А в чем ты идти собираешься. В своей ковбойке?

Рогов ходил по Каннам в залихватской рубахе расцветки «сон пьяного маляра».

— Надо будет — пойду... Это не строевой смотр...

— Ты забыл — во дворец только во фраке.

— А, точно! Так пошли искать. Должен быть прокат.

— У тебя денег много?

К Плахову вернулись сомнения. Куда ни плюнь — везде засада. Не воровать же деньги теперь. Или, уж если начали...

— Пошли, может, недорого... Мне тесть дал стошку. На провансальский корень.

— О, смотри! Вон Тимофей во фраке шурует...

— Точно,— присмотрелся Рогов.— Вот уж верно говорят: как корове седло.

По бульвару и впрямь «шуровал» отважный путешественник Тимофей Пастухов, облаченный в черный фрак. И сидел этот фрак на путешественнике, по меткому замечанию Василия, как элемент конской упряжи на представительнице женского пола крупного рогатого скота.

— Может... того? — предложил Плахов и заглянул в глаза Рогова.