Лесь

Посвящённый в детали проекта будущего хозяйства округи, главный инженер без колебаний двинулся на ближайшую возвышенность и сразу же, за последними домами, увидел нечто такое, что на долгое время отбило у него способность владеть собой.

На небольшой лужайке, перед огромным, опирающимся на сложные стояки и подмостки, на огородной лестнице стоял Лесь с палитрой и кистями в руках и рисовал фантастические рамы вокруг больших, неясных прямоугольников. В момент, когда главный инженер врос в землю, на остатках последних строений, он, на минуту прервал работу, повернулся в направлении видимой в небольшом отдалении крапчатого овина и произнёс с горечью:

— Почему сердце твоё холодно, как камень?

Он замолк на некоторое время, всматриваясь в дом хозяйки, как бы ожидая ответа. Овин молчал, и молчал также замерший без движения главный инженер.

— Ах, возьми назад эти страшные слова! — закричал Лесь с болью в голосе, и главный инженер почувствовал какое-то удивительное ошеломление. Некоторое время он силился что-нибудь услышать, после чего уяснил себе, что даже если бы из овина раздался какой-нибудь голос, все равно это ничего не дало бы для выяснения дела.

Лесь махнул кистью и оторвался от прямоугольников.

— Оставь моей душе надежду! — проревел он. — Ведь может прийти минута, когда я найду у тебя взаимность! Что во мне такого, что тебя отталкивает? Что я должен сделать, чтобы смягчить твоё сердце?

Овин вновь ответил молчанием. Главный инженер не слышал ничего, кроме эха последних слов Леся. Кроме того, Лесь сделал протестующий жест и зашатался на лестнице.

— О, нет! — закричал он возбуждённо. — Ты издеваешься надо мной!

Главный инженер помимо воли посмотрел подозрительно на большие крапчатые ворота. Ворота, как и остальная часть строения продолжали находиться в абсолютном молчании. Лесь взял другую кисть и обмакнул её в висящим на лестнице ведре.

— Ах, это пресловутое девичье упорство, — снисходительно сказал Лесь и махнул кистью по фанере. — Какая же ты безжалостная! — добавил он с грустью, снова обращаясь к овину.

Сравнение большого объекта с девичьим упорством оказалось слишком для главного инженера. Он осторожно выбрался из заражённого сумасшествием места, глубоко перевёл дыхание и двинулся к замку.

Взбираясь по короткой дороге в гору, он мрачно думал о том, что, вероятно, Лесь ничего ещё не натворил, так как сошёл с ума. Коллеги, принимая во внимание состояние его здоровья, предусмотрительно отстранили его от всякой деятельности. Но почему, однако, они не сообщили об этом грустном факте директору бюро?..

Он достиг почти самого замка и из-под разрушенной стены неизвестного предназначения услышал знакомые голоса. Он приблизился с намерением преодолеть преграду и различил слова:

— Я не допущу, чтобы ты позорил честь моей сестры. Здесь есть дыра, — сказал Каролек, подчёркивая большую заинтересованность дырой, нежели честью своей сестры. — Что с ней делать?

— Выясни, как далеко она идёт, — посоветовал Януш. — Может быть, это подвал? Давай дальше.

— Фредерик, — сказал Каролек, и на минуту воцарилось молчание.

Главный инженер остановился как вкопанный и старался собраться с мыслями. Насколько он знал, у Каролека не было родственников.

— Около четырех с половиной метров, а внизу как бы обломки, — сказал Каролек. — Что там дальше?

— Ах, нет, нет, не говори ему об этом, он его убьёт, — сказала с явным нетерпением Барбара. — Эта твоя невеста из обувного должна взять отпуск и бегать за нами.

— Измеряй, чего ждёшь? — вышел из себя Януш.

— Да, ты права, сестричка моя, — ответил Каролек. — Я возьму на себя всю ответственность. Два десять на восемьдесят пять.

Главный инженер ойкнул душераздирающе и сел на ближайший камень, ощутив у себя удивительную слабость. Внезапно он понял директора бюро…

Чемодан, с которым Бьерн прибыл на вокзал во Вроцлаве, был очень тяжёлым. Его содержимое составляли сорок рулонов ватмана, двадцать экземпляров хорошо уложенных оттисков и картонная трубка большого размера, заложенная под крышку. Внутри трубки находились старательно свёрнутые транспаранты и оригинал карты.

Он с облегчением поставил чемодан на лавку в длинной галерее вокзала и осмотрелся. В глубине его души возникло непреодолимое желание выпить любимый напиток. Он посмотрел на часы, убедился, что до отхода поезда есть ещё полчаса времени, купил билет и подался в буфет.

Как язык, который он применял, так и его вид внешности с первого же взгляда позволял отгадать в нем иностранца с долларами. Иностранец с Запада оставил на лавке без присмотра очень толстый, заграничный чемодан…

Оставив буфет через четверть часа, Бьерн с удивлением обнаружил отсутствие своего багажа. Сперва он подумал, что ошибся лавкой, потом решил, что чемодан взял по ошибке какой-нибудь пассажир, потом его охватило лёгкое беспокойство. Он вспомнил, что ему рассказывали какие-то удивительные и не правдоподобные истории о случающихся в Польше кражах. Кража чемодана, в котором находились исключительно официальные, никому не нужные документы, показалась ему совершенно бессмысленной, и его удивление возросло. Потом он вспомнил упрямство и нервное состояние председателя местного Совета, и его охватил настоящий страх. Потом отошёл его поезд, а только потом он наконец начал выяснять неприятное недоразумение.

Ушёл также и последний в тот день поезд в направлении Шленских Зобковиц, когда дежурный милиционер в вокзальном отделении закончил писать фантастическое сочинение, озаглавленный словом «Протокол», а ошеломлённый и угнетённый Бьерн начал понимать, что то, что с ним случилось, не является грустной ошибкой и не весёлой шуточкой, а печальной действительностью. Фантастика милицейского протокола вытекала из факта, что представитель власти старался объясниться с потерпевшим на двух языках — польском и русском, после чего выяснил непререкаемо, что пропал ящик, наполненный тайными документами.

Главный инженер, вернувшись в равновесие после объяснений от персонала бюро, осматривая, собственно, с интересом особым образом локализованный фонтан, когда, вместе с убитым горем Бьерном, прибыла к персоналу кошмарная весть. Первой реакцией всех заинтересованных было страшное чувство нервной слабости в области низа живота. В следующий момент удалось установить что-то вроде паралича мысли и органов речи. Затем в течение некоторого времени все отказывались поверить в случившееся. Потом некоторое утешение принесло воспоминание времени, когда существовали человеческие жертвы разгневанным богам, и рассматривался вариант принесения в жертву иноземца. Наконец, наступил момент реалистического мышления.

— Это уж слишком, — сказал Януш тоном безнадёжной решимости, — Разные несчастья я мог себе вообразить, но это переходит всякие рамки. Пропала карта! Что теперь, триста тысяч чертей, должны мы делать?!!!

— Повеситься, — посоветовал Каролек решительно. — Только коллективное самоубийство может спасти нашу честь.

— Вообще-то мы можем отравиться, — добавил Лесь с душераздирающей грустью. — Чем-нибудь действующим быстро и без мучений, ибо достаточно уже зла в нашей жизни…

— Вы полностью оба стали идиотами, — оборвала их гневно Барбара. — Эти идиотские роли в пьесе бросились вам в головы. Как можно, чтобы мужчины так сразу, от черт знает чего, совершенно сломались!

— Как это от черт знает чего? — спросил разгорячённый Януш. — Мы становимся вверх ногами, дурим человека, сами дуреем, выдираем у него из зубов ту холерную карту, на коленях даём присягу, что вернём её в идеальном порядке, даём слово чести, и что? И теряем единственный экземпляр! Как идиоты, как мелкие жулики, как дебилы, как тряпки, как… как…

— Как половина задницы, — подсказал Каролек с горечью. Удивлённый Януш прервал исповедь.

— Что? — спросил он. — Почему половина?..

— Ещё глупее, чем вся, — пояснил Каролек.

— Подождите, — сказал главный инженер. — Это действительно идиотская история, но нужно найти какой-то выход.