Страница 30 из 50
Ты, по-моему, не похож на человека, который чем-то занимается без определенной цели.
На мой век бессмысленных поступков хватило, — проворчал Джонас. — В один прекрасный день до тебя вдруг доходит, что больше не хочется. — Да, именно так, понял он. Дело не в работе, не в долгих часах, которые он просидел в библиотеке над сводами законов или провел в зале суда. Бессмысленные, пустые вечера иссушали душу и наполняли ее несбыточными желаниями. Не сводя взгляда с Лиз, он подлил ей вина. — И к такому выводу я пришел совсем недавно.
Почувствовав, что плавится под его взглядом, Лиз медленно отставила бокал, встала и подошла к плите.
В определенные моменты жизни мы все принимаем те или иные решения, меняем, так сказать, ориентиры.
У меня сложилось впечатление, что свои ориентиры ты поменяла очень давно.
Да. И ни разу не пожалела.
Уж это наверняка правда, подумал он. Она не из тех, кто жалеет о принятых решениях
—И ты бы ничего в своей жизни не изменила?
Раскладывая чили по тарелкам, Лиз пожала плечами.
—Если бы ты могла вернуться на одиннадцать лет назад и пойти другой дорогой, ты бы ничего не изменила?
Она замерла, а потом медленно повернулась к нему. Ее глаза излучали силу, заметную даже в полумраке.
—Это значило бы, что мне пришлось бы отказаться от Веры. Нет. Я бы ничего не изменила.
Она расставила тарелки на столе. Джонас взял ее за руку.
Я восхищаюсь тобой! Вспыхнув, Лиз опустила голову.
За что?
За то, что ты такая, какая есть.
Глава 8
Ни комплименты, ни признания не подействовали бы на нее так сильно. Лиз не привыкла к лести, но была убеждена: она знает себе цену, и лестью ее не возьмешь. И совсем другое дело — искренние и простые слова одобрения. Возможно, все дело в свечах, вине и тесной кухоньке в пустом доме, но она почувствовала близость к нему. С ним было уютно. Сама того не сознавая, Лиз понемногу забывала об осторожности.
Другой я быть и не могла.
Нет, могла. И я рад, что ты именно такая, а не другая.
А ты какой? — поинтересовалась она, садясь на стул рядом с ним.
Тридцатипятилетний юрист, который только что понял, что зря растратил довольно много времени. — Джонас поднял бокал и снова чокнулся с ней. — За то, чтобы извлекать из любого положения самое лучшее!
Хотя Лиз не была уверена, что поняла его, она выпила и жестом пригласила его попробовать чили.
Этим можно моторы заправлять, — заявил Джонас, когда острый соус обжег ему язык. — Замечательно!
Не слишком остро для твоего слабого северного желудка?
Мой слабый северный желудок как-нибудь справится. Знаешь, странно, что ты не открыла ресторан — ведь ты так классно готовишь!
Как всякая женщина, Лиз не осталась равнодушной к комплименту.
—Воду я люблю больше кухни.
С тобой не поспоришь. Значит, рецепт ты позаимствовала на кухне, когда работала в отеле?
Вот именно. Мы все питались там же. Повар показывал, как делать то или это. Он был очень добрый. — Лиз улыбнулась. — Там многие были добрыми.
Ему хотелось знать про нее все — до мельчайших подробностей. Что она тогда чувствовала, что запомнила. И именно поэтому он понимал, что действовать нужно с осторожностью.
Ты долго там проработала?
Два года. Сколько постелей я перестелила — и не сосчитать!
А потом открыла собственное дело?
Да, потом открыла дайвинг-центр. — Лиз разломила пополам тонкую галету. — Риск был велик, но я не прогадала.
И как же ты справлялась? — Джонас подождал, пока она не поднимет на него глаза. — Я имею в виду — с дочерью?
Не знаю, о чем ты. — Джонас понял, что она снова замкнулась.
Я думал о тебе. — Он с трудом притворялся беззаботным. Стоит надавить на нее, и она тут же уйдет в себя. — Немногие женщины сумели бы выдержать то, что выдержала ты. Ты была одна, ждала ребенка и зарабатывала себе на жизнь.
Что же тут необычного? — Лиз даже улыбнулась. — В таком положении оказываются очень многие.
—Очень многие поступили бы по-другому, не так, как ты.
Она кивнула в знак согласия.
—Другой путь меня не устраивал. — Она отпила вина и задумчиво продолжала: — Я всего боялась. Сначала очень сильно, но постепенно страх проходил. Здесь все замечательно относились ко мне. Все могло бы сложиться по-другому, если бы мне не повезло. Схватки начались, когда я убирала триста двадцать восьмой номер. — Глаза ее потеплели, как будто она увидела что-то приятное. — Помню, несу я стопку полотенец и думаю: господи, началось, а я ведь и в половине номеров не прибралась! — Лиз рассмеялась и с аппетитом набросилась на еду.
Джонас отложил вилку.
Ты работала в тот день, когда у тебя родился ребенок?!
Конечно. Я была здорова.
Я знаю немало мужчин, которые берут отгул, если нужно запломбировать зуб.
Лиз снова рассмеялась и протянула ему галеты.
—Наверное, женщины сильнее.
Не все, подумал он. А лишь немногие, необычные женщины.
—А что потом?
—Потом мне опять повезло. Одна моя напарница знала сеньору Альдерес. Когда родилась Вера, ее младшему сыну исполнилось пять лет. Сеньора Альдерес присматривала за Верой днем, поэтому вскоре после родов я смогла вернуться на работу.
Галета хрустнула у него в руке.
Наверное, тебе пришлось круто.
Тяжелее всего было уходить от дочери по утрам, но сеньора Альдерес замечательно относилась и к Вере, и ко мне. Она сказала, что рядом с ней сдается дом. В общем, одно вело к другому. А потом я открыла дайвинг-центр.
И ты из гордости отказалась от гарантированных прав? — Кипя от злости, он вернулся к раковине. — Почему ты не потребовала то, что причиталось тебе по закону?
Джонас, тебя интересуют подробности?
Воспоминания причиняли ей боль; мучительно было заново переживать собственный позор. Разозлившись на себя, Лиз подошла к столу и отпила большой глоток из своего бокала.
—Мне еще не исполнилось восемнадцати. Я поступила в колледж, чтобы заниматься тем, чем мне хотелось. Я считала себя гораздо более зрелой, чем большинство моих однокурсниц, которые порхали по студенческому городку, озабоченные только одним: где состоится очередная вечеринка. Почти все вечера я проводила в библиотеке. Там мы с ним и познакомились. Он учился на последнем курсе и понимал: если он не выдержит экзамен, дома его ждет разнос. Его предки были юристами и политиками со времен Войны за независимость. Ты ведь понимаешь, что такое честь семьи, правда?
Выстрел попал в цель, но Джонас лишь кивнул.
Тогда поймешь и остальное. Мы каждый вечер встречались в библиотеке; вполне естественно, скоро мы познакомились, разговорились, потом пошли вместе выпить кофе. Он был умен, красив, обладал безупречными манерами. С ним было весело. — Она едва ли не в ярости задула свечи. По кухне поплыл запах воска. — Я влюбилась в него по уши. Он дарил мне цветы, а по субботам возил кататься. Когда он признался мне в любви, я ему поверила. Я думала, что мир у меня на ладони.
Она поставила бокал; Джонас молчал, не мешая ей закончить историю.
— Он обещал, что мы поженимся, как только он устроится. Бывало, мы сидели в его машине, смотрели на звезды, и он рассказывал, какой у него огромный дом в Далласе и какие там красивые комнаты. Рассказывал о бесконечных праздниках, многочисленных слугах, хрустальных люстрах. Я слушала его развесив уши. Мне казалось, будто я очутилась в сказке — чудесной сказке, которая заканчивается словами: «И они жили долго и счастливо». А потом ко мне приехала его мать. — Лиз тихо рассмеялась и так схватилась за спинку стула, что у нее побелели костяшки пальцев. Она заново переживала тогдашнее унижение. — Точнее, она послала за мной в общежитие своего шофера, сама зайти не захотела. Маркус не предупредил меня о ее приезде, и я очень волновалась перед встречей с ней. У входа меня ждал сказочный белый «роллс-ройс» — такие можно видеть только в кино. Когда шофер распахнул передо мной дверцу, я была на седьмом небе от счастья. Потом я села в машину, и она открыла мне правду. Ее сыну предстоит занять определенное положение в обществе, у него есть обязанности перед своей семьей. Она не сомневается в том, что я очень славная девушка, но я — не пара Дженсанну из Далласа.