Первые впечатления

— Когда вы хотите открыться?

— Лучше бы в первой половине декабря, но… — Шейн передернула плечами. — Все зависит от того, как скоро пойдет работа и когда я смогу все подготовить. Идемте, я покажу вам, что еще есть в доме. Тогда уж и решите, беретесь ли вы за это.

Не дожидаясь его согласия, Шейн направилась в глубь дома.

— Кухня довольно просторная, особенно если ее расширить за счет кладовой. — Открыв дверь, Шейн заглянула в большую кладовую с полками по стенам. — Нужно все вынести и убрать полки, и будет много места. Затем, если расширить этот проход, — она распахнула створки двери, — и сделать здесь арку, то это увеличит площадь главного зала.

Они перешли в столовую с длинными ромбовидными окнами. Как отметил Вэнс, Шейн двигалась быстро и уверенно, точно знала, чего именно хочет.

— Камин много лет никто не зажигал. Даже не представляю, исправен ли он вообще. — Шейн подошла к обеденному столу и провела рукой по его поверхности. — Это приданое моей бабушки. Его привезли из Англии более ста лет тому назад. — Вишневое дерево, освещенное солнцем, заблестело под ее пальцами. — Стулья из оригинального гарнитура. Хепплуайт. — Шейн погладила сердцевидную спинку одного из шести сохранившихся стульев. — Мне не хочется продавать ее любимую мебель, но… — Она осеклась и без нужды передвинула стул. — В музей всего не поместишь, а мне негде хранить это добро. — Она отвернулась. — Вон та стеклянная горка тоже старинная, того же периода.

— Вы могли бы оставить все как есть и работать в местной школе, — предложил Вэнс.

— Нет. — Шейн покачала головой. — У меня не хватит характера. Скоро я начала бы прогуливать уроки, прямо как мои ученики, подавая им плохой пример. Конечно, я люблю историю. — Она снова повеселела. — Но другую историю, — сказала она, возвращаясь к столу. — Что за люди сидели на этих стульях? Во что они были одеты? О чем говорили за обедом? Может быть, о политике и молодых колониях? Может быть, один из них знал Бена Франклина и втайне симпатизировал революции. — Она рассмеялась. — Такие вещи не проходят в курсе истории со второго по одиннадцатый класс.

— Но это интереснее, чем перечислять имена и даты.

— Может быть. Так или иначе, я не собираюсь возвращаться в школу. — Помолчав, Шейн в упор взглянула на Вэнса. — Приходилось ли вам, увлекшись любимым делом и поверив, что оно ваше, однажды утром проснуться и понять, что вас заперли в клетке?

Эти слова били не в бровь, а в глаз. Вэнс утвердительно кивнул.

— Тогда вы понимаете, почему мне пришлось выбирать между тем, что я люблю, и своим рассудком. — Шейн снова коснулась столешницы и, глубоко вздохнув, прошлась по комнате. — Я не хочу здесь ничего перестраивать, кроме дверных проемов. Кстати, эту рейку сделал мой прапрадед.

Вэнс подошел, чтобы взглянуть.

— Он работал каменщиком, но, как видно, и столяр был неплохой.

— Прекрасная работа, — поддержал Вэнс, восхищенный искусством мастера. — Чтобы добиться такого качества с помощью современных инструментов, мне приходится немало попотеть. Конечно, нельзя трогать эту рейку, как и другие деревянные части отделки комнаты.

В нем против воли проснулся интерес. Это был вызов — другого рода вызов, чем тот, который бросал ему его собственный дом. Почувствовав перемену в его настроении, Шейн поспешила воспользоваться этим.

— А здесь малая гостиная. — Она взяла Вэнса за руку и потащила в другую дверь. — Она примыкает к большой гостиной, так что я планирую сделать из нее проход в магазин, а в столовой устроить главный выставочный зал.

В малой гостиной с выцветшими обоями и поцарапанным деревянным полом Вэнс узнал несколько хороших вещей Дункана Пфайфа и моррисовское кресло. Окинув комнату беглым взглядом, он пришел к выводу, что тут нет ни одного предмета обстановки моложе ста лет. Также он обратил внимание на отличный веджвудский сервиз. Хотя, возможно, это была талантливая копия. Здесь мебели на целое состояние, думал он, а дверь черного хода болтается на одной петле.

— Как видите, работы полно, — говорила в это время Шейн, открывая окно, потому что в воздухе чувствовалась легкая затхлость. — Но вы лучше знаете, что тут нужно сделать, чтобы привести все в порядок.

Вэнс, нахмурившись, разглядывал выщербленные доски пола и потрескавшиеся плинтусы. Было ясно, что его профессиональный взгляд подмечает все. Его явно раздражала разруха.

— Может быть, мне не стоит искушать судьбу и показывать вам сейчас второй этаж? — с беспокойством сказала Шейн.

— Почему? — Вэнс посмотрел на нее с удивлением.

— Потому что на втором этаже работы в два раза больше, чем здесь, и я не хочу вас отпугнуть.

— Нет, вам одной тут, конечно, не справиться, — пробормотал он.

Если его собственный дом требовал капитального ремонта, тяжелого физического труда и времени, то этот нуждался в тщательной отделке того, что уже было. Вэнс почувствовал соблазн принять вызов.

— Я могла бы платить шесть долларов в час плюс готовить вам обеды и кофе, — расхрабрившись, предложила Шейн. — Люди, приходя сюда, увидят ваше мастерство и станут предлагать вам и другую работу.

Вэнс улыбнулся. Сердце Шейн радостно подпрыгнуло в груди. Его мимолетная мальчишеская улыбка понравилась ей даже больше, чем поцелуй.

— Хорошо. — Вэнс кивнул. — Договорились.

Глава 3

Довольная собой и ободренная хорошим настроением Вэнса, Шейн все-таки решила показать ему второй этаж. Она взяла его за руку и повела по крутой лестнице наверх. Пусть она понятия не имела, чем была вызвана эта внезапно блеснувшая на его лице улыбка, но ей не хотелось его отпускать, пока он был в таком добром расположении духа.

Рука Шейн была мягкая, как у младенца, и Вэнсу ужасно захотелось узнать, какова она вся на ощупь — ее плечи, бедра, грудь. Но он напомнил себе, что она женщина не его типа, и уставился на трещину толщиной в волос, протянувшуюся на стене слева.

— Тут у меня три спальни, — сказала Шейн, когда они добрались до верхней площадки. — Я хочу оставить себе одну, среднюю превратить в гостиную, а третью — в кухню. Наклеить обои и покрасить я могу и сама после того, как основная работа будет закончена. А вы не разбираетесь в гипсокартоне?

— Немного. — Вэнс машинально поднял руку и провел пальцем по ее носу. Их равно удивленные взгляды встретились. — А у вас пыль на лице, — пробормотал он.

— Ах! — Шейн со смехом стала оттирать лицо.

— Вот здесь.

Мозолистая подушечка большого пальца заскользила по ее скуле. Кожа на ощупь была такая же, как и на вид: кремовая, мягкая. Интересно, какая она на вкус, думал Вэнс, не торопясь убирать палец.

— И здесь, — сказал он, поддавшись своему воображению. Он очертил кончиком пальца подбородок Шейн. Когда взгляд упал на ее губы, по его телу пробежала легкая дрожь.

Глаза Шейн были широко открыты. Вэнс резко опустил руку. Настроение его изменилось. Шейн, кашлянув, распахнула дверь в среднюю спальню.

— А это… м-м-м… — Она отчаянно пыталась собраться с мыслями. — Это самая большая спальня. — Пальцы нервно теребили волосы. — Я понимаю, что пол тут совсем плох. Шкуру бы содрать с того, кто покрасил эти дубовые плинтусы. — Она резко выдохнула, и ее пульс начал понемногу успокаиваться. — Не знаю, можно ли их теперь отчистить. — Она небрежно коснулась отходящих от стен обоев. — Моя бабушка не любила перемен. В этой комнате тридцать лет не было ремонта, со смерти ее мужа. Окна заклинило, крыша протекает, камин дымит. На самом деле весь дом, за исключением столовой, совершенно запущен. У нее никогда не было желания им заниматься.

— А когда она умерла?

— Три месяца назад. — Шейн приподняла угол лоскутного покрывала на кровати. — Однажды утром она не проснулась. Меня назначили преподавать на летних курсах в школе, и я не могла вернуться сюда насовсем до прошлой недели.

Ее слова были пропитаны горечью вины.

— А если бы вы были здесь, что изменилось бы?