Мятеж

Фиона никогда не забывала то, как юная дочь мыла ее, утешала, облегчала телесную и душевную боль той страшной ночью. Не забывала она и о последствиях, которые это трагическое происшествие наложило на характер Сирины, — отсюда ее бесшабашность, с которой девушка способна одна скакать верхом по лесу, ярость, вспыхивавшая при любом реальном или воображаемом пренебрежении к ее семье. Как мать, Фиону беспокоило явное презрение Сирины к мужчинам, ухаживавшим за ней.

Сейчас ее тревожила непривычная молчаливость дочери.

— Ты такая тихая, любовь моя. Видишь свои мечты в огне?

Сирина слегка улыбнулась:

— Ты всегда говорила, что это возможно, если смотреть как следует. — Но этим вечером она видела в очаге только горящее дерево.

— Последние несколько дней ты вся в себе. Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, я просто… — Сирина оборвала фразу, не уверенная, что может объяснить свое состояние даже самой себе, а тем более матери. — Очевидно, это беспокойство. Ожидание весны. — Она снова помолчала, глядя в огонь. — Как ты думаешь, когда вернется папа?

— Завтра. Может быть, послезавтра. — Фиона без устали разглаживала щеткой волосы Сирины. Печальное настроение дочери началось в день отъезда «охотников». — Ты волнуешься за него?

— Нет. — Сирина вздохнула, нервно пошевелив руками на коленях. — Иногда я беспокоюсь о том, чем все это кончится, но не тревожусь за папу. — Она сплела пальцы, чтобы унять дрожь. — Я бы хотела быть мужчиной.

Это заявление в какой-то мере принесло облегчение Фионе, так как оно было типичным. Засмеявшись, она поцеловала макушку Сирины.

— Что это еще за глупости?

— Да, хотела бы. Будь я мужчиной, мне бы не приходилось вечно сидеть и ждать. — И грезить, подумала она, грезить о чем-то, чего невозможно описать.

— Если бы ты была мужчиной, то лишила бы меня одного из величайших удовольствий в моей жизни.

Сирина снова вздохнула:

— Я бы хотела больше походить на тебя и на Гвен.

— Ты такая, какой родилась, и это мне очень нравится.

— А я временами чувствую, что ты разочарована во мне.

— Что за чепуха! — Фиона обняла Сирину и при жалась щекой к ее щеке. — Когда ты родилась, благодарила Бога за то, что Он даровал мне тебя целой и невредимой. Мое сердце было разбито потерей двух младенцев между Коллом и тобой. Я боялась, что у меня больше не будет детей, но потом появилась ты — маленькая, как мышонок, но крепкая, как лошадка. Рожать тебя было нелегко. Повитуха говорила, что ты сопротивлялась изо всех сил. Женщины не ходят на войну, Сирина, но говорю тебе, на свете не было бы детей, если бы их должны были рожать мужчины.

Это заставило Сирину рассмеяться. Она подогнула под себя ноги и села более удобно.

— Помню, когда ты рожала Мэлколма, папа пошел в конюшню и напился.

— Так было со всеми вами, — улыбнулась Фиона. — Он скорее вышел бы с одним кинжалом против сотни драгун, чем шагнул бы в родильную комнату.

— А когда ты с ним познакомилась, как ты поняла, что любишь его?

— Я не уверена, что поняла. — Фиона мечтательно смотрела на пламя в очаге. — Впервые мы встретились на балу. Элис Мак-Доналд, Мэри Мак-Лауд и я были близкими подругами. Родители Элис давали бал по случаю дня ее рождения. Это Мак-Доналды из Гленфиннана. Друг твоего отца Доналд, как тебе известно, брат Элис. Элис была в зеленом, Мэри — в голубом, а я — в белом платье с бабушкиным жемчугом. Мы напудрили волосы и считали себя очень модными и красивыми.

— Я уверена, что ты такой и была.

С легким вздохом Фиона прекратила движения щеткой и положила руки на плечи дочери.

— Музыка была очень веселой, а мужчины — красивыми. Твой отец попросил Доналда представить его и пригласил меня на танец. Я, конечно, согласилась, но подумала, что этот медведь наверняка наступит на ноги и испортит новые туфли.

— О, мама, неужели ты думала, что папа не умеет танцевать?

— Да, но оказалась наоборот, что ты видела много раз. Никто не танцевал более изящно и легко, чем Иэн Мак-Грегор.

Картина бала, где молодые родители танцуют свой первый танец, которая предстала перед мысленным взором Сирины, порадовала ее.

— И ты влюбилось в него, потому что он так хорошо танцевал?

— Нет. Признаюсь, я флиртовала с ним. Элис, Мэри и я договорились флиртовать со всеми мужчинами на балу, пока у нас не появится куча поклонников. Мы решили, что выберем себе в мужья самых красивых, элегантных и богатых.

Сирина с удивлением бросила взгляд через плечо:

— Ты, мама?

— Да, я была тщеславной и самовлюбленной. — Фиона засмеялась и пригладила волосы, которые только начинали показывать первые признаки седины. — Мой отец жутко избаловал меня. На следующий день твой отец навестил Мак-Доналдов, у которых я гостила. Он сказал, что заглянул, чтобы проехаться верхом с Доналдом, но постарался, чтобы я увидела его шагающим по дому, как по своему собственному. В течение следующих недель он попадался у меня на пути несчетное количество раз. Конечно, Иэн не был самым красивым, элегантным и богатым из всех мужчин, которые ухаживали за мной, но мне был нужен именно он.

— А когда ты это поняла? — допытывалась Сирина.

— Когда мое сердце заговорило громче, чем голова, — промолвила Фиона, разглядывая дочь. Так вот в чем проблема, подумала она, удивляясь, что не заметила признаков раньше. Ее малышка влюбилась. Фиона быстро перебрала в уме имена и лица молодых людей, которые бывали у них. Она не припоминала, чтобы Сирина взглянула хотя бы на одного из них дважды. Фактически Сирина прогоняла их с поджатыми хвостами.

— Должно быть нечто большее. — Неудовлетворенная, Сирина пригладила складки юбки. — Если бы папа был другим, если бы у тебя с ним не было одинакового происхождения, сходных убеждений, твое сердце не заговорило бы вовсе.

— Любовь не учитывает различий, Рина, — медленно произнесла Фиона. Пораженная внезапной мыслью, она не знала, смеяться ей или плакать. Неужели ее дерзкая, упрямая дочь влюбилась в английского лорда? — Милая моя. — Фиона коснулась щеки Сирины. — Когда любовь приходит, рассудок смолкает.

— Я бы предпочла остаться незамужней, — страстно заявила Сирина. В ее глазах поблескивали отсветы пламени. — Я бы предпочла быть тетушкой детям Колла, Гвен и Мэлколма, чем тосковать по мужчине, который сделал бы меня несчастной.

— Это говорит твоя голова и твой характер. — Рука Фионы была такой же мягкой, как ее голос. — Влюбленность пугает, особенно женщину, которая пытается бороться с ней.

— Не знаю. — Сирина потерлась щекой о ладонь матери. — О, мама, почему я не знаю, чего хочу?

— Когда придет время, узнаешь. И ты, самая смелая из моих детей, примешь это.

Пальцы Фионы внезапно напряглись на щеке Сирины. Обе услышали топот приближающихся лошадей. На мгновение при свете огня они вспомнили другой, давний вечер.

— Папа возвращается рано. — Сирина встала и взяла мать за руку.

— Да. — Фиона заставила себя расслабиться. — Он наверняка захочет чего-нибудь горячего.

Мужчины скакали быстро, желая заснуть в собственных постелях. Они действительно на обратном пути охотились и вернулись домой, нагруженные недавно убитыми оленем, кроликом и дикой уткой. Тихий дом огласили крики и приказы Иэна. Сирина в ночном халате оставалась наверху, пока не услышала, что отец зовет ее.

Она начала приглаживать волосы, но тут же остановилась. Едва ли имело значение, как она выглядит. Спустившись, Сирина увидела отца с раскрасневшимся от ветра лицом, целующего Гвен. Колл сидел у огня в прикрывающем колени халате, а Мэлколм, смеясь, примостился на подлокотнике его кресла.

Бригем стоял перед камином с полным кубком в одной руке и другой рукой в кармане. Его волосы растрепались во время скачки, а сапоги были заляпаны грязью. Несмотря на решимость не смотреть на него, Сирина встретилась с ним взглядом. Несколько секунд для нее не существовало больше никого и ничего.

Впрочем, и для Бригема тоже. Он наблюдал за появлением Сирины в темно-зеленом развевающемся халате, с волосами, сверкающими, как пламя. Его пальцы так стиснули оловянный кубок, что он подумал, не останутся ли на нем вмятины. Разжав пальцы, он отвесил девушке поклон. Подбородок Сирины выпятился, пробудив в нем жгучее желание подойти и прижать ее к себе.