Мятеж

— К сожалению, ваши приказы не остановят меня в убежденности, что мои обязанности будут выполнены наилучшим образом в вашей компании, милорд. Я буду вас сопровождать.

Прищурившись, Бригем поднялся на одну ступеньку.

— Я намерен уволить вас, Паркинс.

Острый подбородок дрогнул.

— Это прерогатива вашего лордства. Но и в таком случае я отправлюсь вместе с вами.

— Черт бы вас побрал, Паркинс! — Рассерженный, Бригем сбежал по лестнице. — Поступайте как хотите, но не рассчитывайте на покой и удобства.

— Да, милорд. — Полностью удовлетворенный, Паркинс улыбнулся в спину Бригема.

Выйдя из дома, Бригем направился к конюшне поговорить с грумом. Едва рассвело, думал он, а его уже втянули в два спора. Накинув на ходу пальто, он быстро зашагал по замерзшей земле. Боже, как было бы хорошо оказаться в седле и скакать! Подальше отсюда, думал он, бросив почти свирепый взгляд на окно Сирины, и в первую очередь от нее!

Сирина умудрилась избегать его весь вечер. А когда ей это не удавалось, она говорила с ним голосом столь же ледяным, как земля, по которой он шел.

Бригем едва ли мог порицать девушку после своего обращения с ней, но тем не менее порицал ее поведение целиком и полностью.

Это она буквально рвала и метала, общаясь с ним, пока он не вышел из себя. Это она дралась с ним, как дикая кошка, пока его страсть не сорвалась с цепи. Никогда в жизни Бригем не применял к женщине физического насилия. Он был известен как страстный и опытный любовник, но отнюдь не как грубый развратник.

С Сириной же он едва сдержался, чтобы не разорвать на ней одежду и не овладеть ею, как безумный.

Если Бригем умудрился дожить едва ли не до тридцатилетия, не обойдясь грубо ни с одной женщиной, кроме Сирины, значит, только она была тому виной. Она дразнила и подстрекала его.

Бригем яростно отбросил ногой камень с дороги — след на блестящем сапоге его лордства наверняка расстроил бы Паркинса — и пожелал, чтобы от Сирины можно было отделаться так же легко, как от этого камня.

Слава богу, он проведет большую часть недели вдали от нее, а когда вернется, безумие, овладевшее им, должно пройти. Он будет обращаться с ней учтиво, как подобает обращаться с сестрой ближайшего друга.

Ни при каких обстоятельствах он не станет вспоминать, как ее тело трепетало под ним, как теплели ее губы под его поцелуями, как звучало его имя, когда она произнесла его в порыве страсти.

Прежде чем Бригем успел открыть дверь конюшни, та распахнулась, и Сирина, шатаясь, шагнула наружу. Ее лицо было бледным, глаза утомленными, а корсаж платья испачкан кровью.

— Боже мой, Рина! — Бригем схватил ее за плечи и привлек к себе. — Что случилось? Куда вы ранены? Кто сделал это с вами?

— Что?.. — Лицо Сирины зарылось в складки пальто Бригема, чья дрожащая рука гладила ее волосы. — Бриг… Лорд Эшберн… — Ее мысли путались.

— Где он? — осведомился Бригем, одной рукой придерживая Сирину за талию, а другой выхватывая шпагу. — Клянусь Богом, он долго не проживет! Вы серьезно ранены, любовь моя?

Бригем обнимал ее осторожно, как будто она могла сломаться, хотя взгляд его был суровым.

— Вы с ума сошли? — наконец смогла вымолвить Сирина. — Кого вы хотите убить? Почему?

— Почему? Вы покрыты кровью и спрашиваете меня почему?

Смущенная Сирина посмотрела на свое платье.

— Конечно, у меня на платье кровь. Всегда бывает кровь, когда жеребится кобыла. Джем и я полночи трудились с Бетси. Она родила близнецов, и второй появился на свет не так легко, как первый. Мэлколм вне себя от радости.

— Кобыла… — рассеянно произнес Бригем.

Сирина облизнула губы и поинтересовалась, не нуждается ли он в одном из снадобий Бетси.

— У вас жар?

— Со мной все в порядке. — Его голос звучал чопорно, когда он шагнул назад и вложил шпагу в ножны. — Прошу прощения. Я принял кровь за вашу собственную.

— О!.. — Сирина снова посмотрела на свое платье, довольная и в то же время смущенная его объяснением. Насколько она знала, до сих пор никто никогда не обнажал ради нее шпагу. Сирина не находила слов. Он бросился на ее защиту, как будто был готов сразиться с целой армией. И назвал ее своей любовью. Возможно, у него действительно жар. — Я должна привести себя в порядок.

Бригем прочистил горло, чувствуя себя трижды дураком.

— Кобыла и жеребята чувствуют себя хорошо?

— Очень хорошо, хотя все, кроме Мэлколма, смертельно устали. — Сирина спрятала руки в складки юбки, не зная, что делать дальше. Как ни странно, ей хотелось смеяться. Это действительно было смешно — Бригем, выхватывающий шпагу, словно ангел-мститель. Или дьявол. И она сама, испачканная грязью, потом и кровью. — Прошу прощения, милорд, — извинилась Сирина, не сдержав ехидного смешка. Она могла наслаждаться, ссорясь с ним, но ни за что на свете не стала бы смущать его намеренно.

— Это забавляет вас, мадам? — В его голосе звучал металл.

— Нет. Да. — Со вздохом Сирина вытерла глаза. — Простите мне мой смех. Я устала.

— Тогда я отпущу вас на покой.

Она не может отпустить его просто так, подумала Сирина, когда Бригем положил руку на ручку двери. Если бы они расстались с криком, это бы скорее устроило ее. Но заставить его испытывать отвращение, когда он пытался защитить ее, не дало бы ей заснуть ночью.

— Милорд.

Бригем повернулся. Его взгляд снова стал спокойным и холодным.

— Да?

Сирина запнулась. Этого мужчину нельзя было поблагодарить улыбкой и быстрым словом. Другой мужчина понял бы — тот, который только что держал ее так мягко, — но не этот.

— Сегодня вы уезжаете с моим отцом и его людьми?

— Да. — Краткий ответ сопровождался постукиванием пальцами по эфесу шпаги.

— Желаю вам удачи… в вашей охоте.

Бригем поднял брови. Выходит, она знает, подумал он. Конечно, нося фамилию Мак-Грегор, она должна знать и, в случае надобности, уйдет в могилу с этим знанием.

— Благодарю вас, мадам. Больше я не стану вас задерживать.

Сирина двинулась вперед, потом повернулась. Ее глаза блестели.

— Я бы многое отдала, чтобы поехать сегодня с вами. — Подобрав юбки, она побежала к дому.

Бригем остался стоять в холодном утреннем воздухе; легкий ветерок шевелил его волосы.

Это выглядело чистым безумием, чудовищной иронией судьбы, но он был влюблен в Сирину.

Глубоко вздохнув, Бригем наблюдал за ней, пока она взбиралась на холм. Он влюблен в нее, снова подумал Бригем, но она скорее вонзит ему в сердце кинжал, чем отдастся ему.

Это была долгая и утомительная поездка по местам более диким, чем те, по которым путешествовали Бригем и Колл по дороге на север. Холмы и нагие скалы торчали как огромные зубы из голой земли. Серые пики и утесы поблескивали снегом и льдом. На протяжении нескольких миль путники не увидели ни единой лачуги. Наконец они прибыли в деревню, где над крышами поднимался торфяной дым, а люди разом высыпали из домов поприветствовать посетителей и узнать новости.

Все очень походило на ту Шотландию, о которой Бригему рассказывала его бабушка, суровую, часто пустынную, но всегда фантастически гостеприимную. Прибывшие были в деревне около полудня, и пастух с семьей заставили всех принять угощение — суп, содержимым которого Бригем не поинтересовался, овсянку и кровяную колбасу. Он бы предпочел припасы, которые они захватили с собой, но ел предложенную пищу, понимая, что это самая щедрая трапеза, которую могли предложить в здешних пустынных холмах. Они запивали еду элем Иэна.

В доме было полдюжины детей, все едва одетые, но выглядевшие вполне счастливыми, и жена пастуха, которая сидела у огня за веретеном. В воздухе витали ароматы компоста, кучей лежащего у двери, и коров, которые находились в соседнем помещении.

Если семья считала свою судьбу печальной, она ничем этого не показывала. Пастух с удовольствием пил, выражая свою преданность королю Стюарту.

Бригем не мог сдержать усмешки при виде Паркинса, с трудом глотающего экзотический суп, одновременно снимающего пару грязных детских ручонок со своего безупречно чистого рукава.