Завороженные

Но так же как блестящий актер жаждет танцевать или петь, он жаждет научиться налагать заклятия.

Сдался с досадой после двух безуспешных часов. Приготовил изысканный ужин на одного, запустил на стерео ирландские баллады, откупорил бутылку вина за триста долларов с той же небрежностью, с какой другие вскрывают банку пива. Закрыл глаза, позволил себе закружиться в медленном водовороте с блаженно пустой головой. Натянул пижамные шелковые штаны, полюбовался кровавым закатом, ожидая, когда ночь расползется по небу.

Больше тянуть нельзя. Себастьян неохотно спустился вниз. Не включил свет, зажег свечи. В приманках не нуждается, просто соблюдает традицию.

Долго стоял у дивана. С тяжким вздохом рабочего, готовящегося поднять груз, взглянул на фотографию Дэвида Меррика.

Полностью сосредоточившись, не улыбнулся счастливой мордашке. В голове слагаются слова, древние, тайные. Все разведав, отложил снимок, взял в руки желтого мишку, гулко пробормотал в пустой комнате:

— Ну, Дэвид, дай посмотреть.

Прозрение не пришло, свет не вспыхнул, и Себастьян поплыл по течению. Цвет глаз изменился с дымчатого на аспидный и на цвет грозовой тучи, немигающий взгляд сфокусировался за пределами комнаты, стен, ночи.

Картины, образы формируются в сознании, тают, как воск. Пальцы легонько держат игрушку, тело окаменело. Дыхание ровное, медленное, как во сне.

Для начала необходимо преодолеть горе и страх, которые исходят от плюшевого мишки. Не ослабляя концентрации, отбросить образ плачущей матери, тискающей игрушку, и потрясенного отца, обнимающего ее.

Как ни сильны печаль, страх и ярость, любовь всегда сильнее.

Впрочем, даже она поблекла по мере погружения глубже, дальше.

Теперь он смотрит удивленными глазами ребенка.

Видит милое лицо Роуз, склонившейся над колыбелью. Улыбки, ласковые слова, любящие руки. Простое лицо молодого мужчины, осторожные и неловкие мозолистые пальцы. Любовь несколько отличается от материнской — столь же сильная, но окрашена благоговейным страхом… и мечтами об играх в прятки на заднем дворе. Себастьян улыбнулся.

Картины мелькают одна за другой. Суматошные вопли по ночам, бесформенные страхи, быстро разгоняемые сильными заботливыми руками. Ноющий голод, утоляемый теплым молоком из поспешно подставленной материнской груди. Бесконечная радость от красок и звуков, от теплого солнца.

Здоровое крепкое тельце растет в первый туманный год жизни.

Неожиданный жар, непонятная незнакомая боль. Острая пульсация в деснах. Утешительное баюканье, песня.

Другое лицо и другая любовь. Желтый мишка пляшет перед глазами в руках Мэри-Эллен, потом ее руки осторожно и нерешительно его подбрасывают, живот щекочут поцелуи.

Что исходит от нее, неясно, она сама не понимает. Сплошные эмоции и смущение.

Чего ты хочешь? Чего опасаешься не получить?

Она тоже растаяла, как рисунок мелом под проливным дождем.

Сон. Сладкий сон на солнышке, согревающем пухлый кулачок, и в тени, нежной, как поцелуй. Полный мир и покой.

Покой прервали, прорвалось сонное раздражение. Маленькие здоровые легкие наполнились воздухом, приготовились крикнуть, рука заткнула рот. Незнакомые руки, незнакомые запахи — раздражение сменилось испугом. Лицо только мелькнуло, и Себастьян постарался запечатлеть его в памяти для дальнейшего.

Тело крепко стиснуто, засунуто в машину. Там пахнет старыми остатками еды, пролитым кофе, мужским потом.

Он видел, чувствовал каждый образ. Полная картина не сложилась — ужас и плач ребенка довели его до полного изнеможения и погрузили в сон.

Но все-таки он видел. И понял, с чего начинать.

Моргана открыла магазин ровно в десять. Луна, огромная белая кошка, елозившая под ногами, уселась посреди торгового зала, принялась вылизывать хвост. Хорошо помня о летнем торговом буме, Моргана сразу прошла за прилавок проверить кассовый аппарат, легонько задела животом стеклянную витрину и фыркнула.

Вспомнила, как нынче утром муж, покрывая поцелуями растущую гору, отшатнулся, выпучил глаза, почуяв толчок.

— Господи помилуй, ножка! Практически пальчики можно пересчитать. — Он с ухмылкой накрыл живот ладонью.

Лишь бы их было по пять на каждой, подумала она, улыбнувшись в открывшуюся дверь с колокольчиком. Просияла от радости и открыла объятия:

— Себастьян! Вернулся!

— Пару дней назад. — Кузен взял ее за руки, звучно поцеловал, отошел на шаг, повел бровями. — Не слишком ли тебя разнесло?

— В самый раз. — Она похлопала себя по животу, выходя из-за прилавка.

Беременность не убавила сексуальности, даже добавила, если такое возможно. Кузина сияет, как говорят о невестах и будущих матерях. Черные вьющиеся волосы текут водопадом по бессовестно красному платью, открывающему великолепные ноги.

— Не стану спрашивать о самочувствии. Сам вижу.

— Тогда я спрошу. Слышала, ты помог почистить Чикаго. — Моргана улыбнулась, хоть во взгляде сквозила забота. — Тяжко было?

— Да. Но дело сделано. — Он больше ничего сказать не успел, даже не знал, хотел ли сказать что-нибудь: вошли трое покупателей, интересующихся кристаллами, травами, статуэтками. — Ты ведь не одна работаешь?

— Нет. Минди явится с минуты на минуту.

— Уже явилась, — доложила помощница, влетев в магазин в белом облегающем комбинезоне, и ослепила Себастьяна кокетливой улыбкой. — Привет, красавчик.

— Привет, ваше великолепие.

Хотя обычно Себастьян в присутствии покупателей либо уходит, либо ныряет в подсобку, сейчас он побрел по залу, беспокойно перебирая кристаллы, принюхиваясь к свечам. Моргана воспользовалась первой свободной минутой и подошла к нему:

— Ищешь что-нибудь магическое?

Он нахмурился, держа в руке гладкий шар из обсидиана:

— Не нуждаюсь в визуальных подсказках.

— Возникли проблемы с очередным заклятием, дорогой?

Себастьян положил шар, хоть вещица его заворожила. Не доставит ей удовольствия, черт побери.

— Заклятия предоставляю тебе.

— Правильно. — Зная кузена, как саму себя, Моргана протянула шар. — Держи. Подарок. Ничто лучше обсидиана не блокирует дурные вибрации.

Он прокатил шар по ладони.

— Полагаю, хозяйке магазина известно, кто есть кто в этом городе.

— Более или менее. А что?

— Что скажешь о сыскном агентстве Сазерленд?

— Сазерленд? — Моргана задумчиво повела бровью. — Что-то знакомое. Частный детектив?

— Видимо.

— Кажется… Минди! У твоего приятеля были какие-то дела с агентством Сазерленд?

Та едва оглянулась, занятая делом.

— У какого?

— У такого волосатого с умным видом. Страховкой занимается.

— А, Гэри… — Минди просияла улыбкой перед покупательницей. — Надеюсь, вам понравилось. Заходите еще. Гэри бывший приятель, — добавила она. — Жуткий собственник. Сазерленд много делает для страховой компании, где он работает. По его словам, она молодец, лучше не бывает.

—  Она? — Моргана с лукавой улыбкой покосилась на Себастьяна. — Ах.

— Никаких «ах». — Он щелкнул ее по носу. — Я кое-кому согласился помочь, а Сазерленд участвует в деле.

— Ммм. Хорошенькая?

— Нет, — абсолютно искренне ответил он.

— Некрасивая?

— Нет… Необычная.

— Тем лучше. Что за дело?

— Похищение. — Насмешливый взгляд угас. — Младенца украли.

— Ох… — Моргана автоматически прикрыла живот руками. — Какой ужас! А он… ребенок… ты смотрел?

— Жив-здоров.

— Слава богу! — С облегчением закрыв глаза, она внезапно вспомнила. — Не тот ли, которого месяца два назад унесли из манежа на заднем дворе возле дома?

— Тот самый.

Моргана схватила его за руки:

— Ты найдешь его. Скоро.

— Рассчитываю на это, — кивнул Себастьян.

Вышло так, что в тот самый момент Мэл составляла счет для предъявления страховой компании. Там ей выплачивают предварительный месячный гонорар, что позволяет не умереть с голоду, но недавно пришлось пойти на существенные дополнительные расходы. Вдобавок с левого плеча еще не сошел синяк, полученный от мужчины, предположительно страдающего искривлением позвоночника и смещением дисков, что ему не помешало нанести добрый удар, когда она снимала его за сменой автомобильной покрышки.