Ангел Габриеля

Так было всю ее жизнь. В детстве у нее не было выбора. Ей говорили жить здесь или жить там, и она подчинялась. У каждого дома были свои правила и ценности, и ей приходилось с этим считаться. Как одной из тех резиновых кукол, думала она теперь, которую можно согнуть и свернуть в какое угодно положение.

Слишком много от ребенка осталось в женщине, пока женщина носила под сердцем ребенка.

Единственным положительным поступком, который, как чувствовала Лора, она совершила в жизни, было то, что она защитила малыша. И она это сделала, напомнила себе Лора. Это было рискованно, но она не отступила. Не значит ли это, что за многолетней податливостью таилась сила, которую она всегда хотела иметь? Ей хотелось думать, что значит…

Если она любит Гейба, то из этого не следует, что она будет спокойно сидеть и ждать его решений. Пора отстаивать свою независимость!

Поднявшись, она вышла из пустой детской и пошла по коридору. С каждым шагом ее решимость уменьшалась, и ей приходилось вновь подстегивать себя. У двери в студию она снова заколебалась и потерла грудь в том месте, где затаилась боль неуверенности. Глубоко вздохнув, она открыла дверь и вошла.

Гейб стоял у длинной скамьи у окна с кистью в руке, работая над одной из незаконченных картин, привезенных из хижины. Лора ее помнила. На ней был изображен снежный пейзаж, пустынный, безлюдный и почему-то манящий. Белые, холодные голубые и серебристые тона создавали ощущение вызова.

Лора этому радовалась. Именно этого чувства ей сейчас и не хватало.

Гейб настолько был поглощен картиной, что не слышал, как она вошла. Он больше не делал размашистых, дерзких мазков, работая очень деликатно, добавляя детали такие мелкие, такие точные, что она почти слышала зимний ветер.

— Гейб? — Просто поразительно, сколько мужества от нее потребовалось, чтобы произнести это имя.

Он тотчас же остановился и обернулся, на лице у него было написано раздражение. Он не терпел, когда ему мешали. Впрочем, когда он жил один, ему и не приходилось это терпеть.

— В чем дело? — выдавил он из себя, не положив кисти и не отойдя от картины. Было очевидно, что он намеревался продолжить работу в тот же момент, как выставит ее за дверь.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— А подождать нельзя?

Она чуть не сказала «да», но быстро осеклась.

— Нет. — Она оставила дверь открытой на тот случай, если заплачет малыш, и прошла в середину комнаты. Внутри у нее все переворачивалось. Она подняла подбородок.

— Если даже и можно, то я не хочу ждать.

Он поднял бровь. Этого тона в ее голосе он не слышал в те недели, когда они были вместе.

— Хорошо, но только быстрее, ладно? Я хочу сегодня это закончить.

Она распалилась так быстро, что даже не успела удивиться.

Что ж, тогда я все выскажу одной фразой. Если я стала твоей женой, я хочу, чтобы ты обращался со мной как с женой!

Прошу прощения?

Она была слишком рассержена, чтобы заметить его ошеломление, и понять, что ее слова шокировали ее саму.

— Нет, не просишь! Ты никогда в жизни ни у кого не просил прощения! Тебе не приходится этого делать. Ты поступаешь так, как считаешь нужным. Если ты хочешь быть добрым, то добрейшего человека я в жизни не встречала. Но если ты хочешь быть высокомерным, то в этом качестве тебе нет равных!

Гейб с нарочитой осторожностью положил кисть.

Никак не пойму, Лора, в чем смысл твоих претензий ко мне?

Ты хочешь меня или нет?

Он, не отрываясь, смотрел на нее. Если она продолжит стоять, освещенная солнечным светом, с вызывающим взглядом потемневших от гнева глаз, раскрасневшаяся, он, возможно, не сдержится.

Это и есть смысл? — спокойно спросил он.

Ты говоришь, что хочешь меня, а потом отталкиваешь меня! Ты целуешь меня, а потом уходишь. — Она провела рукой по волосам. Ее пальцы коснулись банта, стягивающего их, она раздраженно потянула за него. Белокурые мягкие волосы рассыпались по плечам. — Я понимаю, что мы поженились в основном из-за Майкла, но мне хотелось бы знать свое место. Я здесь гостья, которую то удостаивают внимания, то игнорируют, или я твоя жена?

Ты моя жена. — Чувствуя, как сам распаляется, он отодвинул свой табурет. — И я вовсе не игнорирую тебя. Просто у меня полно работы.

Ты не работаешь двадцать четыре часа в сутки. Ночью…

Мужество начало ей изменять.

— Почему ты не хочешь заниматься со мной любовью? — выпалила она.

По счастью, он не уронил кисть, иначе она разломилась бы надвое.

— Ты желаешь, чтобы я это делал по твоему требованию, Лора?

Краска смущения залила ей лицо. Когда-то она сама отдавалась по требованию, и сейчас ей было даже стыдно думать, чего она требует от Гейба.

Нет. Я не думала, что ты так истолкуешь мои слова. Я только считала, что будет лучше, если ты узнаешь о моих чувствах. — Она сделала шаг назад и повернулась, чтобы уйти. — А теперь можешь продолжать работать.

Лора! — Он предпочитал, гораздо больше предпочитал ее гнев унижению, которое увидел. И причиной которого был он сам. — Погоди! — Он пошел вслед за ней.

Не извиняйся!

Все в порядке! — Гейб чувствовал, что она еще кипит. — Давай я все тебе честно объясню!

В этом нет необходимости! — Она снова направилась к двери, но он схватил ее за руку и резко развернул. В ее глазах он увидел мелькнувший страх и выругался…

Черт возьми, не бойся же ты меня! Никогда не смотри на меня со страхом! — Гейб бессознательно сжал пальцами ее руку. Когда Лора поморщилась, он выпустил ее и опустил руки по швам. — Я не могу переделать себя под тебя, Лора! Я буду кричать, когда мне надо кричать, буду бороться, когда мне надо бороться, но я сказал однажды и повторю еще: я никогда не причиняю боли женщинам!

Ее охватил страх, в горле появилась горькая желчь. Это было отвратительно. Лора подождала, когда страх отпустит, и заговорила:

Я и не думала, что причиняешь, но я тоже не могу переделать себя под тебя! Даже если бы могла, я не знаю, чего ты хочешь! Я знаю, что должна быть тебе благодарна.

К черту эту твою благодарность!

Я должна быть благодарна, — спокойно повторила Лора. — И я благодарна, но за прошедший год я кое-что в себе обнаружила. Я больше никогда никому не позволю вытирать об себя ноги! Даже тебе!

Ты считаешь, я именно этого и хочу?

— Я не могу знать, чего ты хочешь, Гейб, пока ты сам этого не узнаешь. — Лора говорила себе, что зашла слишком далеко, но должна довести дело до конца. — Ты с самого начала просил, чтобы я доверилась тебе. Но даже после всего, что мы пережили, тебе все равно не удалось заставить меня довериться тебе. Если мы когда-нибудь сумеем сделать этот брак действительным, тебе придется перестать смотреть на меня как на объект своей благотворительности и увидеть, наконец, во мне человека!

Ты понятия не имеешь, кем я тебя вижу.

Да, вероятно, не имею. — Ей удалось улыбнуться. — Может быть, когда я пойму это, нам обоим станет легче. — Она услышала, как заплакал ребенок, и посмотрела в коридор. — Похоже, он сегодня не успокоится!

— Сейчас я его принесу. Не может же он голодать! Погоди!

Если она честна с ним, подумал Гейб, тогда может и он быть с ней честным. Он положил руку на плечо Лоре, чтобы удержать ее.

Сейчас мы с легкостью разрешим это недоразумение. Я не занимался с тобой любовью не потому, что не хотел, а потому, что еще слишком рано.

Слишком рано?

Для тебя.

Она тряхнула головой. До нее дошел смысл его слов.

Гейб, Майклу уже больше четырех недель!

Я помню, сколько ему недель. Я присутствовал при его рождении. — Он поднял руку прежде, чем она успела заговорить. — Черт возьми, Лора, я видел, через какие страдания ты прошла, как тяжело дались тебе эти роды! Каковы бы ни были мои чувства, для меня просто невозможно потакать им, пока я не узнаю, что ты полностью восстановилась!

У меня ребенок, а не смертельная болезнь! — Она резко выдохнула, но обнаружила, что испытывает не раздражение и даже не удивление, а удовольствие, редкое и потрясающее удовольствие от проявленной заботы о ней. — Я хорошо себя чувствую. Я в порядке. Фактически, мне, может быть, никогда в жизни не было так хорошо.